Наследие

— Господин Лафонтен, — нарушил общее молчание Деннис Грант, — ваши чрезвычайные полномочия еще не отменены. Вы имеете право участвовать в принятии решения.

— Знаю, — кивнул он. — Но я снимаю свой голос. Сообщите мне, когда решение будет принято.

Он снова покинул зал. Конечно, можно было остаться и послушать обсуждение, но именно сейчас ему этого не хотелось. Напрямую в решения Трибунала он не вмешивался никогда, даже когда имел на это формальное право. Просто не хотел путаницы в границах ответственности… А сейчас у него еще и было другое дело.

*

Джек Шапиро смотрел в окно, присев на край подоконника и прислонившись спиной к оконному откосу. На стук двери он оглянулся, но, увидев посетителя, снова обратил равнодушный взгляд за окно.

— Как вы себя чувствуете, господин Шапиро? — тихо спросил Верховный, сев на стул и поставив трость между колен.

— Лучше, чем вы, — отозвался тот. — Только не надо прикидываться удивленным! Не знаю, куда смотрят и что думают ваши нынешние помощники и советники, но я-то точно не слепой. Что у вас расшалилось на сей раз? Снова сердце? Или…

— «Или».

Шапиро скривился:

— Знай я об этом раньше, мы бы с вами сейчас здесь не сидели.

— Именно поэтому вы ничего и не знали.

— А зачем вы, собственно, сюда пришли? Похвастаться своим здоровьем?

Лафонтен помолчал, потом горько усмехнулся:

— Хочу извиниться за свою несдержанность.

Шапиро уставился было на него с удивлением, но оно быстро угасло:

— О, значит, я покойник. У живых вы прощения не просите.

— Напрасно вы так думаете, — произнес Лафонтен.

— Напрасно? Тогда почему бы вам не извиниться за ваш выпад в мой адрес на суде? — хмыкнул Шапиро. — Признаться, даже зная вас, от такой наглости я растерялся… До какой же степени вы боитесь потерять свое влияние, если осмелились на такую ложь?!

— В чем вы увидели «такую» ложь, господин Шапиро?

— Вы издеваетесь! Вы точно знали, что эксперименты этого чокнутого профессора были почти закончены! И что существуют копии его расчетов, знали тоже! И прилюдно, мне в глаза, заявить, что там все только теория?!

— Среди бумаг, найденных в сейфе вашей подпольной лаборатории, копий расчетов «чокнутого профессора» не было. Там работал десяток наших агентов, они собрали все, до последней записки.

Шапиро замер, соображая. Потом зло скривился:

— Это доказывает только то, что они исчезли прямо оттуда. Значит, среди десятка агентов был кто-то с особым поручением.

— Вам доставляет удовольствие говорить мне гадости, — заметил Верховный.

— Привилегия смертника — говорить правду в глаза.

— В конце концов, вам ничто не мешало оспорить мое заявление.

— И дать вам повод лишний раз смешать меня с грязью? — с усмешкой отозвался Шапиро. — Нет. Пусть все идет, как идет. Вы ведь себе роете яму. Я не против, чтобы она была поглубже.

— Поглубже, говорите, — повторил Верховный. — Я действительно боялся. Но не потерять влияние, как кажется вам. Было кое-что и пострашнее.

— Если это все, что вы хотели мне сообщить, уйдите и оставьте меня в покое.

— Я уйду, разумеется. Но сначала хочу вам кое-что еще рассказать. Вы ведь уже знаете, что Митос получил доступ к Центральной Базе и оставил нам программу, которая блокировала работу системы. Еще он пригрозил, что, если мы не найдем его подругу, похищенную вами, База станет орудием уничтожения Ордена.

— Бессмертный! — презрительно фыркнул Шапиро. — И после всего этого вы носитесь с этим ублюдком, вместо того, чтобы просто скрутить ему голову!

— Не имею дурной привычки вымещать на ком-то досаду на свои промахи, — ровно произнес Лафонтен. — Так вот. Впоследствии программу он деактивировал. Она самоуничтожилась и разрушила все, до чего смогла дотянуться. Нам пришлось запустить резервную систему, а Базу восстановить по архивам, сделанным накануне. Откат составил около двенадцати часов.

При этих словах Шапиро вздрогнул и вскинул на Лафонтена напряженный взгляд:

— Двенадцать часов?

— Наши специалисты исследовали остатки разрушенной системы, — продолжил Верховный, — и обнаружили очень интересные вещи. По фрагментам кода удалось установить, что в системе присутствовали не одна, а две инородных программы. Одна — та, о которой говорил Митос. Другая — сходная по принципу действия, но предназначавшаяся для рассылки информации Наблюдателям. Поскольку Митос привел свою программу в действие раньше, управление системой было захвачено ею. Вторая программа просто не сработала. Теперь от нее, как я уже говорил, остались только обрывки кода.

Шапиро смотрел на него зло и недоверчиво — и со все большим страхом.

— Вы проиграли, — негромко закончил Лафонтен. — Я понимаю, на что вы рассчитывали… Остановить распространение информации, которую получат сразу несколько сотен человек, невозможно, и что стало бы с Орденом после этого, не берусь даже предполагать… Но заставить замолчать одного человека — задача решаемая. Странно, что вы не воспользовались возможностью сделать хотя бы несколько копий бумаг, бывших в вашем распоряжении. Почему, если не секрет?

— А вы все-таки знаете об этих бумагах, — едко хихикнул Шапиро. — Знаете… Хотя их якобы никто не видел. А копий больше не было, да.

— Вы не доверяли тем, кто работал с вами вместе?

— Никому из них. И правильно, кто-то меня все-таки сдал.

— Вас «сдал» случай, — тихо проговорил Верховный. — Как и во всем остальном, простой нелепый случай. Или, если угодно, воля провидения. Вы верно решили, что ваше прошлое помилование было политическим ходом. Теперь в показном милосердии нужды нет.

— Вы могли и не говорить мне… всего этого, — выдавил Шапиро.

— Последний день жизни — не время для иллюзий.

Лафонтен поднялся на ноги, собираясь уйти.

— Жизнь вам не мила, смерть не страшна, осуждение бывших коллег безразлично. Тем не менее, вы виновны и должны быть наказаны. Вы не уважали мое мнение в последние годы, но подумайте над тем, что я сейчас сказал. И над тем, что вы сами назвали «привилегией смертника».

Он повернулся и пошел к двери. Спиной почувствовал взгляд Шапиро.

— О вас ходит много слухов.

Лафонтен остановился, взявшись за ручку двери, но не оглядываясь.

— Правда ли, что вы не можете убить человека, глядя ему в лицо?

— Нет, неправда. Я не люблю стрелять в спину.

Он вышел и захлопнул за собой дверь.

*

— Джек Шапиро, Трибунал рассмотрел предъявленные Вам обвинения и признал их справедливыми. Вина Ваша доказана. Вы осуждены и умрете. Приговор будет приведен в исполнение завтра в первом часу от восхода солнца.

Деннис Грант, закончив чтение вердикта, сел и, сцепив руки, посмотрел на стоящего перед столом Джека Шапиро. Во взгляде его было сожаление.

— Если вам есть, что сказать, Джек, говорите сейчас. Больше такой возможности не будет.

— Сказать? Нет… Слишком поздно.

Грант кивнул:

— Заседание окончено.

Двое Стражей выступили на середину зала, взяли Шапиро под руки и увлекли к выходу. Он не сопротивлялся, однако, сделав несколько шагов, вдруг остановился, поднял руку ко лбу и тяжело осел на пол. Стражи едва успели подхватить его и не дать удариться при падении.

Судьи поднялись с мест. Пауль Вайс выбрался из-за стола, двигаясь, несмотря на годы и полноту, удивительно проворно. Подошел к Шапиро и присел рядом с ним, отодвинув растерявшихся охранников.

Лафонтен наблюдал за этой суетой, не двигаясь с места.

— Нервное истощение, — произнес Вайс, выпрямляясь. — Сколько ночей он не спал?

— Присмотрите за ним, доктор, — сказал Верховный. — Только не спешите приводить в чувство.

Вайс кивнул.

Лафонтен посмотрел на Гранта; тот единственный из Трибунала сидел на прежнем месте, в раздумье глядя в стол перед собой. Потом, будто спохватившись, выпрямился и, вставая, столкнулся взглядом с Верховным Координатором.

Это продолжалось один миг, но Лафонтену вдруг показалось, что в зале сделалось холоднее и неуютнее.