Страница 4 из 58
Единственным местом, по которому безопасно было идти через лес, по крайней мере, обыкновенному человеку, оказалась Дорога, что тянулась по тонкой линии скалы, пусть и сгладившейся со временем. Дорога не менялась, не сдвигалась, и вулканов под нею не было. Вот только, жаль, управляли ею головорезы-хулиганы из Протектората, поэтому Ксан никогда не пользовалась ею. Терпеть не могла головорезов! И хулиганов. Слишком уж много обвинений сыпалось с их уст. По крайней мере, в прошлый раз, когда она решила проверить… С той поры столько лет прошло – столько веков! И она проделала свой путь, пользуясь магией и странным новшеством в виде здравого смысла.
По лесу ходить было нелегко, но это оказалось необходимым. Прямо возле Протектората её ждало дитя, дитя, чья жизнь зависела от её прихода, и дойти следовало вовремя.
Сколько ни помнила себя Ксан, каждый год в одно и то же время мать из Протектората обрекала своё дитя на смерть в лесу. Ксан не знала причины и не судила людей, но в тот же миг не собиралась позволить погибнуть несчастному младенцу. Именно по этой причине каждый год она отправлялась к тому кругу из сикоморов и забирала оттуда юное дарование Протектората, брала дитя на руки и несла на другую сторону леса, в один из Свободных городов, к которым и вела дорога. То были счастливые места, да и детей там очень любили.
Кривая тропа вела к стенам Протектората. Быстрые шаги Ксан стали более осторожными. Протекторат – то ещё местечко. Отвратительный воздух, гадкая вода, бесконечная скорбь, скользившая облаком над крышами домов. Она чувствовала, как это гадкое чувство отлагалось в её собственных костях отравой.
- Просто забери ребёнка и уходи, - повторила про себя Ксан эту ритуальную, ежегодную фразу.
Со временем она стала готовиться – то брала с собой одеяльце, сотканное из самой мягкой овечьей шерсти, для того, чтобы укутать младенца, согреть его, то прихватывала немного простыней, чтобы сменить мокрые пелёнки, хватала пару бутылочек коровьего молока, дабы накормить… Или козье. Когда оно заканчивалось – ведь поход был длинным, а молоко – слишком тяжёлым, - Ксан делала то, что могла сделать каждая разумная ведьма: однажды, когда стемнело достаточно, подняла руку и собрала свет звёзд, и с той поры каждый раз собирала шелковые нити паутинок сияния и кормила дитя. Каждая ведьма знала, что свет звёзд – это лучшая пища для крохотного младенца. В этом свете прячутся ловкость, талант, да та же магия, но дети ищут в ней просто пищу. Они полнеют, насыщаются, глазки их блестят.
Прошло не так уж и много времени, прежде чем Свободные Города принялись считать ежегодное прибытие Ведьмы чем-то вроде праздника. Детишек, что она привезла с собой, издалека было видно, и их кожа, их глаза изнутри светились звёздным светом, и их принимали за благословения. Ксан выбирала правильную семью каждому ребёнку, подбирая их характеры, даже чувство юмора, чтобы они оказались хорошим подспорьем для маленькой жизни, о которой она заботилась столь долго. И Звёздные дети – так их звали, - превращались из счастливых младенцев в добрых подростков, потом в любезных взрослых. Они были совершенными, щедрыми и богатыми, и умирали от старости в богатстве и достатке.
Когда Ксан прибыла в рощу, ребёнка ещё не было - слишком рано, да и она устала. Она подошла к одному из огромных деревьев и прислонилась к нему, судорожно вдыхая запах коры своим старым носом.
- Немножко сна – и мне станет намного лучше… - промолвила она. Да, чистая правда. Путешествие, что она совершила, было долгим и изнурительным, а то, что как раз она собиралась начать, оказалось ещё более долгим. И ещё более изнурительным. Так что следовало присесть и немножечко отдохнуть. Она часто так делала, надеясь обрести покой вдали от дома – и уже по привычке Ксан превратилась в огромное дерево, покрытое лишайниками, с широкими лапатыми листьями и крепкой корой, что напоминала кору платанов, что стояли на страже этой крохотной рощицы. И, только-только став деревом, она так и уснула.
Не услышала процессию.
Не услышала протестов Энтена, не услышала скорбного и смущённого молчания старейшин Совета, грубых криков и лжи Великого Старейшины Герланда.
Пока она спала, не могла слышать даже маленького ребёнка. Даже его хныканье. Даже его плач.
Но когда ребёнок завопил уже на полную силу, Ксан наконец-то очнулась и выбралась из пелены сна.
- О, пресветлые звёзды! – воскликнула она это своим резким, колючим, лиственным голосом, потому что всё ещё не превратилась обратно. – Я и не видела, как ты тут оказался!
Младенец, кажется, не особо впечатлился. Он всё ещё кричал и продолжал плакать. Лицо покраснело и казалось ну уж точно яростным, а крошечные ручонки сжались в кулачки, и родинка на лбу опасно потемнела.
- Одну минуточку, дорогая. Тётушка Ксан придёт так быстро, как только сможет!
Разумеется, она не солгала ребёнку. Трансформация – дело хитрое, даже для такой опытной ведьмы, как Ксан. Ветви её принялись втягиваться в ствол дерева, в позвоночник, понемногу растворялись складки на коре, превращаясь в глубокие морщины.
Ксан потянулась за своим посохом, повела плечами, пытаясь избавиться от усталости в теле – сначала повернула голову вправо, потом влево. Она посмотрела на ребёнка, что немного утихомирился и теперь любовался на ведьму точно так же, как она любовалась на него – так спокойно, внимательно и тревожно. Тот самый пристальный взгляд, что пробивался в самую душу и, кажется, играл самой арфой в сознании человека. Это едва не испугало Ведьму.
- Бутылка, - Ксан попыталась не обращать внимания на треск своих костей. – Тебе срочно нужна бутылочка… - она принялась шарить по карманам в поисках бутылочки с козьим молоком, что утешило бы голод младенца.
Громко топнула нога – и Ксан обратила маленький грибок в замечательный стул как раз ей по размеру. Она прижала ребёнка к своему животу и стала ждать. Полумесяц на лбу стал бордовым, а тёмные кудри отлично оттеняли девичьи глаза. Лицо сияло, будто драгоценный камень, и она так была довольна молоком, что тут же успокоилась, а пристальный взгляд теперь скользил по корням деревьев. Ксан только коротко хмыкнула.
- Чудненько. На меня так смотреть не стоит. Вернуть тебя туда, где ты была прежде, я не могу. Всё закончилось, так что позабудь об этом. Ну-ну, - дитя начало хныкать. – Не плачь! Тебе понравится то место, куда мы придём, как только я решу, в какой город тебя отвести. Они все прекрасны, и ты полюбишь свою новую семью. Уж я-то об этом позабочусь.
Вот только эти простые слова заставили сердце Ксан заныть, и её одолела печаль. Ребёнок оторвался от бутылочки, взирая на неё, но ведьма просто пожала плечами.
- О, не спрашивай меня, - вздохнула она, - ведь я понятия не имею, почему тебя оставили в лесу. Я и половины человеческих действий не понимаю, а на вторую могу только смирно покачать головой. Но оставлять тебя здесь, конечно же, я совершенно не собираюсь. О, драгоценное дитя, нас впереди ждут очень важные дела!
"драгоценное" почему-то оцарапало горло Ксан. Она не понимала причин – только шумно выдохнула воздух и мягко улыбнулась девочке. Потом склонилась чуть ниже и прижалась губами ко лбу ребёнка. Она всегда целовала младенцев – по крайней мере, была в этом уверена. Дитя пахло хлебом и материнским молоком, и Ксан на мгновение прикрыла глаза, наслаждаясь запахом.
- Ну-ка, - протянула она, заставляя голос звучать ещё мягче, - давай-ка посмотрим на мир!
Устроив поудобнее ребёнка в одеяле, Ксан направилась в лес, насвистывая незатейливую мелодию.
И она отправилась бы прямо в Свободные города. Конечно же, она туда направлялась.
Но по пути оказался водопад, заинтересовавший ребёнка. И скалистая почва с особенно прекрасной водой. И ей вдруг показалось, что она сама хочет поведать всё этому ребёнку, спеть ему песню… И пока она пела, то шагала всё медленнее и медленнее. Ксан винила в этом свою старость, то, что спина сильно болела, что ребёнок был слишком неспокоен, но и сама знала, что всё это было настоящей ложью.