Страница 30 из 42
Людям, живущим на холмах, не нравится, что человек оскверняет девственную природу. Они зло и неприветливо озирают скользящих на лыжах девушек, которые зачем–то вторгаются в их уединенный уголок. Они радуются, увидев в роще лисицу. Лисица природы не оскверняет. Не то что люди, чуждые природе. И вот эти горные тролли вылезают из–под соломенных крыш своих хижин, грозят пришельцам и громко вопрошают:
— Вы что, не видите надписи? Читать не умеете? «Частное в л а д е н и е!»
На следующий день в лесах между холмами опять царит мир. Городские девушки сидят в своих конторах. Никто не нарушает покоя троллей. Они остаются наедине с лисицами, со снегом и со всей природой.
37
Перед домом Йенса Йенсена останавливается автомобиль.
Мистер Герберт Джонсон взирает на него с беспокойством. В нем есть что–то казенное. От всего, что пахнет начальством, Джонсона бросает в дрожь. Хоть он и кандидат юридических наук, но страшится карающей десницы закона.
Радиоприемник Йенса Йенсена донес до него обрывки последних известий, которые отравили ему жизнь, внесли в нее тревогу и страх.
Из автомобиля вышло начальство. А несколько человек, облаченных в полицейскую форму, осталось в машине. Мистеру Джонсону показалось, что земля уходит у него из–под ног.
По зря у него так сильно застучало сердце. Пусть себе бьется спокойно. Охотятся не за ним. Пока что не за ним.
Охотятся за Андерсом с болота. Да и можно ли было ожидать, что от его письма к министру будет какой–нибудь толк? Результат был лишь тот, что у членов общинного совета лопнуло терпение. Ему ведь предлагали работу: «Пожалуйста, камня у нас хватит, дробите сколько хотите!» А ему, видите ли, непременно подавай пособие, ему хочется жить на иждивении общины. Этот молодчик из тех, которые стыда не знают.
Что касается дома Андерса, то надо сказать, что он уже стишком обветшал и непригоден для жилья. Нельзя же взять на себя ответственность за его троих детей и позволять им жить в доме, где протекает крыша. Да и проценты за дом он не вносит — вот уже три срока пропустил. Всему есть граница.
Несколько машин одна за другой едут по узкой дороге вниз к болоту, где живет Андерс. Первая машина — с полицейскими. За ними следует Йенс Йенсен, председатель общинного совета и члены комитета по социальному обеспечению. А Хагехольм, беспокойная душа, уже прослышал об этом деле и тоже катит вслед за другими к болоту. Он сидит в автомобиле, что–то выкрикивает и командует, как будто он–то и возглавляет всю экспедицию.
У дома Андерса играют дети. Перед ними стоит маленькая ветряная мельница, крылья которой гудят на ветру. Андерс весьма искусно мастерит такие игрушки для детей.
Детишки с любопытством глядят на машины. Да и сам Андерс с удивлением озирает этот караван. В руке у него нож, он как раз собирается что–то вырезать. Какую–то деталь для усовершенствования работы мельницы. Специальное приспособление для спуска и подъема мешков. Вроде блока — совсем как в настоящей мельнице.
— У него в руках нож, — закричал Йенс Йенсен. — Берегись!
— Берегись! — подхватывает староста. И один из полицейских обезоруживает опасного человека.
Дети испуганно озираются по сторонам. Из дома выходит жена Андерса. Да, мало радости быть начальством и следить за выполнением воли закона. Но все идет своим чередом. И чем скорее все это кончится, тем меньше причинит страданий.
И вот Андерса увозят в работный дом.
Он, конечно, не бог весть какой преступник. Ни для кого не опасен. Но он лодырь, отказался дробить щебень. Вообще упрямец он и немало неприятностей причинил Йенсу Йенсену и всей общине.
Что касается дальнейшей судьбы Андерса, это всецело зависит от его поведения. Если он будет хорошо себя вести, будет трудолюбив и послушен, то, быть может, ем»у удастся заслужить благоволение инспектора. Инспектор работного дома имеет право через определенное время ходатайствовать об освобождении Андерса.
Маленькая мельница гудит на ветру перед пустым домом. А Хагехольм завел мотор и укатил, чтобы рассказать эту новость каждому встречному.
— В руках у него был нож! И один бог ведает, что бы произошло, если бы я этого не увидел и не предупредил всех!
Заботу о жене Андерса и о детях возьмет на себя община. Комиссия по охране детей уже давно интересуется этими ребятами. А Йенс Йенеен входит в состав этой комиссии, и уж он все устроит. Двое старших будут отданы в хорошие семьи, к добрым христианам, которые, разумеется, хорошо воспитают их и научат уму–разуму.
А младший ребенок останется с матерью. Им община предоставит комнату. Йенс Йенеен собственноручно выписывает ордер своему приятелю–лавочнику: жена Андерса может забрать у него на десять крон продуктов. В конце концов они же не звери. Во всяком случае, закон охраняет каждого отдельного члена общества. Ну, а там посмотрим, будет ли эта женщина тоже бездельничать, или же покорно возьмется за ту работу, которую ей предоставят за «установленную в данной местности плату».
38
Многое приводит в страх и трепет одинокого человека, поселившегося у Йенса Йенсена.
Это не только машины с полицейскими. Это не только анкеты переписи населения и извещения об уплате налогов. И не только радиоприемник Йенса Йенсена. На него нагоняет страх и многое другое.
Например, пачка банкнот: она все тает и тает. Это лотерейный выигрыш, и не может же его хватить на веки вечные. А что потом? Правда, пачка еще довольно объемиста. Но что будет, скажем, через десять лет?
Теперь у него нет никакой уверенности в будущем. Теперь уже нет пенсии, сулившей успокоение от всех тревог. И само будущее перестало быть чем–то определенным и незыблемым.
Мучительное это состояние для человека, у которого дела всегда были в полном порядке и даже уплачены вперед взносы в кассу похоронного общества.
Ему хотелось испытать, что такое свобода. Но не так- то просто самому распоряжаться своей свободой. Тому, кто всегда тащился на буксире, трудно сразу пуститься в самостоятельное плавание по жизни.
Все вокруг стало зыбким. Всюду подстерегает опасность. Что с ним будет, если он заболеет? А что, если кто- нибудь взломает дверь и украдет его пачку денег? Если на него нападут? Или убьют?
По ночам он лежит без сна и прислушивается к шарканью шагов, доносящихся с улицы. Иногда кричат совы, мяукают кошки, словно плачут маленькие дети. Ночной мрак полон звуков и ужасов.
Ему казалось, что он любит природу. Но в природе не все так хорошо, как ему внушали в школе. Природа — это не только чудесное озеро Фуресэ, солнечные закаты и светлозеленые ветви буков.
Лисица прокрадывается в курятник Йенса Йенсена и лютует там с чудовищной жестокостью. Кошка играет с мышью, у которой она уже отгрызла одну лапку, и бедняжка может теперь бегать только по кругу. Осы- наездники вгрызаются в живую личинку. В болоте, в лесу, в поле — везде царят безграничная жестокость и смерть.
Природа — не та кроткая мать, которую воспевают в стихах, преподносимых датским школьникам. И жизнь в деревне не та, какой она казалась ему, когда он приезжал сюда на каникулы.
Тра–ля–ля, тра–ля–ля!
Сено погрузили и несемся вскачь. —
Так обычно пели в гимназии в конце учебного года.
Жизнь в деревне не имеет ничего общего с теми представлениями, какие сложились на этот счет у Джонсона в городе. «Бог создал поля и леса, а город создали люди», — говорилось в одном английском стихотворении, которое он заучил в школе. Воображению Джонсона рисовались «тенистые дубравы, принявшие под свою сень усталого путника».
Но деревня — это и домишки, в которых никогда не открываются окна. Это сырость, бедность, подагра, согбенная спина. Это резиновые сапоги, больные суставы и вздувшиеся вены. Это копченая селедка и шкварки семь раз в неделю, недостаток витаминов и язва желудка.