В тихом омуте

Не привлекать к себе внимания казалось хорошей идеей в любом случае. За опрометчивую связь с коллегой меня поспешно перевели из Лондона на север меньше трех недель назад. Честно говоря, мне хотелось заниматься исключительно ведением порученных дел и поскорее забыть все лондонские неприятности. Я не сомневалась, что сначала мне придется выполнять скучную рутинную работу, но меня решили подключить к расследованию подозрительной смерти. Смерти женщины, чье тело обнаружил в воде мужчина, гулявший с собакой. Погибшая была полностью одета, так что точно не купалась.

«Почти наверняка это окажется самоубийством. Она найдена в Смертельной заводи Бекфорда», – заявил старший инспектор.

Об этом я и спросила инспектора Таунсенда в самом начале:

– Вы считаете, что она прыгнула с обрыва сама?

Он смерил меня оценивающим взглядом и показал на вершину утеса.

– Поднимитесь, – сказал он, – найдите эксперта и узнайте, что им удалось обнаружить. Следы борьбы, кровь, оружие. Хорошо бы найти телефон, потому что при ней его не было.

– Сделаю.

Перед уходом я еще раз бросила взгляд на женщину и подумала, как печально она выглядела – такой будничной и невзрачной.

– Ее зовут Даниэла Эбботт, – пояснил Таунсенд, чуть повысив голос. – Местная жительница. Она писатель и фотограф, причем довольно успешный. У нее есть дочь пятнадцати лет. Вот ответ на ваш вопрос: нет, я не думаю, что она совершила самоубийство.

Мы направились на обрыв вместе. Путь туда лежал через небольшой пляж возле заводи, а потом тропинка уходила вправо в небольшую рощицу, после чего круто забирала вверх на вершину хребта. На отдельных участках поблескивала невысохшая грязь, и было видно, как на ней все скользили, стирая оставленные прежде следы. На обрыве у меня закружилась голова, а к горлу подкатил ком.

– Боже!

Таунсенд оглянулся. Моя реакция, похоже, его позабавила.

– Боитесь высоты?

– Совершенно естественный страх оступиться и разбиться насмерть, – ответила я. – Вообще-то тут следовало бы установить какое-нибудь ограждение. Тут точно небезопасно, или я не права?

Инспектор промолчал и пошел дальше, опасно приблизившись к краю обрыва. Я старалась держаться поближе к кустам можжевельника, чтобы не смотреть с отвесной скалы вниз на воду.

Бледный лохматый эксперт-криминалист – почему-то они всегда такие – не мог порадовать нас ничем интересным.

– Ни крови, ни оружия, ни очевидных признаков борьбы, – сообщил он, пожимая плечами. – Свежий мусор тоже не дает никаких зацепок. Правда, ее видеокамера сломана. И в ней нет карты памяти.

– Ее камера?

Лохматый повернулся ко мне:

– Представляете? Для работы над своим проектом она установила видеокамеру с датчиком движения.

– Зачем?

Он пожал плечами:

– Чтобы снимать тут людей… или узнать, зачем они сюда поднимаются? Знаете, из-за истории этого места сюда иногда забредают всякие чудики. А может, она хотела снять, как кто-нибудь совершает самоубийство…

Он поморщился.

– Господи! И кто-то вывел из строя камеру? Это… странно.

Он согласно кивнул.

Таунсенд вздохнул и сложил руки на груди.

– Действительно, странно. Хотя может ничего и не означать. Ее оборудование ломали и раньше. Не все местные жители одобряли то, чем она занималась. На самом деле, – он сделал еще пару шагов к краю пропасти, и голова у меня снова закружилась, – я даже не уверен, что она заменила камеру после последней поломки.

Он бросил взгляд на реку.

– Есть ведь еще одна, верно? Она закреплена где-то внизу. Ее осмотрели?

– Да. Похоже, с ней все в порядке. Мы заберем ее, однако…

– На ней ничего не будет.

Лохматый эксперт снова пожал плечами:

– Наверное, там будет снято, как она упала в воду, но это не поможет узнать, что случилось наверху.

С тех пор прошло больше суток, но мы нисколько не продвинулись в расследовании обстоятельств случившегося. Телефон Нел Эбботт так и не нашелся. Если она действительно прыгнула вниз с обрыва по собственной воле, то могла запросто его выкинуть. Если же просто сорвалась и упала, то телефон мог зарыться в ил или его могло унести течением. А если ее столкнули, то тот, кто это сделал, мог сначала отнять у нее телефон, но, поскольку на площадке отсутствовали следы борьбы, такой вариант представлялся маловероятным.

Я отвезла Джулс (она настаивала, чтобы ее называли именно так, а не Джулией) на опознание в больницу, потом домой и на обратном пути заблудилась. Я высадила ее у Милл-Хаус и думала, что еду в участок, но вскоре поняла, что ошиблась: после моста я почему-то сделала круг и снова оказалась у реки. Как я уже говорила, не важно, в какую сторону здесь сворачивать, все равно выезжаешь к реке. Как бы то ни было, я достала телефон, чтобы посмотреть, где нахожусь, и тут заметила группу девушек, идущих по мосту. От нее отделилась Лина, ростом на голову выше остальных.

Я вылезла из машины и направилась за ней. Я хотела уточнить кое-что, сказанное Джулс, но она уже разговаривала с женщиной лет сорока, причем они явно ссорились. Я увидела, как Лина схватила ее за руку, а женщина отшатнулась и закрыла лицо руками, будто закрываясь от удара. Потом они неожиданно разошлись: Лина пошла налево, а женщина направилась вверх по холму. Я догнала Лину, но та отказалась объяснить, в чем дело. Она говорила, что все в порядке, что они вовсе не ссорились и это вообще не мое дело. Она явно храбрилась, но по ее лицу ручьем текли слезы. Я предложила подвезти ее домой, но она велела мне убираться.

Так я и сделала, вернулась в участок и рассказала Таунсенду подробности о формальном опознании Джулс Эбботт тела своей сестры.

Как и следовало ожидать, процедура опознания тоже прошла со странностями.

– Она не плакала, – сообщила я начальнику, и он кивнул, будто подобная реакция в порядке вещей. – Но это не нормально, – настаивала я. – И причина тут совсем не в шоке. Все это очень странно.

Он поерзал в кресле. Сидя за столом в крошечном кабинете, он казался слишком крупным для него: создавалось впечатление, что стоит ему подняться, как он непременно ударится головой о потолок.

– В каком смысле «странно»?

– Трудно объяснить, но она словно разговаривала, не произнося ни слова. И это точно были не беззвучные рыдания. Очень странно. Ее губы шевелились, будто она что-то говорила, с кем-то говорила. Беседовала.

– Но вы ничего не слышали?

– Ничего.

Он бросил взгляд на экран ноутбука, потом снова посмотрел на меня:

– И это все? Она что-нибудь вам сказала? Что-нибудь еще, что-нибудь полезное?

– Она спросила насчет браслета. Насколько я поняла, у Нел имелся браслет, принадлежавший их матери. И она его постоянно носила, во всяком случае, когда они виделись в последний раз много лет назад.

Таунсенд кивнул, потирая запястье.

– Среди ее вещей браслета нет, я проверял. Из украшений на ней было только кольцо.

Он надолго замолчал, и я уже решила, что беседа закончена, и собралась уходить, как вдруг он произнес:

– Надо спросить об этом у Лины.

– Я собиралась, но она не захотела со мной разговаривать, – ответила я и рассказала о случившемся на мосту.

– Опишите, как выглядела та женщина, – попросил он.

Я так и сделала: чуть за сорок, немного полновата, темные волосы, одета в длинный красный жакет, несмотря на жару.

Таунсенд не сводил с меня изучающего взгляда.

– Есть идеи, кто это может быть?

– О да, – сообщил он, глядя на меня, как на неразумного ребенка.

– И кто?

– А вы вообще в курсе событий, имеющих отношение к делу?

– Нет, – покачала головой я.

Мне захотелось напомнить ему, что, будучи местным жителем, именно ему следовало рассказать мне все, что могло оказать помощь в расследовании.

Он вздохнул и принялся что-то набирать на клавиатуре.

– Чтобы ускорить нашу работу, вы должны быть в курсе всего. Вам должны были передать все необходимые материалы. – Он с силой ударил по клавише, будто печатал на обычной пишущей машинке, а не на дорогом ноутбуке. – И еще вам нужно прочитать рукопись Нел Эбботт. – Он хмуро посмотрел на меня. – Проект, над которым она работала. Думаю, что книга планировалась как дорогое подарочное издание. Фотографии Бекфорда и рассказы о нем.