Страница 10 из 37
К счастью, ругали не так сильно, как обычно. Она уже практически привыкла, лишь нервно сжимала зубы и кивала с учтивостью японца. Только в голове что-то болезненно стучало где-то над левой бровью. Иногда кровь прорывалась, и тогда в глазах растекались красные прожилки, целые пятна, жгли, точно запорошило пылью.
Но на работе все равно легче, там заслуженно за какие-то мелкие провинности бранят. Хотя если бы захотели устроить «кровавую баню», то нашли бы и несуществующие. Зато дома вечная лотерея, где прав, где виноват. Обычно все не так.
«Все заканчивается, все проходит», — такую установку давала себе Валерия каждый раз на работе, лишь приходя домой разубеждалась в ней, потому что там ничего не заканчивалось. Возможно, она сумела бы уйти от родителей, но их ссоры все равно приходили бы к ней так или иначе.
Не бежать же в другой город. Порой это равносильно полету на Луну, непонятно даже, с чего начинать. Валерия не причисляла себя к импульсивным особам, которые готовы броситься в неизвестность. Там слишком много опасностей… Если уж бросаться, то с кем-то. А у нее только личное привидение оказывалось неизменно рядом.
Он изматывал и выпивал. Он, наверное, ожидал, когда она бросится оземь, склонится перед ним, признает победу. Или растворится, отдавая себя на волю черного песка. Но Валерия вела игру со стороны своего собственного отчаяния и разочарованности в мире.
Когда пришла с работы, то не собиралась долго оставаться в своей комнате. Что-то давило… Этот несобранный диван, эти раскиданные листы. И правда: слишком много исписанной бумаги среди бледно-бежевых шкафов и ящиков. Она собрала ее всю и решительно вынесла на улицу, не разбирая толком, что там — физика, биология, литература. Кое-что еще со школы, но большая часть уже из университета.
На этот раз она устроила почти ритуальное аутодафе своим институтским конспектам. Все равно они не пригождались в жизни. А сколько времени ушло на их создание! Сколько книг пришлось перелопатить, чтобы перенести в тетрадь по требованию преподавателя множество очень мудрых истин от ученых мужей.
Теперь Валерия решила сжечь их, выйдя на пустырь теплотрассы, где соседи выгуливали собак. Зажигалки у нее не нашлось, так как она никогда не курила, даже не пробовала. По клубам-дискотекам не ходила, «идеальной» дочери такое не прощается, только один раз в институте осталась на Новый Год, но там ничего крепче энергетиков не подавали. Там еще парень бесился в костюме смерти, который у него остался с Хеллоуина. А потом другой предложил ей заняться кое-чем в любом укромном уголке, стоило только отойти от стайки сокурсниц, показаться потерянной и отстраненной. Вроде разговорились, но такая поспешность внушили только устойчивое отвращение. Такая уж ее судьба: любить тех, кто безответен и привлекать тех, кто безразличен ей. Похожие ситуации повторялись раза три, потом она просто научилась почти прятаться от людей. Какие уж тут дискотеки и зажигалки.
Так что она тайком взяла спички с кухни, складывая аккуратный костерок на снегу. Наверное, так она боролась со стрессом, в который раз вспоминая и анализируя, что, собственно, содержится столь пугающего в Короле Кошмаров. Ей нравилось разбирать по винтикам и мельчайшим деталям свой пронизывающий страх.
Вот его лицо — ничего необычного, просто серая кожа и клыки, но встречались образцы и покруче, особенно, на готик-металл сцене. Вот его слуги, как оказалось, почти безобидные для нее. Вот черный песок… Да, все дело в нем. Он окутывал их обоих. Значит, терзал не Бугимен, а собственный страх, пугала собственная темная сущность. Пожалуй, они оба боялись чего-то в себе.
«Это испытание. Его надо преодолеть. И я знаю, что есть ключ. Это загадка», — успокаивала себя Валерия, глядя на медленно разгоравшийся костерок. Казалось, языки пламени, отсвечивающие в серых сумерках, вновь сложились в разрастающуюся тень с острыми очертаниями волос, точно гребень древней рептилии, дилофозавра.
Когда-то в детстве Валерия увлекалась немного палеонтологией, но вновь ее предупредили: «Ты что, собираешься копаться в земле в поисках скелетов? Нет-нет, это не для тебя». От воспоминаний во рту появился неприятный привкус, притом то ли средства для мытья посуды, то ли вообще стирального порошка, точно ее отмывали и отбеливали, как тарелку или белье, на протяжении всей жизни, не оставляя ни одного пятнышка, никаких альтернативных путей. Теперь только эта роковая встреча с побежденным злом внесла свои коррективы. Да, пожалуй, на дилофозавра он был очень похож: волосы острые, как гребень; зубы тоже острые, ноздри узкие и хищно приподнятые, глаза почти рептилии, хоть более выразительные. И лапы загребущие, не как у тираннозавра.
«Договорились же, что ночью… Нельзя оставить всем меня в покое?» — зло подумала Валерия, уже не деля людей и не совсем людей, духов каких-то. Она не задумывалась, кто ей являлся. Она даже не удивлялась, что видит уже не только Бугимена. Потому что он только собирался проявиться из лепестков медленно угасающего костерка конспектов, как его что-то спугнуло. Кто-то…
Валерия подняла глаза и увидела, как по проводам, висящим над улицей, между фонарей, бесцеремонно шествует полупрозрачный не очень высокий тонкий паренек в синей толстовке и с деревянным крючковатым жезлом в руке. Девушка задумчиво уставилась на это создание, явно не человека, хотя от обычных людей его отличали только снежно-белые волосы.
— Ты видишь меня? — весело встрепенулся мальчишка, которому на вид было лет восемнадцать. Безбородое свежее лицо оживилось задорной улыбкой.
— Вполне ясно, — ответила сухо Валерия, вспоминая Песочника: — Еще один забавный человечек.
— Джек Фрост к вашим услугам, — поклонился полупрозрачный пришелец, легкой пушинкой слетая с проводов. — Новый Хранитель. Озорства и Веселья.
— Фрост? Ты гололед устроил? — окинула взглядом улицу девушка. Вокруг плохо убранный снег смешивался с бурыми комками грязи. Что ж, таков ее город, не знавший ярких красок, особенно зимой. А эта новая галлюцинация представлялась Хранителем Веселья. Вечный оксюморон ее мира.
Паренек замялся, заразительно улыбаясь, не скрываясь, лишь перебирая длинными пальцами по кривому жезлу-палке. Валерия отчего-то только раздраженно отвернулась:
— Веселья, значит. А то, что люди руки-ноги ломают, тебя не волнует. Хорошенькое у тебя веселье.
— Зато дети радуются. Снежные города строят, — беспечно развел руками новый знакомый. Впрочем, они все казались смутно знакомыми Валерии, точно она в детстве отчетливо их всех видела, слышала, даже разговаривала. Но под строгим и неусыпным надзором родителей научилась игнорировать, а вскоре и вовсе перестала замечать. Сначала они сделались полупрозрачными, а потом и вовсе исчезли, когда в них перестали верить.
— Радуются те, кому есть с чего радоваться. Вот этого порадуй что ли. — Девушка кивнула в сторону подъезда, где с легким щелчком двери скрылась мамаша с ребенком и собакой.
Соседи с третьего этажа, про них Валерия успела узнать четко четыре вещи: жена всегда заплаканная, муж всегда побитый, оба нетрезвые, а ребенок поцарапанный и худющий, да еще собаки менялись так часто, словно их на закуску к выпивке пускали. Глядя на эту семейку, девушка видела только какой-то черный туман… Дети без будущего. Радость на дне бутылки. Какие уж тут помогут добрые сказки? Что они по-настоящему меняют?
«Кое-кто заслужил видеть кошмары», — подумала Валерия, задумываясь о таких «милых родителях». Конечно, свои собственные по сравнению с такими казались замечательными людьми. Сладкая блестящая обертка благополучной жизни. По сравнению с чужими проблемами свои всегда можно выставить ничтожными, найти силы двигаться куда-то дальше, победить всепоглощающий страх этой реальности.
— Я попробую! — решительно сжал кулаки паренек, взмахивая своим жезлом. Его белые брови нахмурились, а круглое лицо подернулось не злобой, а скорее целеустремленностью. Похоже, он ответственно подходил к своему долгу. Он взлетел и устремился к окну дома.