Страница 70 из 72
Память — субстанция причудливая. Одно прочно хоронит, другое, независимо от значимости, сохраняет на уровне почти зримом. Когда я думаю о Юрии Кузнецове, в сознании возникают разные эпизоды.
…Большая редакционная комната. Все редакторы в сборе, за своими столами. По радио идёт трансляция выступления «дорогого Леонида Ильича». Во рту у генсека «каша», треть слов не понять. Слушать такое тяжело и стыдно. Но все уткнулись в бумаги, ни у кого не хватает мужества встать и выключить радио, висящее на стене. Неожиданно в комнату быстро входит Кузнецов, брезгливо морщится и выдёргивает штепсель из розетки. Проходит в малую комнату-кабинет. Наступает тишина. Мы переглядываемся.
…Электричка спешит в Троице-Сергиев Посад. Я — в тамбуре, здесь прохладнее. Перед очередной остановкой «видение»: из вагона в тамбур выходит Кузнецов, держа за руки двух смуглых девочек. Поздоровались.
— В Лавру? — спросил он.
— Да… давно с женой собирались.
— Надо! — сказал он, словно печать поставил.
…В последний раз я видел Юрия Кузнецова в особняке на Комсомольском проспекте. Он стоял внушительный, как памятник себе, и жадно курил. Мы не виделись несколько лет, однако диалог наш вышел лапидарным:
— Как живёшь? — выдохнул он после затяжки.
— Терплю, — отозвался я.
— Мы все терпим, — подтвердил он.
Я хотел разговора о его последних публикациях, но его кто-то окликнул, Кузнецов кивнул мне и ушёл.
Когда я думаю о Юрии Кузнецове, я слышу его голос:
В августе 1976 года он подарил мне книгу своих стихов «Край света — за первым углом», надписав: «Михаилу Шаповалову на добрые воспоминания, на успех безнадёжного дела».
Прошли десятилетия, пожелания поэта сбылись.
г. Подольск,
Московская обл.
Михаил Анатольевич Шаповалов родился 1 января 1942 года в Таганроге. В 1967 году окончил Литинститут. Первую книгу стихов «Грусть о снеге» выпустил в 1966 году. Много лет занимается также историей русской литературы XIX–XX веков.
Приложение
Юрий Кузнецов. Письмо в Тихорецк
Уважаемый Евгений Михайлович!
Прежде всего благодарю земляков и Вас лично за юбилейные поздравления. Правда, благодарность моя запоздала, но лучше поздно, чем никогда. Я прочитал все присланные Вами газетные вырезки. Впечатление такое, что я свалился тихоречанам, как снег на голову. Поэтому авторы заметок цитировали моё предисловие к «Избранному» и выдержки из письма, посланного мною в «тихорецкую литературную общину». Тут авторы заметок не перевирают. Что до остального, то — сплошь неточности и причуды воображения. Так в номере «Тихорецких вестей» за 8.02.2001 года помещена групповая фотография, где запечатлён Ваш покорный слуга в окружении… «тихорецких любителей поэзии». Уточняю. Группа снята в 1977 году в краснодарском сквере, примыкающем к ул. Гоголя. Кроме меня, слева направо: Юрий Сердериди — человек неопределённой профессии, Иван Даньков — краснодарец рязанских кровей, пишущий плохие стихи, Валерий Горский — мой друг золотой — потемневшая тень Краснодара, и Евгений Чернов — тоже мой друг, в то время собкор «Комсомольской правды». Но Сердериди и Даньков — тут люди случайные.
Заметка Генриха Ужегова — плод его фантазии. Как в песенке брежневских времён: «Что-то с памятью моей стало: то, что не было со мной, помню». С Ужеговым на Кубани я никогда не общался. И видел я его всего, так сказать, полтора раза. Один раз это произошло, когда он приезжал в Москву, кажется, в 1995 году. А на остальную половину раза приходится необычное имя Генрих, прозвучавшее давным-давно. Это могло быть после августа 1964 года, когда я вернулся с Кубы, и дальше в неопределённом времени. Кажется, в Тихорецке мы с В. Горским шли по улице, и к нам подошёл случайный человек, перебросился с Горским двумя-тремя фразами и удалился. «— Кто такой?» — спросил я, а мог бы и не спросить. Горский помялся и неопределённо ответил: «— Да так, Генрихом звать, тоже стихи пишет».
Вот и всё о Генрихе, который, оказывается, меня знал по школе № 3. Что это за школа, не помню. Я сменил несколько школ, и тогда у школ были другие номера. А литгруппу при газете «Ленинский путь» я посетил два-три раза, не больше: мне там нечего было делать. Ходил ли туда В. Горский, не знаю. С ним я познакомился в 1958 году. Мы подружились.
В 1957 году с нами в одном доме по ул. Меньшикова, 98 (ныне там пустое место) жил некто Павлов, собкор газеты «Советская Кубань». Это он мне посоветовал писать на рабочую тему. С его лёгкой руки я послал своё стихотворение о трактористе в газету «Ленинский путь». Через две недели оно было напечатано. То-то было радости! А ведь стихотворение «дежурное», слабое. Вскоре в редакции «Ленинского пути» я познакомился с главным редактором. Это был Григорий Арсениевич Дзекун, добрый человек и большой патриот Тихорецка. Это он поведал мне анекдот о Марке Твене. И охотно продолжал печатать мои серые стихи, про которые мне стыдно вспоминать.
Моя мать была в ужасе, что я всё время пишу стихи, вместо того что делать уроки… А ксерокопия газеты с моим первым напечатанным стихотворением, которую мне любезно прислали, пригодилась для оформления пенсии, ибо трудовой стаж члена Союза писателей исчисляется со дня первой публикации. Видите, как всё прозаично.
Теперь о родне. Свою родню я знаю только по материнской линии, да и то неглубоко. Мой прадед Прохор лежит на кладбище в деревне Лубонос Шиловского района Рязанской области.
Мой дед Василий Прохорович Сонин родился в 1879 году в деревне Лубонос, тогда Касимовского уезда. Умер в 1958 году в станице Тацинской Ростовской области, где и похоронен.
Моя бабка Елена Алексеевна Сонина (в девичестве Громова) родилась в той же деревне, и была на три года старше деда. Умерла в 1952 году и похоронена на тихорецком кладбище. Это была набожная старушка. Благодаря ей сестра и я были крещены в тихорецкой церкви. После её смерти наш дед продал хату и переехал к сыну Ивану в станицу Тацинскую.
Мой дед по отцовской линии был скотопромышленником средней руки, имел несколько табунов. Умер в 1908 году. Из каких русских мест он приехал на Ставрополье, неизвестно. Вероятно, из степных российских губерний: воронежской или тамбовской. Кроме моего отца, у него было ещё три старших сына. Двое из них умерли незадолго до 1917 года, а третий умер глубоким стариком в селе Александровское в 80-х годах 20 века.
Мой отец Поликарп Ефимович Кузнецов родился в 1904 году на Ставрополье. Погиб 8 мая 1944 года в Крыму на Сапун-горе.
Моя мать Раиса Васильевна Кузнецова (в девичестве Сонина) родилась в Астрахани в 1912 году. Умерла в 1997 году в Новороссийске, похоронена на тихорецком кладбище.
Мой брат Владилен Поликарпович Кузнецов родился в 1930 году на польской границе, где отец служил пограничником. Несколько последних лет он прожил пенсионером в Тихорецке, где умер в 1996 году и похоронен на здешнем кладбище.
Моя сестра Авиета (по крещению Валентина) Поликарповна Внукова родилась в 1935 году в селе Попёнки на бессарабской границе, где служил отец. Живёт в Новороссийске.
У деда с бабкой было пятеро детей: Дарья, Раиса, Василий, Иван и Анна. Теперь в живых осталась одна Дарья, рождения 1908 года. Тянет свой век в Новосибирске.
В Тихорецке до сих пор живёт младшая двоюродная сестра матери. Мы с сестрой останавливались у неё два раза: когда хоронили брата, а потом мать.
Актёра М. Кузнецова, кроме как в кино, я в глаза не видал. Он просто однофамилец.
Моё отношение к Тихорецку самое тёплое и нежное.
Не знаю, удовлетворят ли мои ответы любопытных тихоречан, но должен заметить, что вопросы мне задали чисто внешние и не главные. Ведь главное — моё творчество. Но о нём ни звука. А ведь о моих стихах написано и наговорено больше, чем о всех современных поэтах вместе взятых… Эх, милые земляки, ох, родное захолустье! И зачем-то вы вспоминаете мои слабые детские поделки! Это всё равно что хвалить Гоголя за ранний бездарный опус «Ганц Кюхельгартен» или Некрасова — за первые подражательные «Мечты и звуки».
Пожалуй, всё.
С пожеланием здоровья!