Страница 35 из 37
Birdwhistell R. L. Kinesics and Context. Philadelphia: University of Pe
Davidson J. E. The sudde
Ekman P., Sorenson Е. R., Friesen W. V. Pan-cultural elements in facial displays of emotions // Science. 1969. V. 164. № 3875. P. 86–88.
Gick M. L., Lockhart R. S. Cognitive and affective components of insight // R. J. Sternberg, J. E. Davidson (Eds). The Nature of Insight. Cambridge, MA: MIT Press, 1995. P. 197–228.
Kaplan C. A., Simon H. A. In search of insight // Cognitive Psychology. 1990. V. 22. № 2. P. 374–419.
Kounios J., Beeman M. The Aha! Moment: The Cognitive Neuroscience of Insight // Current Directions in Psychological Science. 2009. V. 18 № 4. P. 210–216.
Lausberg H., Sloetjes H. Coding gestural behavior with the NEUROGES-E L A N system // Behav ior Resea rch Met hods, Inst ruments & Computers. 2009. V. 41. № 3. P. 841–849.
Mai X. Q., Luo J., Wu J. H., Luo Y. J. “Aha!” Effects in a Guessing Riddle Task: An Event-Related Potential Study // Human Brain Mapping. 2004. V. 22. № 4. Р. 261–270.
Metcalfe J., Wiebe D. Intuition in insight and noninsight problem solving // Memory & Cognition. 1987. V. 15 № 3. P. 238–246.
Subramaniam K., Kounios J., Parrish T. B., Jung-Beeman M. A brain mechanism for facilitation of insight by positive affect // Journal of Cognitive Neuroscience. 2009. V. 21. N 3. P. 415–432.
Topolinski S., Reber R. Gaining Insight Into the „Aha“ Experience // Current Directions in Psychological Science. 2010. V. 19. № 6. P. 402–405.
Weisberg R. W., Alba J. W. An examination of the alleged role of “fixation” in the solution of “insight” problems // Journal of Experimental Psychology: General. 1981. V. 110. № 2. P. 169–192.
Часть 2. Способности, интеллект, креативность
Особенности организации концептуальных структур у подростков и юношей с разным уровнем общих и специальных способностей[17]
Е. В. Волкова
Концептуальные структуры (концепты) – это ментальный субстрат, который контролирует состояние индивидуальных интеллектуальных ресурсов. То, как человек понимает и интерпретирует действительность, включая оперирование понятиями, зависит от уровня сформированности концептуальных структур. Они определяют и процесс воспроизведения понятийных знаний, и процесс возникновения новых идей, влияют на продуктивность интеллектуальной деятельности за счет своей способности порождать ментальные пространства, обладающие особыми конструктивными свойствами (Холодная, 2012, 2014).
Несмотря на значимость концептов в структуре ментальных ресурсов человека, вопрос о природе данных ментальных образований до сих пор остается одним из наименее исследованных. Трудности изучения концептуальных структур обусловлены, прежде всего, тем, что концепт является объектом междисциплинарных исследований, имеет много значений и в зависимости от контекста трактуется по-разному. В современной философии данный термин рассматривается в таких аспектах, как ментальная репрезентация, абстрактный объект, способность познающего агента. В метафизике, особенно онтологии, концепт является фундаментальной категорией существования (по Платону, существует мир универсальных идей – концептов; согласно Канту, существуют врожденные априорные категории, схемы). В лингвистике и культурологии концепт рассматривается как ментальное образование, благодаря которому культура входит в ментальный мир человека. Концепты не только мыслятся, они переживаются, являются предметом эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений. Концепты существуют по-разному в разных своих слоях, и в этих слоях они по-разному реальны для людей данной культуры. Тем не менее вопрос о существовании концепта как психической реальности остается одним из самых дискуссионных.
Вопрос об онтологическом статусе концептуальной структуры (концепта) связан с вопросом об онтологии психической реальности. Наиболее полно данная проблема разработана в трудах Я. А. Пономарева, согласно которому, психика – это «динамическая структура нервной массы, модель действительности, несущая в себе копии. Но какой эта структура окажется, зависит не только от самой массы, но и прежде всего от того взаимодействия человека с окружающим, которое как бы лепит динамическую структуру мозга» (Пономарев, 1999, с. 46). Модель – объективно реальный продукт взаимодействия вещей. Содержанием модели, «которое абстрагируется познающим человеком в форме копии оригинала при установлении факта сходства между двумя предметами», является образ. Образ – «копия оригинала, идеальное отображение одного предмета в другом» (Пономарев, 1999, с. 58–59) (в гносеологическом значении), оно «всегда дублировано материальными структурами, складывающимися в ходе взаимодействия материальных систем» (Пономарев, 1999, с. 73). Таким образом, психическая реальность представлена совокупностью моделей взаимодействия, несущих в себе копии оригиналов.
Модель взаимодействия обладает определенным строением, структурой, которая представлена множеством компонентов, связанных отношениями, обеспечивающими взаимосодействие для достижения полезных приспособительных результатов (Александров, 2006).
Вместе с тем возникает вопрос о том, какова же физическая природа этой модели. В. Н. Дружинин в своих работах, исходя из постулата о том, что у психической реальности есть собственная онтология, собственная физика (условно, «физика II»), предлагает модель «активной голограммы» (Дружинин, 2007). Данная модель, по мнению автора, в большей степени по сравнению с другими моделями соответствует феноменологическим признакам психической реальности. В рамках голографической модели психической реальности Дружинин рассматривает интеллект не столько как скорость переработки информации человеком или способность к творческому решению задач, сколько как способность реконструировать в ментальном пространстве структуру признаков задачи (там же).
Согласно нашим представлениям, концепт как носитель свойств понятийного мышления представляет собой ментальную реконструкцию признакового состава объекта или явления, исторически сложившихся знаний об этих объектах и явлениях в зависимости от особенностей ментального опыта субъекта (ментального пространства).
Вопрос об онтологическом статусе концепта связан с вопросом о его структуре, поэтому особый интерес вызывают исследования особенностей структурной организации концептов в разных группах испытуемых.
Цель настоящей статьи состоит в изучении особенностей организации концепта «вещество» как базового понятия химии в группах подростков и юношей с разным уровнем интеллекта, креативности и специальных химических способностей.
Материал и методы исследования
В качестве испытуемых выступили 73 подростка (возраст – 14 лет), которые приняли участие в повторном исследовании в возрасте 15 лет в рамках лонгитюда, а также 238 студентов-химиков (возраст – 19–20 лет). Оценивались особенности организации концепта «вещество», уровень интеллекта, креативности и специальных химических способностей.
1. Для оценки уровня интеллекта применялся детский и взрослый варианты теста Д. Векслера (WISC, WAIS) в адаптации Ю. И. Филимоненко, В. И. Тимофеева (Филимоненко, Тимофеев, 1995, 2006). Распределение студентов на группы по уровню интеллекта осуществлялась в соответствии с классификацией Д. Векслера: 110≤IQ≤119 – хорошая норма интеллекта, 120≤IQ≤129 – высокий интеллект, IQ>130 – весьма высокий интеллект.
2. Диагностика креативности реализовывалась при помощи теста Е. Торренса (Torrance Test of Creative Thinking) в адаптации Е. Е. Туник (Туник, 1998). Оценивалась вербальная и невербальная креативность, но в настоящей работе приводятся данные по невербальной креативности. Распределение студентов на группы с более высокими и менее высокими показателями креативности осуществлялось на основе медианы (51,35 баллов).
17
Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского научного фонда (проект № 14-28-00087), Институт психологии РАН.