Страница 2 из 3
Сам же Иван Фёдорович крайне неохотно выходил за эти самые рамки, и даже сейчас, хотя и был расстроен утренними событиями, всё же попытался вернуться в повседневность и слегка поскрёб бритвой сталагмит в том месте, где могла бы быть борода.
По дороге на работу Иван Фёдорович с немалым раздражением замечал на себе взгляды прохожих. Особенно его разозлили двое с большими ледниковыми валунами вместо голов, проводившие его настороженными взглядами. Иван Фёдорович со злостью подумал: «Уж вам-то чему удивляться?».
На работе по такому случаю собрали совещание. Каждый в меру своих способностей высказывал соображения, давал советы, успокаивал. Никто не упрекал и не осуждал Ивана Фёдоровича за его сталагмит, потому как совершенно не было причин делать это, хотя каждый и искал их, чтобы вместо напряжённого сочувствия испытать расслабляющее злорадство.
В этой связи совещание быстро закончилось примерно таким итогом: «Вырос и вырос, никто не виноват и ничего уже, видимо, не поделаешь, надо жить дальше».
И всё было бы именно так, если бы один усатый бухгалтер на обеде не подошёл к Ивану Фёдоровичу и немного насмешливо не сказал: «Вот все, кажется, не заметили, да и вы тоже, похоже. Но ваш сталагмит вовсе не сталагмит, а сталактит». Последние слова он произнёс, слегка наклонив голову и приподняв брови, как бы на что-то намекая, будто произнося: «Если вы понимаете, что я имею в виду».
Придя домой и постояв возле зеркала несколько минут, Иван Фёдорович, действительно, приметил, что камень скорее врос в плечи, нежели вырос из них.
Ночью Иван Фёдорович скончался. Перед смертью он всё бормотал: «Это ужасно. Просто невыносимо».
Потому как есть большие различия между тем, что выросло из твоей головы, и тем, что вросло в неё.
О О О О О
Рассказы 1
1.
Однажды я решил объяснить своему младшему брату, что такое маятник. Для наглядности я придумал использовать кота, без дела лежавшего на диване. Я схватил его за передние лапы и принялся раскачивать из стороны в сторону, изображая колебания маятника.
Мой брат не только не впечатлился экспериментом, но и остроумно заметил, что «никакой это вовсе не маятник, а самый настоящий мяутник».
О О О О О
2.
У моего дедушки в деревне был старенький телевизор, который принимал телесигнал через антенну, установленную на крыше. Знаете, такую антенну, как рисуют в мультфильмах, в форме заглавной буквы Т.
Однажды эту антенну сдуло ветром, из-за чего телевизор стал рябить, шипеть и вообще плохо показывать. Остроумный дедушка за это сразу же прозвал его Елевизор.
О О О О О
Сурок
«Приподнимайте брови каждый раз, когда стоите перед зеркалом! Это очень важно!» Вот и вся терапия. Доктор Ёж выглядел очень убедительно как на экране телевизора, так и здесь, у себя в кабинете. Сурок недоверчиво взглянул на Ежа. «И это всё?» – спросил он. «Всё!» – заверил доктор Ёж. Но сомнения не развеялись.
Сурок всё же побежал домой как можно быстрее и с замиранием сердца встал перед зеркалом. Приподнял сначала правую, а затем и левую бровь, как велел доктор Ёж. Опустил и снова поднял правую. Пошевелил обеими по очереди. Кажется, что-то изменилось только для бровей. Окажись Сурок неожиданно способен контактировать с ними, он увидел бы, как они проснулись из-за такой встряски и теперь пытаются понять, на чьём же лбу они очутились.
Сурок оставил это занятие, сел и включил телевизор. «Как часто вам кажется, что ваша шёрстка потускнела, а нос сбился на бок? Хвост вот-вот облысеет, а лапки того и гляди убегут от вас? Меня зовут Доктор Ёж, и я помогу вам обрести самооценку, которой позавидует самый закоренелый жуколень» (прим. автора: среди людей самовлюбленного человека называют именем цветка, а среди животных – насекомого, но так как каждый раз говорить жук-олень при таком фразеологическом употреблении неудобно, эпитет сокращается до жуколень). Реклама завершалась проницательным взглядом глаз-бусинок доктора в камеру и словами: «Приподнимите брови. Измените свою жизнь!».
Сурок рассердился окончательно и яростно вскочил с дивана. Если всё так просто, то почему же ничего не меняется? Сурок пятнадцать минут простоял перед зеркалом, пробуя различные вариации поднимания бровей. Но внешний вид не менялся, а брови проснулись окончательно.
На следующий день, не добившись никаких результатов и с утра, Сурок возмущённо пошагал в приёмную доктора Ежа. Тот его принял и очень внимательно выслушал.
– Но позвольте, Сурок… Могу я называть вас Сурок? Как вы можете не доверять мне, дипломированному… – тут Ёж возмущённо поправил очки, видимо, чтобы подтвердить статус дипломированного. – …врачу? Я, между прочим, опробовал эту методику на всей своей семье.
Доктор Ёж так яростно протестовал, что Сурку стало даже немного стыдно. Он подумал, что если Ёж и вправду опробовал эту методику на всех своих пациентах, ему стоит попробовать ещё. Сурок извинился, вышел из кабинета и, аккуратно сняв бахилки, направился домой.
Чем ближе Сурок подходил к своему дому, тем больше он верил, что именно сегодня, именно в этот раз у него всё получится. И словно в подтверждение этого предчувствия лапки несли его домой всё быстрее и быстрее. Сначала Сурок просто шёл очень быстро, но затем перешёл на бег. Когда он добрался до дома, его глаза слезились, а дыхание совсем сбилось, но он тут же побежал к зеркалу, поднял брови как следует и УВИДЕЛ.
Шёрстка блестела как никогда, нос впервые был прямым. Сурок повернулся спиной к зеркалу и увидел, что хвост распушился и радостно вилял. Лапки уже несли Сурка не от самого себя, а к себе, к зеркалу.
Тут Сурка осенило. Приподними брови! Чтобы достичь самолюбия жуколеня, стоило лишь хорошенько приподнять брови, твои глаза откроются, и ты увидишь жуколеня в себе. Сурок смеялся и смотрел на себя в зеркало ещё сорок три минуты, а затем позвонил Доктору Ежу и поблагодарил его.
О О О О О
Виктор Четырежды Пятый
Дорога всё не заканчивалась, а может быть, она закончилась уже пару километров назад. И трава на обочине всё не зеленела. «Возможно, это просто очень длинная дорога…», – подумал он и решил продолжать путь. Ему казалось, что идёт он невообразимо долго, но фургон, от которого он начал свой путь, не желал скрываться из виду и маячил на горизонте. Несколько раз в страхе, что фургон догоняет его, он бежал что есть мочи, но неизменно оставался на таком же расстоянии, не приближаясь и не удаляясь от него.
«Если постараться, можно дойти до дома…». Эта мысль промелькнула в его голове и тут же исчезла. Его дом был так далеко, что он не чувствовал связи. «Кто же? Это должны быть газеты…». Он помнил только запах газет и, пожалуй, деревянную столешницу, на которой часто дремал днём. Но не исключено, что воспоминания, основанные исключительно на ассоциациях и запахах, были плодом воображения.
«Нет, ну позвольте… Какому остолопу могло прийти в голову принять потомственного, благородного…». Мысли его прервал неожиданный звук. Он был тихим, почти неуловимым, но, несомненно, исходил от фургона. «Выхлопная труба…». Но звук был таким тихим, что точно сказать было нельзя. Похоже, всё-таки фургон уже был достаточно далеко.
От скуки он стал считать пойманных на прошлой неделе жуков. Соседские постоянно посмеивались над подобным увлечением, ведь в пищу жуки абсолютно не годились, но всё же их восхищала ловкость, с которой он опускал на жука лапу и крайне осторожно относил к остальным – в коллекцию. Когда он дошёл до тридцать пятого жука, его кто-то окрикнул.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».