Импоцилы

Виктор Петрович однажды случайно подслушал разговор-клятву разгоряченных подростков и подумал: «Какие все-таки хорошие эти мальчишки – Ваня и Юра… Жаль, что не мои сыновья, или хотя бы внуки. Но все равно – это мои мальчишки, мои звездочки. И пусть из сотен, тысяч ребят, с которыми я общался на уроках физики и астрономии, работая тридцать лет в школах, а теперь вот в Доме творчества, я открою хотя бы одного своего «Эйнштейна» или «Эдисона» – я буду знать, что моя звезда горела не зря… Ах! Маша! Машенька! – продолжал вспоминать старый учитель. – Мы так и не смогли завести своих деток. Сначала тебе было некогда («Какие ребята? А как же работа?» – возмущалась она, будучи учителем украинского языка и литературы в той же школе, что и Виктор Петрович), а потом уже было поздно».

Иногда по ночам он наводил свой телескоп на созвездие Девы, находил пульсирующую звезду (в обиходе он называл ее «Маша») и беседовал с ней обо всем, но больше всего о своих мальчишках – Ване и Юре. Чаще он хвалил их и рассказывал ей об их успехах, но иногда и ругал их за то, что они не выполняли нормативы по физкультуре: Ваня не сумел подняться по канату, а Юра неудачно метнул мяч, да так, что последний попал учителю физкультуры в голову.

Надо сказать, что старый разбитый ревматизмом учитель физкультуры, Олег Карлович, любил и уважал детей. Но всему свое время: у него и без этого нелепого удара мячом по темечку уже давно и крепко «болела» голова. Не зря же народная пословица гласит: «старость не радость, а молодость – гадость (если прожить ее неверно)».

В молодости Олег Карлович много курил, бабничал и страдал бытовым пьянством. Для тех, кто не знает, что такое бытовое пьянство, расскажем: это когда на работе от человека пахнет одеколоном и он одет в приличный костюм с галстуком, а дома на нем рваные спортивные шаровары с вытянутыми коленками и грязная майка; с бутылкой в руках, с матом на устах. Другими словами, бытовуха – это пародия на светскую жизнь.

Но педагогических кадров в школе катастрофически не хватало, поэтому директору школы приходилось мириться с «закидонами» старых кадров. Тем более, что директор школы сам страдал бытовухой, и его светская жизнь сама была сплошной порнухой. А именно: сын связался с наркоманами и умер от передозировки, дочь «подружилась» то ли с азербайджанцами, то ли с турками, которые очень любили и уважали «бэлых дэвушек», а жена в открытую крутила шуры-муры с кумом. А что ей оставалось делать, если ее «бытовик» все свободное время проводил с пляшкой. Жена, заприметив в такой дружелюбной парочке – муж и бутылка – измену (ведь не зря же «пляшка» от природы была женского рода) и подмену ценностей (себя она ценила выше бутылки водки), стала изменять сама. Другими словами, все были при деле…

– Ты куда швыряешь, идиот? – закричал, брызгая слюной, то ли обиженный, то ли контуженный от удара мяча, Олег Карлович. – Норматив не засчитываю, а за урок ставлю два балла.

– Олег Карлович! Я нечаянно; мяч сорвался с руки, – оправдывался Юра. – Можно я еще раз попробую бросить?

– Дома, Юра! Дома! Потренируйся бросать мяч в открытую форточку. А если не получится, то родители, я думаю, найдут с тобой тему для разговора, подсчитывая стоимость разбитого стекла. Кстати, я давно не видел твоих родителей, – оживился ревматик и широко улыбнулся, чувствуя, что начинает «доставать» школяра. – Пусть завтра зайдут в школу: надо с ними потолковать! Мне кажется, что ты совсем уже обнаглел и отбился от рук.

– Сам ты обнаглел, – буркнул про себя Юра и отошел в сторону. – Трухляк старый.

– Побурчи мне еще, мамочкин щенок, – отозвался Олег Карлович. – Следующим подходит к барьеру для выполнения упражнения Иван Изназаретов.

«Господи! – подумал Иван. – Неужели это тот Дом творчества, где мы проводили любимые занятия по астрономии с любимым учителем Виктором Петровичем?..»

Воспоминания завели его так далеко, что он не обратил своего внимания на то, что весь первый этаж Дома творчества был преобразован в салон красоты. Где уже не сеяли «прекрасное, вечное, мудрое…», а делали красивыми и прекрасными руки, ноги, тело, прически. А лицам придавали аскетично-философский взгляд, используя пластическую хирургию. Женские губы и груди наполняли эластичным силиконом, утверждая блеск вечной молодости. Ваня незаметно для себя поднялся на второй этаж Дома творчества, чтобы зайти сначала к его директору. Иван отворил современную стеклянную дверь коридора и остолбенел: весь коридор блестел в разноцветных огнях. Там, где раньше были классы, поместились бутики с разнообразным товаром. Классы были перестроены таким образом, что та стена, в которой прежде была входная дверь (эта стена была не капитальной, выражаясь строительной терминологией), заменялась на стеклянную с пластиковой стеклянной дверью.

Сначала Иван несколько смутился и вышел обратно из коридора на лестничный марш. Он закрыл коридорную дверь, поднял голову и прочитал – «Пассаж».

«Ах, вот в чем дело!» – сообразил Иван.

– Второй этаж – теперь пассаж, вот почему другой пейзаж, – негромко проговорил Ваня. – Ладно! Пойду сразу же к Виктору Петровичу на третий этаж – в его обсерваторию.

Поднявшись на третий этаж, Иван был готов ко всяким подвохам, поэтому был предельно внимателен и собран. Коридор и кабинет третьего этажа также были отданы в аренду под различные бутики, только здесь в основном была размещена бытовая техника: компьютеры, телевизоры, холодильники, кондиционеры, другая бытовая техника. Подойдя к двери бывшей обсерватории, Иван обнаружил вывеску: секс-шоп «Амур». Иван, все еще не веря своим глазам, приоткрыл дверь «Амура».

– Слюшай дарагой! Захады, гостэм будэш! Чай, кофэ? Или сразу каталег пасмотрым? – Затараторил с кавказским акцентом старый седой грузин. При виде Ивана он вскочил со своего места, широко расставил руки и пошел к нему навстречу.

– А где Виктор Петрович? Он вообще здесь есть? – спросил Иван.

– Какой Пэтровыч? Зачэм он нам нужен? – Зашумел грузин. – Ты пасматры какых дэвушэк мы получили на этой неделе, – подмигнул старик. – Нэ дэвушкы, а пэрсык, – и он схватил одну из первых надувных кукол (уже бывших в боевой сексуально-эротической готовности, то есть накаченных воздухом) и поднес к Ивану. – Ты пасматры какой красывый ротык, а какие ножки, нет, ну ты толко пасматры, пасматры! А какой у дэвушкы удобный пулт управления, пасматры! – Грузин нажал на одну из кнопок и рот куклы стал пульсировать. При этом в такт пульсациям издавались звуки. – Громкость чмоканья и рытм пулсаций, братышка, рэгулыруются вот здэс, – грузин повернул куклу на живот и стал увлеченно рассказывать о пульте управления. – Сама кукла магкая и в то же врэмя упругая, как натуральная. Пасматры, потрогай, не бойся, я разрэшаю.

Грузин нажал какую-то кнопку на спине куклы, она громко вздохнула и стала тихо стонать в такт сокращениям вагины.

– А какая мэлодия? – Старик прижал куклу к груди и закрыл глаза. – Красота-то какая! Красота!..

Иван начал понимать, что бывший Дом творчества постепенно превратился в дурдом. Воспользовавшись моментом, что продавец закрыл свои глаза и рот, он стал пятиться назад к двери секс-шопа.

Однако старик, открыв глаза и заметив телодвижения Ивана, закричал:

– Маладой чэловэк, куда же Вы? Я забыл рассказать Вам о смазке «Ого», у нее такие запахи и свойства, что мертвого поднимут…

Но Иван, вырвавшись из гипнотических глаз и голоса «озабоченного» старика, уже сбегал вниз по лестнице бывшего Дома творчества.

– Пэтровыча эму падавай! – кричал вслед Ивану грузин-продавец. – Извращэнцы, гамасэкы несчастные… На дэвушэк вообщэ ужэ ныкакого вныманыя не обращают… прыходытся самому их удовлэтворат…

Он закрыл магазин изнутри на ключ, поменял на двери вывеску «Открыто» на «Перерыв», взял куклу под мышку, сунул в карман ароматную смазку «Ого» и пошел в служебное помещение…

– Пэдэрасты нэсчастные, – бубнил себе под нос старик. Через некоторое время из подсобного помещения магазина стали доноситься охающие и ахающие звуки куклы. Старичок-боровичок не скучал – он развлекался в обществе «прэкрасных дэвушэк».