Страница 7 из 103
Тем не менее впоследствии Рим всегда интересовал Вебера больше, чем Афины, а, кроме того, по мнению исследователя творчества Вебера Лоуренса Скаффа, именно Рим, «а не современное ему национальное государство питал его историческое воображение»[25]. Пожалуй, если говорить еще точнее, Рим довольно рано стал той исторической кулисой, на фоне которой Вебер воспринимал особенности современной ему эпохи. Уже через три недели после упомянутого в начале главы Рождества он докладывал своему кузену о первых впечатлениях от книги о соратниках Цицерона и, в частности, о том, что ему показалось «странным» введение, где Гастон Буасье, говоря об особенностях дружеской переписки в древнюю и современную эпоху, предсказывает, «что скоро мы будем посылать друг другу сообщения исключительно при помощи телеграфа»[26].
Книга Буасье, вышедшая на немецком в 1869 году, также наглядно иллюстрирует тот сравнительный подход, который формировался в ходе занятий античной историей. «В те времена политиков отличала гораздо большая потребность писать письма, нежели сегодня»[27]. В том, что знаменитый французский специалист по античности и пожизненный секретарь французской Академии наук прав, Макс Вебер мог убедиться, глядя на своего отца. Сегодня, по мнению Буасье, переписку политикам заменяют газеты, и даже частная корреспонденция, скорее всего, будет постепенно сходить на «нет», ибо ввиду быстрой доставки отправленных почтой писем уже не будет смысла долго трудиться над отдельным письмом. «Сейчас, когда мы знаем, что можем написать и отправить письмо, когда захочешь, мы уже не собираем материал […], не пишем впрок, не “спешим опустошить свои хранилища”, не прикладываем усилий, чтобы ничего не забыть […]». «Вне всякого сомнения, — продолжает Буасье свое предисловие, показавшееся Веберу странным, — скоро на место почты придет телеграф; и тогда мы будем посылать сообщения исключительно при помощи этого трескучего устройства, символа материального и всегда спешащего общества, причем в характерной для него стилистике, стараясь передать немного меньше необходимого»[28].
Не исключено, что выбор книги о переписке Цицерона с друзьями в качестве рождественского подарка связан с рекомендацией того самого кузена Фрица Баумгартена. За три месяца до Рождества Макс Вебер сетовал на то, что «до сих пор едва ли не в каждой прочитанной мною книге о Цицероне его хвалили, но, по сути, я так и не знаю, на чем основана эта похвала». Вебера интересует политическая позиция древнеримского юриста и консула, чью первую речь против заговорщика Катилины он считает «не более чем затянутым хныканьем и причитанием», которое должно было лишь еще больше убедить предателя в правильности его намерений, тем более что Цицерон просит его покинуть город. «Разве он не мог задержать его в городе и прикончить? Ведь наличие заговора было очевидно. Никто бы не поставил ему это в вину, он и сам об этом говорит». Так нет же, Цицерон колеблется, проявляет слабость, действует нерешительно и оказывается неспособным выждать правильный момент. Книга Буасье, вероятно, укрепила Вебера в его мнении, так как французский историк видит дарование Цицерона лишь в его природном тщеславии: в своем стремлении понравиться публике он постоянно наблюдает за тем, о чем потом рассказывает, и эта готовность удивляться всему, что происходит вокруг, ради последующего увлекательного рассказа делает его посредственным политиком. В дальнейшем в политических выступлениях Вебера мы еще не раз встретим требование к политикам быть более решительными и однозначными в своих действиях. Пока же он сам проявляет суровую решимость в том, что касается чтения. В августе 1879 года он пишет кузену, что намерен прочитать все четырнадцать «Филиппин» Цицерона, чтобы найти «пример определенного типа гипотетического высказывания»[29]. Вероятно, для учителей латыни Вебер был настоящей отрадой, а может, и наоборот — кошмаром.
Однако нам пора заглянуть в последнюю, но, возможно, самую значимую из тех книг, которые четырнадцатилетний Вебер читал зимою 1878 года, — в книгу Виктора Хена о миграции культурных растений и домашних животных в Европу. Она вышла в свет в 1870 году и в последующие годы неоднократно переиздавалась. Вебер ее любил — именно с нее начался его интерес к сельскохозяйственным основам цивилизации, сохранившийся на всю жизнь. Свою докторскую диссертацию он посвятит историческому анализу аграрных отношений, а должность профессора получит благодаря исследованию о положении сельскохозяйственных рабочих в Германии к востоку от Эльбы. Когда в 1904 году во время его пребывания в США его попросят прочитать доклад, в качестве темы он выберет аграрное законодательство Германии и Соединенных Штатов. И уже в 1909 году он напишет длинную статью «Об аграрных отношениях в древности».
В книге Хена, которую ее автор, старший библиотекарь Императорской публичной библиотеки в Санкт–Петербурге, писал в период с 1855 по 1864 год, Вебер обнаружил тезис о том, что природа есть продукт цивилизации. Хен — один из первых экологов и специалистов по историческим ландшафтам. В этом его тезисе историзм доходит до своего логического предела: Хен не просто утверждает, что история не определена никакими природными константами или антропологическими закономерностями; он утверждает, что то, что мы считаем природой, на самом деле есть продукт истории. «Природа определила широту, геологические свойства почв, географическое положение; все остальное — продукт человеческой культуры, т. е. строительства, посева, завоза и внедрения, искоренения, упорядочивания, облагораживания».
Хен выступает против культурного пессимизма, согласно которому раньше все было обильнее и сытнее, почва была более питательной, а природа — более многообразной, так что единственно, что теперь может сделать человек, — это восстановить нарушенный порядок. «Сегодня подобным настроениям и фантазиям можно противопоставить аргументы, недоступные науке в былые времена, а именно данные статистики и естественно–научные расчеты». Тем не менее он абсолютно бесстрастно сообщает европейскому читателю об уроках естественной истории: любые мечты о прогрессе жестко ограничены экологическими условиями, в которых происходит эксплуатация природных ресурсов. «Все, что потребляют города, они отбирают у деревни, не возвращая ей ничего или практически ничего».
Теперь же начинается новая эпоха, когда человек постепенно осознает проблемы, связанные с развитием современного общества, и когда в центре внимания оказываются условия, недоступные влиянию со стороны человека: «И в Англии уже не будет расти пшеница, точно так же как и запасы угля и железа в этой стране также когда–нибудь закончатся; к тому времени Мексика еще будет плодородной, но придет время, и там тоже установится вечный покой; и подобное переживут все страны обоих полушарий. И то, что человек лишь приближает своим природопользованием, является конечным результатом естественного развития, неизбежного даже в том случае, если бы человека не было вовсе. Затем под действием силы воды, ветров и выветривания исчезнут все горные массивы, а Солнце, которое непрерывно отдает свое тепло, ничем, насколько нам известно, его не возмещая, остынет и умрет, а вместе с ним умрут планета Земля и человек. К счастью, мы не можем даже приблизительно рассчитать момент, когда все это произойдет, и пока у нас есть время подождать и посмотреть, не окажется ли какое–нибудь звено в нашей логической цепочке неправильным, в результате чего весь прогноз в целом обернется ошибкой и ипохондрической химерой»[30]. После этого введения, поражающего как реализмом автора, так и скептицизмом по отношению к собственному мнению, следуют отдельные скрупулезные описания античного знания о лошадях, виноградниках и выращивании, к примеру, лука–порея, инжира и пшеницы, а также о производстве масла, меда и пива. Какое значение имели кошки или цветы в истории цивилизации, какие были известны методы плодоводства, когда появилась горчица? И сегодня можно ощутить магическое воздействие этой книги, благодаря которой четырнадцатилетний Вебер, возможно, впервые увидел, как в результате исторических и филологических изысканий раскрывается повседневность и сколько истории таят в себе самые обычные вещи. И наоборот: история раскрывается по крайней мере так же полно в истории выращивания и обработки льна, как и в истории дел государственной важности.