Страница 34 из 65
— …МакЛауд очень болезненно переживал историю с Ингрид, но оправился поразительно быстро. Я тогда предпочел считать это хорошим знаком. Наконец он научился выбирать меньшее из двух зол.
Потом появился Кронос. Позже я понял, что его навел на след мой неудачливый подражатель, но тогда это было неважно, потому что он нашел меня. Больше того, сумел застать врасплох, что немногим удавалось. Я оказался перед выбором: согласиться снова быть с ним заодно или лишиться головы на месте. Второй вариант был для меня неприемлемым. Вот когда ожили все мои прежние страхи! Пообещав вернуться к моему «брату», я, освободившись, первым делом бросился к МакЛауду.
Меня царапнуло досадой, когда и тут, видя меня растрепанным и напуганным, он не спросил, что со мной случилось, больше того, перебил, когда я попытался заговорить о своем. Он не знал, с чем я к нему пришел, но уже был уверен, что это менее важно, чем его вопрос.
Он спросил, знаю ли я что-нибудь о Бессмертном по имени Кронос. Ответить я ничего не успел, потому что появилась Кассандра. Не вошла с улицы, а вышла из апартаментов МакЛауда. И сразу схватилась за оружие. Я растерялся настолько, что не смог придумать ничего лучше, чем сказать, что не знаю ее. Пока они с МакЛаудом разбирались, кто есть кто, я успел скрыться. Подумав, понял, что здесь на помощь лучше не рассчитывать. Он уже знал о Кроносе, в его доме была Кассандра. Значит, она и обо мне ему расскажет, причем понятно, как именно она меня изобразит.
Я предпринял последнюю попытку. Отправился к Кроносу и попытался объяснить ему, что не хочу больше возвращаться к той жизни, что я стал другим. Он посмеялся. Сказал, что я обманываю себя, что на самом деле хочу вернуться к той жизни. Он отлично видел мои сомнения. Единственным результатом моей попытки объясниться с ним стало мое клятвенное обещание убить МакЛауда и принести Кроносу его меч в качестве доказательства моей преданности.
Это было концом всего. Я вернулся в отель и собрал вещи. Кроме бегства, мне ничего не оставалось. Но уехать не успел. На стоянке появился МакЛауд. Он, видите ли, жаждал услышать от меня самого, правду ли сказала Кассандра! Я пытался объяснить, что все меняется, что прошли тысячелетия, но его интересовало одно — да или нет. Понимаешь? Он хотел уложить жизнь — мою жизнь! — все, что я прожил и пережил, в два коротеньких слова! Моего «да» для него было вполне достаточно. Но тут я не выдержал. Этот напор, этот прокурорский тон, после всего, что уже случилось за день! В общем, я сорвался. Наговорил ему такого, чего лучше было не говорить. И что не знал другого ремесла, кроме убийств, и что был ночным кошмаром для людей той эпохи, и что на моем счету десять тысяч трупов…
— Что, в самом деле, десять тысяч? — впервые прервала его Кедвин.
— Откуда мне знать? Я не вел счета… Может, и так, тем более, что для моего возраста не такая уж это и большая цифра. Жизнь моя в то время, даже и до встречи с Кроносом, проходила бурно. Хотя убийцей-ремесленником я не был никогда, а как родился образ, пригодный для ночных кошмаров, ты уже знаешь. И какими кошмарами наказан за это «мифотворчество» я, знаешь тоже. Но МакЛауд все это принял за чистую монету. Сказал, что все кончено, и удалился. Нужно было видеть его лицо. Такая пропасть презрения и разочарования! Ненависти, судя по всему, я не стоил.
Митос вновь замолчал, встал, ушел к окну и стал доставать сигарету. Но, заметив, как дрожат руки, швырнул пачку на подоконник. Отвернулся и уставился в окно.
— Погоди-ка, — Кедвин встала и тоже подошла к окну. — Ты хочешь сказать, что он бросил тебя? Отмахнулся, даже не зная, что происходит?
— Очевидно, он считал, что знает достаточно.
— Нет, подожди. У МакЛауда есть свои странности, у кого же их нет. Но такое… Я знаю его. Не мог он так поступить, просто не мог!
— Но он поступил именно так, — тихо сказал Митос. — В одну минуту все, чем я жил последние годы, ради чего забывал даже о собственной безопасности, обратилось в ничто. Все было забыто. Без всяких причин. Просто так. Потому что пришла Кассандра и сказала, что я совсем не такой хороший, каким хочу казаться. Я должен был это предвидеть, после истории с Камнем! Должен был знать, что он может поверить чему угодно, особенно словам женщины! Но на деле оказался совсем к этому не готов.
Кедвин молча шагнула к нему и осторожно положила руку ему на плечо. Он не повернулся, только накрыл ее ладонь своей.
— Я хотел уехать, — продолжил он после короткой паузы. — Скрыться и предоставить этим идиотам самим разбираться во всем. Но, подумав, понял, что не могу. И не только из-за обещания, которое дал Дарию. МакЛауд мог говорить и думать что угодно, но для меня он оставался тем же Дунканом МакЛаудом. Я не мог его бросить. В каком-то смысле он тоже был жертвой. И потом, ясно было — он решит, что должен остановить Кроноса, а эта задача может оказаться ему не по зубам. Кронос появился не просто так… И у меня возникла другая мысль — использовать шанс покончить с ним и со своим прошлым навсегда. Ну, а чтобы контролировать события, я должен был в них участвовать. Быть рядом с МакЛаудом я не мог, значит, нужно было быть рядом с Кроносом.
Кедвин, по-прежнему молча, выслушала историю приключений в Бордо. Рука ее оставалась на плече у Митоса.
— …Вот так все и кончилось, — подвел он итог. — Мы с МакЛаудом потом еще раз встретились и поговорили. Он уже не был настроен так агрессивно, но… Я рассказал ему, как однажды расстался с Кроносом и кое-что о последних событиях. И знаешь, какой потрясающий вывод он из всего этого сделал? — Митос саркастически усмехнулся. — Он решил, что я нарочно подстроил похищение Кассандры, чтобы поскорее натравить его на Кроноса, с которым сам не мог справиться. Такая «проницательность» окончательно отбила у меня охоту еще что-то объяснять и рассказывать.
— А что стало со второй бомбой? — спросила Кедвин. — Ну, в водопроводе?
— Не было никакой второй бомбы, — вздохнул Митос. — Кронос блефовал. Мне этот блеф доставил очень неприятные минуты. Вообще, эта идея — завоевать мир с помощью вируса — изначально абсурдна. Мне идиотизм ситуации был ясен с самого начала. Но только мне. Ну, а МакЛауд считает меня автором этого бездарного спектакля. Видимо, Кроноса он всерьез вообще не принимал.
— И ты больше не пытался с ним поговорить, объяснить что-то?
— Сначала я просто не мог. Согласись, мне тоже надо было все это пережить, а на его сочувствие рассчитывать теперь не приходилось. Все мои дальнейшие попытки хоть как-то восстановить отношения воспринимались как попытки извиниться. И никаких мыслей о том, что мне тоже нелегко! Заслужил — получай, и весь сказ! Это совсем не то, чего я хотел. — Он помолчал, потом спросил: — Надеюсь, теперь ты сама понимаешь, почему мне так важно было, чтоб ты услышала эту историю не от Кассандры и не от МакЛауда? Я не хочу повторять снова ту же ошибку.
— Да, понимаю, — отозвалась она. — Но я-то не МакЛауд.
— И, тем не менее, такие вещи лучше узнавать из первых рук. — Он оттолкнулся от подоконника, пересек комнату и остановился у камина. — Я не прав?
— Прав. — Она улыбнулась и снова уселась в кресло. — Вот только я теперь не имею понятия, что со всем этим делать.
— Конечно, не имеешь. Потому что это еще не все.
— Как, и это еще не все?!
— Что поделаешь, последние годы были весьма насыщены событиями. Так вот, я не видел его, пока однажды ночью ко мне в номер не явилась Аманда…
В эмоциональные детали столкновения со Стивеном Кином он вдаваться не стал, так что рассказ получился не слишком длинным.
— …Ну вот, а потом он наконец-то соизволил объяснить нам с Амандой, что, собственно, произошло. Так, будто мы изначально слишком тупы или слишком непорядочны, чтобы уяснить его высокие мотивы. В которых, прошу заметить, на сей раз не было никакой особой высоты. Божий суд в виде поединка — одно из самых лицемерных оправданий права сильного… И мне, и Аманде известны были случаи, когда в подобных обстоятельствах Бессмертные просто бросали мечи, отдавая себя на милость того, перед кем чувствовали вину. Тот Дункан МакЛауд, которого знала Аманда, вполне мог поступить именно так. Причем молча, не заставляя друзей сходить с ума от тревоги и не объясняя постфактум свысока, что они просто неверно поняли его намерения. Надежду внушало только то, что он вообще снизошел до разговора.