Страница 25 из 35
– Это вы? – сказал он хрипло и выпрямился.
– Да! – сказал я. Вид его и какое-то безумное выражение налитых кровью глаз снова поколебали мое убеждение, что он врет и притворяется. Нужно быть великим артистом, чтобы так играть свою роль. Но я все-таки сказал свирепо: – Мне надоело слушать вранье, Хинкус! Вы мне соврали! Вы сказали, что вас схватили в восемь сорок. Но вас видели в коридоре после девяти! Вы будете мне говорить правду или нет?
На его лице промелькнула растерянность.
– Меня? После девяти?
– Да! Вы шли по коридору и свернули на лестничную площадку.
– Я? – Он вдруг судорожно хихикнул. – Я шел по коридору? – Он снова хихикнул, и еще раз, и еще, и вдруг весь затрясся от визгливого истерического хохота. – Я?.. Меня?.. Вот то-то и оно, инспектор! Вот то-то и оно! – проговорил он, захлебываясь. – Меня видели в коридоре… и я тоже видел меня… И я схватил меня… и я связал меня… и я замуровал меня в стену! Я – меня… Понимаете, инспектор? Я – меня!
Глава десятая
Спустившись в холл, я мрачно сказал хозяину:
– Там Хинкус совсем свихнулся. Есть у вас какое-нибудь успокаивающее посильнее?
– У меня всё есть, – ответил хозяин, нисколько не удивившись.
– Инъекцию сделать сумеете?
– Я всё умею.
– Вот и займитесь, – сказал я, протягивая ему ключ.
Голова у меня гудела. Было без пяти четыре. Я устал, осатанел и, главное, не испытывал никакого охотничьего азарта. Я слишком отчетливо понимал, что это дело мне не по плечу. Ни малейшего просвета, даже наоборот – чем дальше, тем хуже. Может быть, в отеле кто-то прячется, похожий на Хинкуса? Может быть, у Хинкуса действительно есть двойник – опасный гангстер, маньяк и садист? Это кое-что объяснило бы… убийство, страх Хинкуса, его истерику… Но зато тогда пришлось бы решить вопрос, как он сюда попал, где и как ему удается прятаться. У нас же здесь все-таки не Лувр и не Зимний дворец – у нас здесь «маленький уютный отель на двенадцать номеров; гарантируется полная приватность и совершенно домашний уют»… Ладно, займусь-ка я Мозесами.
Старик Мозес не пустил меня к себе в номер. Он вышел на стук в огромном восточном халате, с неизменной кружкой в руке и буквально выпер меня в коридор своим толстым брюхом.
– Вы намерены беседовать здесь? – устало спросил я.
– Да, намерен, – с вызовом ответил он, густо дохнув мне в лицо сложной и непонятной смесью запахов, – именно здесь. Полицейскому нечего делать в доме Мозеса.
– Тогда лучше пойдемте в контору, – предложил я.
– Н-ну… В контору… – Он отхлебнул из кружки. – В контору – еще куда ни шло. Хотя я не вижу, о чем нам с вами разговаривать. Уж не подозреваете ли вы меня в убийстве – меня, Мозеса?
– Нет, – сказал я. – Упаси бог. Но ваши показания могут оказать неоценимую помощь следствию.
– Следствию! – Он презрительно фыркнул и снова отхлебнул из кружки. – Ну ладно, пойдемте… – Пока мы шли, он брюзжал: – Часы не могли найти, обыкновенные украденные часы, а туда же – убийство, следствие…
В конторе я усадил его в кресло, а сам сел за стол.
– Значит, ваши часы так и не нашлись? – спросил я.
Он негодующе воззрился на меня.
– А вы что, господин полицейский, надеялись, что они сами собой как-нибудь обнаружатся?
– Была у меня такая надежда, – признался я. – Но раз не обнаружились, ничего не поделаешь.
– Мне не нравится наша полиция, – заявил Мозес, пристально глядя на меня. – Мне не нравится этот отель. Какие-то убийства, какие-то обвалы… собаки, воры, шум среди ночи… Кого это вы поселили в моей комнате? Я же ясно сказал: весь коридор мой, за исключением каминной. Мне не нужна каминная. Как вы осмелились нарушить договор? Что это за бродяга расположился у меня в номере третьем?
– Он попал под обвал, – сказал я. – Он искалечен, обморожен. Было бы жестоко тащить его наверх.
– Но я вам заплатил за номер третий! Вы были обязаны спросить у меня разрешения!
Я не мог с ним спорить, у меня сил не было объяснять ему, что он с пьяных глаз перепутал меня с хозяином. Поэтому я просто сказал:
– Администрация отеля приносит вам свои извинения, господин Мозес, и обязуется завтра же восстановить статус-кво.
– Нищеброды! – прорычал господин Мозес и припал к кружке. – Но он, по крайней мере, приличный человек, этот бродяга из третьего номера? Или он тоже какой-нибудь вор?
– Это совершенно приличный человек, – успокоительно сказал я.
– Почему же в таком случае его сторожит этот ваш омерзительный пес?
– Это чистая случайность, – ответил я, закрывая глаза. – Завтра же все вернется в нормальное состояние, уверяю вас.
– Может быть, и покойник воскреснет? – ядовито осведомился паршивый старик. – Может быть, вы мне и это пообещаете? Я – Мозес, сударь! Альберт Мозес! Я не привык ко всем этим покойникам, собакам, божедомам, обвалам и нищебродам…
Я сидел с закрытыми глазами и ждал.
– Я не привык, чтобы к моей жене врывались среди ночи, – продолжал Мозес. – Я не привык проигрывать по триста крон за вечер каким-то заезжим фокусникам, выдающим себя за аристократов… Этот Барл… Бралд… Он же просто шулер! Мозес не садится за стол с шулерами! Мозес – это Мозес, сударь!..
Он еще долго бурчал, скворчал, брюзжал, шумно отхлебывая, рыгал и отдувался, и я на всю жизнь усвоил себе, что Мозес – это Мозес, что это Альберт Мозес, сударь, что он не привык к тому-то, тому-то и проклятому снегу по колено, а привык он к тому-то, тому-то и хвойным ваннам, сударь… Я сидел с закрытыми глазами и, чтобы отвлечься, старался представить себе, как он ложится спать, не выпуская из рук своей кружки, как он, храпя и посвистывая, бережно держит ее на весу и время от времени отхлебывает, не просыпаясь… Потом стало тихо.
– Вот так-то, инспектор, – сказал он нравоучительно и поднялся. – Запомните хорошенько то, что я вам сейчас сказал, и пусть это послужит вам уроком на всю жизнь. Это многому научит вас, сударь. Спокойной ночи.
– Одну минуточку, – сказал я. – Два пустяковых вопроса. – Он в негодовании открыл было рот, но я был начеку и не дал ему говорить. – Когда примерно вы покинули зал, господин Мозес?
– Примерно? – хрюкнул он. – И таким манером вы надеетесь раскрыть преступление? Примерно!.. Я могу дать вам самые точные сведения. Мозес ничего не делает примерно, иначе он бы не стал Мозесом… Может быть, вы все-таки разрешите мне сесть? – осведомился он ядовито.
– Да, простите, прошу вас.
– Благодарю вас, инспектор, – произнес он еще более ядовито и сел. – Так вот, я с госпожой Мозес, в номер которой вы столь неприличным образом ворвались нынешней ночью, не имея на то никакого права, да еще не один, да еще без стука, я уже не говорю об ордере или о чем-нибудь подобном, – я, естественно, не вправе ожидать от современной полиции соблюдения таких тонкостей закона, как бережное отношение к праву каждого честного человека пребывать в своем доме как в своей крепости, и в особенности, сударь, когда речь идет о супруге Мозеса, Альберта Мозеса, инспектор!..
– Да-да, это было опрометчиво, – сказал я. – Я приношу вам и госпоже Мозес самые искренние извинения.
– Я не могу принять ваши извинения, инспектор, до тех пор, пока не уясню себе с полной отчетливостью, что за человек поселен в номере третьем, принадлежащем мне, на каком основании он расположился в помещении, граничащем со спальней моей супруги, и почему его сторожит собака.
– Мы еще сами не уяснили себе с полной отчетливостью, кто этот человек, – сказал я, снова закрывая глаза. – Он потерпел аварию на автомобиле, он – калека, без руки, сейчас спит. Как только будет выяснена его личность, мы вам немедленно доложим, господин Мозес. – Я открыл глаза. – А теперь вернемся к тому моменту, когда вы с госпожой Мозес покинули столовую. Когда это было точно?
Он поднес кружку к губам и грозно посмотрел на меня.
– Меня удовлетворили ваши объяснения, – заявил он. – Выражаю надежду, что вы сдержите ваше обещание и доложите немедленно. – Он отхлебнул. – Итак, мы с госпожой Мозес встали из-за стола и покинули зал примерно… – Он прищурился с большой язвительностью и повторил: – Примерно, инспектор, в двадцать один час тридцать три минуты с секундами по местному времени. Это вас удовлетворяет? Отлично. Переходите к вашему второму, и, я надеюсь, последнему, вопросу.