В тихом омуте

Я поделилась своими сомнениями с инспектором, когда мы вместе выходили из участка. Он смерил меня недовольным взглядом.

– Кто знает, что творится в голове у этой девчонки, – сказал он. – Она будет пытаться найти объяснение. Она…

Он не договорил. Навстречу нам двигалась, шаркая ногами и бормоча себе под нос, какая-то женщина, похожая на состарившуюся представительницу готов: черное пальто, несмотря на жару, в седых волосах пурпурные пряди, на ногтях черный лак.

– Привет, Никки, – поздоровался Шон.

Женщина взглянула на него, потом перевела взгляд из-под нависших бровей на меня.

– Хм, – произнесла она, судя по всему в знак приветствия. – Как успехи?

– Успехи в чем, Никки?

– В поисках того, кто это сделал! – заявила она, брызгая слюной. – Кто ее столкнул!

– Столкнул? – повторила я. – Вы говорите о Даниэле Эбботт? У вас есть информация, которая может быть нам полезна, миссис… э-э?

Смерив меня сердитым взглядом, она повернулась к Шону.

– А это еще что за птица? – поинтересовалась она, тыча пальцем в мою сторону.

– Это сержант уголовной полиции Морган, – терпеливо ответил он. – У тебя есть что нам рассказать, Никки? Про ту ночь?

Она снова фыркнула.

– Я ничего не видела, – проворчала она, – а если бы и видела, то такие, как вы, все равно не стали бы меня слушать, ведь правда? – Она двинулась дальше по залитой солнцем дороге, все так же шаркая ногами и ворча себе под нос.

– Что, по-вашему, она имела в виду? – спросила я инспектора. – Может, стоит допросить ее официально?

– Я бы не стал воспринимать Никки Сейдж всерьез, – сказал Шон, качая головой. – Ее словам вряд ли можно доверять.

– В самом деле?

– Она выдает себя за медиума, который разговаривает с мертвыми. У нас уже были с ней проблемы: мошенничество и прочее. И еще она утверждает, что является потомком женщины, которую здесь убили охотники на ведьм, – сухо добавил он. – У нее не все дома.

Джулс

Когда раздался звонок в дверь, я была на кухне. Выглянув в окно, я увидела на крыльце инспектора Таунсенда. Лина оказалась у двери первой и открыла.

– Привет, Шон, – сказала она.

Таунсенд вошел, протиснувшись мимо ее худенького тела, наверняка обратив внимание (не мог не обратить) на короткие джинсовые шорты и футболку с логотипом «Роллинг Стоунз» с высунутым языком. Он протянул мне руку, и я пожала ее. Ладонь у него была сухая, но кожа имела нездоровый цвет, а под глазами темнели сероватые круги. Разглядывая его из-под опущенных век, Лина принялась грызть ноготь.

Я провела его на кухню, Лина последовала за нами. Мы с инспектором устроились за столом, а Лина прислонилась к столешнице. Она скрестила ноги, потом, переступив, скрестила их по новой.

Таунсенд на нее не смотрел. Он покашлял, потер руки и тихо произнес:

– Вскрытие закончено. – Он перевел взгляд на Лину, а потом снова на меня. – Нел погибла при падении. Доказательств того, что там был кто-то еще, нет. В ее крови найден алкоголь. – Его голос стал еще мягче. – В достаточном количестве, чтобы повлиять на координацию. Чтобы она нетвердо держалась на ногах.

Лина громко и прерывисто выдохнула. Детектив смотрел себе на руки, которые теперь положил на стол.

– Но… на этом обрыве Нел не могла потерять равновесие, – возразила я. – И несколько бокалов вина ничего не меняют. Она могла спокойно выпить бутылку…

Он кивнул:

– Возможно. Но в ту ночь там наверху…

– Это не несчастный случай! – вмешалась Лина.

– Она не могла прыгнуть! – осадила ее я.

Лина покосилась на меня, вытянув губы.

– Откуда тебе знать? – спросила она и повернулась к инспектору: – А ты знаешь, что она тебе врала? Врала, что никакого общения с мамой у нее не было. Мама ей звонила, даже не знаю сколько раз. А она не отвечала, никогда не перезванивала, никогда… – Она запнулась и посмотрела на меня. – Она просто… зачем ты вообще приехала? Я не хочу тебя здесь видеть! – Она выскочила из комнаты, хлопнув дверью. Через несколько мгновений так же громко хлопнула дверь ее спальни.

Мы с инспектором сидели молча. Я ждала, когда он спросит про телефонные звонки, но он ничего не говорил и просто сидел, закрыв глаза, и его лицо не выражало никаких эмоций.

– Вас не удивляет, – не выдержав, нарушила я молчание, – что она уверена, будто Нел поступила так намеренно?

Он повернулся ко мне, слегка наклонив голову набок. Но по-прежнему ничего не произнес.

– А в вашем расследовании есть подозреваемые? Я хочу сказать… похоже, что ее смерть тут вообще никого не волнует.

– А вас? – поинтересовался он.

– Что вы хотите этим сказать?!

Я почувствовала, как мое лицо заливает краска. Я знала, что будет дальше.

– Миссис Эбботт, Джулия.

– Джулс. Меня зовут Джулс. – Я понимала, что отвечать на неприятные вопросы все равно придется, и оттягивала этот момент, как могла.

– Джулс. – Он откашлялся. – Как только что сказала Лина, хотя вы сообщили нам, что не поддерживали контакт с сестрой годами, распечатка звонков с ее мобильного говорит, что за последние три месяца она звонила вам одиннадцать раз.

Мое лицо стало пунцовым от стыда, и я отвернулась.

– Одиннадцать раз. Почему вы нам солгали?

(«Она всегда врет, – пробормотала ты мрачно. – Всегда. Вечно все придумывает».)

– Я не лгала! – заявила я. – Я никогда с ней не разговаривала. Как сказала Лина, она оставляла мне сообщения, но я на них не отвечала. Так что я не лгала, – повторила я. Мой голос звучал заискивающе, и я сама это чувствовала. – Послушайте, вы не можете у меня просить объяснений, потому что постороннему человеку это невозможно объяснить. У нас с Нел были проблемы много лет назад, но к произошедшему это не имеет никакого отношения.

– Откуда вы знаете? – поинтересовался Таунсенд. – Если вы с ней не разговаривали, то откуда вам знать, что явилось причиной?

– Я просто… Вот, – сказала я, протягивая свой мобильник. – Возьмите. Послушайте сами.

У меня дрожали руки, и, когда он забирал телефон, я увидела, что у него тоже.

Он прослушал твое последнее сообщение.

– А почему вы ей не перезвонили? – спросил он, не в силах скрыть разочарования. – Она была явно расстроена, разве не так?

– Нет, я… я не знаю. Обычный звонок в ее стиле. Иногда она была радостной, иногда грустной, иногда злой, нередко навеселе… этот звонок был как все. Вы ее не знали.

– А другие ее звонки? – Его голос стал требовательным. – У вас они сохранились?

Кое-какие я не стала оставлять, но все сохраненные он прослушал, сжимая трубку так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Закончив, он вернул телефон.

– Ничего не стирайте. Нам может понадобиться прослушать их еще раз.

Отодвинув стул, он поднялся, и я проводила его до прихожей. Возле двери он обернулся и посмотрел на меня.

– Должен признаться, – сказал он, – я удивлен, что вы ей не перезвонили. И не стали выяснять, почему ей было так важно срочно с вами поговорить.

– Я думала, ей просто хотелось внимания, – тихо ответила я, и он отвернулся.

Только закрыв за ним дверь, я вдруг вспомнила и бросилась за ним.

– Инспектор Таунсенд! – окликнула я его. – У Нел был браслет. Еще мамин. Она его носила. Вы его нашли?

Он обернулся и покачал головой:

– Нет, мы его не нашли. Лина сказала сержанту Морган, что Нел часто его носила, но не каждый день. Хотя, – он снова покачал головой, – полагаю, что вам неоткуда было это знать.

Бросив взгляд на дом, он сел в машину и осторожно выехал на дорогу.

Джулс

Выходило, что во всем виновата я. Ты не перестаешь меня поражать, Нел. Ты умерла, может, даже убита, и все показывают пальцем на меня. Хотя меня тут даже не было! Совсем как в детстве, меня захлестнули обида и горечь. Мне хотелось кричать. Как это может быть моей виной?!

После ухода инспектора я вернулась в дом и, бросив в прихожей взгляд на зеркало, увидела в нем тебя – изменившуюся с годами, не такую красивую, но все равно легко узнаваемую. В груди у меня защемило. Я прошла на кухню и расплакалась. Если я тебя подвела, то хочу знать, в чем именно. Может, я тебя и не любила, но я не могу допустить, чтобы все махнули на тебя рукой и не стали ни в чем разбираться. Я хочу знать, кто причинил тебе боль и почему, хочу, чтобы они за это заплатили. Хочу, чтобы не осталось никаких белых пятен, и, может, тогда ты перестанешь шептать мне на ухо, что сделала это «не сама, не сама, не сама». Я тебе верю, хорошо? Скажи, что мне нечего бояться. Что за мной никто не придет. Я хочу быть уверена, что ребенок, о котором я должна позаботиться, действительно невинное дитя, а не тот, кого следует бояться.