Наследие

— Это был блеф в том, что касалось трех часов. Но не надейтесь, что в остальном тоже.

Он обнял закутанную в его пальто Кедвин за плечи и повел прочь, к дальней кромке рощи, к своей машине.

Лафонтен, чувствуя, как стремительно тают силы, прислонился к стволу дерева. Его подхватили под руки и помогли сесть. Дана, шепча что-то успокаивающее, торопливо нашарила у него в кармане коробочку с таблетками. Стимулятор подействовал быстро, но недостаточно, чтобы он смог встать сам.

А дело нужно было заканчивать.

Телохранители подхватили его под руки и помогли подняться. Хорошо, что зрителей немного, а те, что есть — не болтливы…

Он посмотрел в сторону МакЛауда; к тому как раз подковылял привезший Кедвин Доусон. МакЛауд, заметив обращенный на него взгляд, подошел ближе.

— Господин МакЛауд, — стараясь говорить четко и ясно, произнес Лафонтен, — я благодарю вас за помощь и приношу извинения. И от себя лично, и от… моей организации. Надеюсь, вы согласитесь считать инцидент исчерпанным.

— Пожалуйста, — кивнул МакЛауд. — Честь имею, господа.

Доусон тоже попросил разрешения уйти. Они уехали вместе… И только тогда Лафонтен снова достал телефон.

— Крис? Все готово. Вперед.

Остальные Стражи, принимавшие участие в операции, возникли будто из воздуха. Лафонтен стоял под деревом и наблюдал за ними, предоставив распоряжаться всем Бэйкеру. Стимулятор действовал, и вскоре он перестал опираться даже на руку Даны.

К нему подвели Шапиро. Тот, скорее ошеломленный внезапным поворотом дел, чем всерьез испуганный, нервным движением освободился из рук Стражей, державших его за плечи.

— С каких пор вы позволяете своим сотрудникам распускать руки?!

Лафонтен смерил его взглядом:

— Неприятно получать пощечины от секретаря? — Он сделал полшага вперед и хлестко огрел Шапиро по другой щеке. — Утешьтесь.

Боли от такой пощечины всего ничего, а вот унижения…

— Поздравляю, Джек, — не давая Шапиро опомниться, с ядовитой любезностью проговорил Верховный. — Вы подошли очень близко к победе!

— Вы представления не имеете, насколько я близок к ней сейчас, — держась за щеку, тихо и зло произнес Шапиро.

— Но вы же поможете мне получить это представление? — усмехнулся Лафонтен. — Попозже. А теперь прочь с глаз моих!

Они расселись по машинам последними. Когда злополучная поляна скрылась за поворотом, Лафонтен сказал строго:

— Дана, я вами недоволен.

— Что? — вскинулась она. — Почему?

— Вы дважды — дважды! — нарушили приказ не вмешиваться. С каких пор я должен повторять вам, чего я от вас хочу?

— Но, — она споткнулась и отвела взгляд. — Я очень волновалась…

— Тогда вам следовало оставаться в офисе, — произнес он и, устало откинувшись на спинку сиденья, прикрыл глаза.

— Да, конечно, — прошептала Дана. — Простите.

— За что? — отозвался он. — За то, что вы себя подставляли под удар?

— А вам нужно было подставлять под удар себя?

— В подобных обстоятельствах это моя обязанность — но не ваша.

— Все равно я не понимаю, — она снова споткнулась, ища нужные слова. — Почему? У вас же было оружие!

— Ну и что? Мы разве стрельбой заниматься туда шли?

— Но он мог убить вас!

— И имел на это полное право. — Лафонтен с глубоким вздохом закрыл глаза. — Позвоните, пожалуйста, профессору Роше, попросите приехать сегодня вечером.

— Почему вечером? — напряженно спросила Дана. — Может быть, сейчас?

— Сейчас мы возвращаемся в офис. А до того нужно заглянуть в эту чертову лабораторию…

*

Бывшая секретная лаборатория находилась именно там, где по началу парни из спецгруппы обнаружили только трупы и беспорядок. Вела туда действительно потайная дверь, найти которую им удалось не вдруг. Когда Лафонтен добрался до места, помещение уже тщательным образом осмотрели и собрали, чтобы передать своим исследователям, все бумаги, электронные носители информации и все, что хоть немного было похоже на электронные приборы.

Верховный посмотрел на кучу этого барахла, даже не пытаясь угадать, что здесь для чего. Жаль, что они даже в общих чертах не знали, как выглядел пресловутый генератор, но исследователи разберутся…

Оглядывая помещение, он бездумно вытащил из кармана зажигалку, потянулся за портсигаром — и уронил зажигалку на пол возле стола. Ругнулся про себя, присел, чтобы поднять вещицу, и краем глаза увидел… даже непонятно сразу, что. Плоский ящик или тонкую коробку, прикрепленную к столешнице снизу. Убрал зажигалку, заглянул под столешницу уже внимательно. Тайник был не виден, даже если смотреть, просто стоя нагнувшись, нужно было взглянуть именно снизу.

Это была кожаная папка, застегнутая на «молнию» и прикрепленная к столешнице клейкой лентой. Лафонтен аккуратно отцепил папку и поднялся на ноги. Оглянулся — никто в его сторону не смотрел, даже Дана, заинтересовавшаяся дверцей сейфа в углу помещения.

Он расстегнул «молнию» и развернул папку. Внутри была стопка откопированных листов с текстом и формулами и плоская коробка с компакт-диском.

Почему эти бумаги лежали отдельно, да еще были спрятаны таким экстравагантным способом?

Не тратя время на формулировку смутной догадки, Верховный захлопнул папку, застегнул ее и спрятал под полу пальто. Окликнул Дану, на прощание напомнил работавшим в лаборатории агентам, что тайники могут быть где угодно и нужно проверить все, в том числе мебель, и покинул помещение.

В штаб-квартире, в своем кабинете, он спрятал таинственную папку в сейф, но на том дела ему пришлось закончить. Напряжение оказалось слишком велико для его основательно подорванных в последнее время сил, и то, что за всеми разъездами он почти на час пропустил время очередной инъекции, тоже на пользу не пошло.

Он отпустил Дану и сам отправился домой, уже не имея сил даже думать о каких-то запутанных делах.

Профессор Роше, приехав около шести часов вечера, застал его лежащим в постели.

Осмотр ничего страшного не показал. Роше так и сказал своему капризному пациенту.

— На твое счастье, нервы у тебя крепкие, — заметил он, закончив делать записи. — Ничего, денек-другой отдохнешь, и силы восстановятся.

— Денек-другой? — напрягся Лафонтен. — Но у меня есть срочные дела!

— Какие срочные дела, если не стоишь на ногах? — удивился Роше. — Послушай…

— Нет, ты послушай. — Он поймал профессора за руку и крепко ее сжал. — Мне нельзя сейчас уходить, даже на один день! Этот завтрашний день очень важен. Луи, делай, что хочешь, но чтобы завтра утром я был на ногах и на работе!

Роше долго смотрел ему в глаза, потом обреченно кивнул.

========== Глава 11 ==========

Смотреть на свое отражение ему не хотелось.

Но, вопреки опасениям, ничего особенного зеркало не показало. Разве что тени у глаз стали глубже.

— Не обманывайся внешностью, — сказал Роше, остановившись рядом. — Я сделал то, что ты хотел, но даром не дается ничто. Постарайся закончить дела поскорее.

— Да уж, внешность, — горько усмехнулся Лафонтен. — Я давно не чувствовал себя так отвратительно. И аппетита нет.

— Придется потерпеть… Дане я все инструкции дал. Как соберешься домой, позвони мне, я тебя встречу. И если почувствуешь себя хуже, не геройствуй — бросай все и вызывай меня.

— Постараюсь не почувствовать себя хуже. Бросать все мне сейчас никак нельзя. До вечера, Луи.

*

Он покинул зал совещаний и поднялся к себе. Не спешил, чтобы не запыхаться по пути до второго этажа. Чем именно сумел поставить его на ноги Роше, он не спрашивал, ведь сам сказал — «делай что хочешь». Но то, что такой подъем на ноги обойдется дорого, было понятно и без деталей.

Дыхание сбивалось.

Выходя в холл второго этажа, он задержался, чтобы передохнуть, и украдкой оглянулся — не видит ли кто? Лестница была пуста.

Он говорил Дане, что никто не должен знать правды о его состоянии, пока не будет раскрыт заговор. Теперь заговор раскрыт, организаторы его арестованы, и в конспирации нужды больше как будто и нет. Но что-то упорно мешало ему счесть свою победу полной и окончательной. И дело было даже не в Митосе — тут он на успех надеялся твердо. Чтобы добиться у Трибунала продления чрезвычайных полномочий и согласия на личные переговоры со Старейшим, потребовалось всего лишь немного красноречия и немного трагического пафоса. Сам же Митос слишком умен, чтобы пренебречь возможностью решить дело миром, даже если ради этого придется немного поступиться своей гордостью.