Страница 45 из 61
Всяк человек, с законами согласно,
Лишен от роду вольностей и прав,
И верить в волю было бы напрасно,
Природные законы не поправ.
Не правишь ты своей судьбою,
А обстоятельства блюдут ее,
Никак не можешь справиться с собою,
Поскольку воля – явно не твое!
Ты как корабль, жалкий и убогий,
Несешься в диком шторме суеты,
Детерминизм тобою правит строгий,
Пред ним склоняешь голову и ты.
Детерминизма суд не очень честный,
Лапласа демон правит им в аду,
И приговор выносит он нелестный,
Как я родился, так и пропаду.
Так начинался новый виток жизни нашего героя и всего человечества, по крайней мере, в той стране, где жил наш герой.
Глава 9.
Мелкобуржуазная партия республики Миргород.
Несмотря на очевидные промахи и неудачи, Копатычу удалось таки вступить туда, где открыты все дороги идиотам и демагогам – в мелкобуржуазную партию республики Миргород, что собиралась в одном трактире, который по беспечности властей и сердобольности богов гордо именовал себя рестораном. Там, для питья пива и обсуждения своих мещанских проблем, коих добавил приход хунты к власти, собирались всевозможные мелкие буржуа – лавочники, клерки, мелкие чиновники, правил же всем этим сборищем адвокатишка, что не сумел закончить юридическое училище краткого курса. Наш герой, что совершенно неудивительно, был самым образованным человеком в партии, ибо он был ясновидец, заряжал воду и пиво, колдовал, вызывал духов, пел псалмы, а еще он знал квантовую физику, что быстро привело его к вершинам власти в партии. Вот одна из его речей, в коей он обличает хунту, бросаясь на нее с могучим оружием критики: «Ранее каждый из нас имел изобилие, ибо в стране были социальные гарантии, но, известно, что народы нашей республики устраивают войны цивилизованные, что есть гражданские, без всякого повода и подобное дело у нас не редкость. Так и в тот раз; рассорились олигархи Марк Порций Левит, что был из раввинской фамилии, притом с примесью негуса Абиссинии и китайских купцов, и Альберт Гай Антоник, что был из рода романского и ярый был сторонник свободной любви и вольной жизни. Они рассорились, а в республиках наших отношение к пожарной безопасности дурное и негодное; на улицах стоят бочки с бензином кругом, в домах тротил с напалмом хранятся, проводка электрическая ужасна, дома деревянны, освещение на улицах газовое, а трубы их ржавые, посему при столкновении двух частных армий этих достопочтенных главных буржуа, город сгорел дотла. Но главная ли была то беда, если сразу после этого на государство устремились дикие орды кочевников из степи, что захватили тысячи рабов и уничтожили около полусотни местечек и прочих селений иных народностей, что, тем не менее, не было самым страшным, если бы не падеж скота в горных районах, что, совместно с засухой и набегами на юге и полчищами саранчи в центре страны, привел все государство на край гибели, вызвав восстание нечистой силы и рабов во многих местах. Тогда на наши славные территории вторглись иностранные войска, что заняли даже столицу, но через год восстание горожан их изгнало из города, а позже и из страны, что и привело к борьбе за власть в стране, а позже и победе хунты. Проклятая либеральная хунта, что поклоняется Хайеку, что, как говорят ныне все Чаплины, Карлины и Петросяны, обхаял нашу страну, да пусть будет свергнута диктатура тупого, будто чурбан, юриста Овального батона, что обещал искоренить коррупцию, хотя до войны и воровал лес с лесопилки и спирт с завода, за что и был выдран публично, ибо он с хунтой лишь усилил все худшее в нашей стране, затоптав все лучшее. Долой диктатуру!». Копатыч нападал с критикой не только на батона, но и на всю хунту, притом особенно доставалось жирному, будто жирный свин, Просвиненфюреру, что был министром пропаганды, только похожим не на Геббельса, а на Геринга, ибо на нем также неплохо смотрелись все его ордена, что покрыли и спину, и грудь, и брюхо, и штаны, а также шляпу и ботинки. Был еще такой принц Лимон, противный старый урод, что возглавлял «Золотую гвардию» - сборище головорезов хунты, набранное из крестьян-кулаков, что воевало «За Бога и короля» во время войны, а теперь превратилось в карательную полицию, хватающую всех подряд и вешающую их на столбах в центре города средь бела дня. В стране было три разрешенные партии, что давало немыслимую демократию, а остальные же партии, видимо, за ненадобностью, были запрещены под страхом смерти; первая партия называлась «Против прогресса» - ею управлял сам Овальный; вторая именовалась «Только погром» - ей командовал Просвиненфюрер; третья же партия называлась «Nuts Balls» - и ей управлял принц Лимон. Копатыч управлял мелкобуржуазной партией давно, но он, хотя и придя к выводу о революционной роли мещанства в жизни общества и его априорной прогрессивности, решил, что нужно что-то посерьезнее, чем сборище пьяных ноющих клерков в трактире, что и привело его к основанию «Союза Фашиствующих Безбожников».
Глава 10.
Триумвират и союз.
В один из тех теплых летних дней, в кои Солнце светит не столь жарко, дабы устраивать импровизированную плавильную печь из каменного дома, но не столь слабо, дабы давать лишь свет, что по теплу равен северному сиянию, Копатыч сидел с раннего утра в трактире и писал статью для журнала «Миргородский вестник оппозиции», что был запрещен и потому издавался за границей – в Козлодрынске. Было примерно двенадцать часов утра, свет солнца падал на стол, где лежала тетрадь, ручка и стояла чашка кофе с опиумом, а за соседним столиком началось сначала непонятное, но затем все более отчетливое шевеление.
- Вот ты представляешь, что я учился в институте шесть лет, потом работал два года на заводе, создал таки эту ракету, что получила название Фау-2, ибо номер один был уже занят другой ракетой, а этот недостойный присвоил мое творение! Будь проклят всеми богами и бесами, а потом съеден свиньями этот Маскит! – болтал какой-то еж.
- Ваши проблемы, коллега, не идут ни в какое сравнение с моими; ныне стало совсем тягостно совмещать семью, работу журналиста и содержание притона, словом, работаю от зари до зари, даже в ресторан зашел за подержанной бочкой, что мне обещали продать тут, а все это я делаю без документов... – отвечал ему баран шепотом.