Страница 6 из 11
Голос в трубке ненадолго умолк, давая Брету возможность осознать значимость сказанного. После этого была назначена встреча – и Брет, который слыл строптивцем и грубияном и в хорошие для него времена, и в плохие, даже ни словом не возразил.
Он, против обыкновения, явился на ланч в одном из респектабельных городских ресторанов вовремя, был предупредителен и вежлив. Грейс, особа, с которой он встречался, была женой губернатора. Быть губернатором Калифорнии, самого большого штата США, – это, милые мои, само по себе совсем немало. Но этот губернатор был еще и актером, имя которого давно уже стало нарицательным, и, кажется, не было во всей стране, а может быть, и во всем мире человека, который бы его не знал. Жена его Грейс, очаровательная брюнетка, была представительницей одной из семей старинной американской аристократии. Сведения о ее отце, дедах и прадедах можно было найти в любой здешней энциклопедии. Это знал даже Брет, который политикой не интересовался принципиально, но есть вещи, имена и события настолько общеизвестные, что ты о них обязательно услышишь – хочешь ты этого или не хочешь.
Брет старался вести себя во время ланча непринужденно, позволил себе пару рискованных шуток и неуважительных высказываний о политике вообще и о некоторых политиках – в частности. Сам он, однако, не столько знал, сколько чувствовал, что эта встреча многое решает для него. И был недоволен собой – поскольку он, вольный художник, отнюдь не впервые обедал с особами высокого ранга, были в его биографии встречи и покруче, чем сегодняшняя, личности и позначительнее… Все это так, конечно, и его собеседница, выросшая в среде, где людей и события оценивают без сантиментов, была прекрасно об этом осведомлена. И относилась к Брету соответственно. Внутренний дискомфорт и смущение, которые ощущал Брет, имели источником вовсе не его собеседницу, а его самого. Слишком многое для него значила эта женщина – не только из-за конкретного заказа, который она собиралась дать, но и из-за того, что американцы называют «word of mouth» и считают самой действенной рекламой.
Так что Брет негодовал на себя за ту внутреннюю несвободу, которую испытывал и которую всячески не желал показать своей собеседнице. В разговоре он пытался аккуратно выяснить, что именно его заказчица знает о его, Брета Леборна, нынешней ситуации, и, к облегчению своему, выяснил, что вроде бы Грейс о трудностях художника ничего не известно. Тогда Леборн, поблагодарив про себя Эмилию, ощутил себя гораздо свободнее и вышел – уже не нарочито, а искренне – на нужный стиль и привычный ему ритм разговора, где он, проявляя к партнеру полное уважение, тем не менее диктовал свои условия и умел делать так, чтобы их принимали.
Расстались с Грейс они совершенно довольные друг другом, и уже через три дня Леборн явился в особняк губернатора, где Грейс стала позировать ему для портрета. То, что работать Леборн согласился не в своей мастерской, а на выезде – было, пожалуй, его единственной уступкой заказчице, но Брет пошел на это и никогда об этом не пожалел.
Портрет еще не был готов, а Леборн уже знал про себя, что это поворотный пункт в его биографии. Он еще близко не представлял, насколько изменится теперь все в его жизни, – никто из нас, в сущности, этого о себе не знает. Но будучи одарен от природы почти собачьим чутьем на разного рода повороты и прихоти придирчивой и переменчивой дамы – Фортуны, Брет Леборн, выходя из особняка губернатора, знал, что к нему пришла удача.
Публикация Эмилии, которая произошла на той же неделе, только помогла этому чувству оформиться – давно уже Леборн не получал столько звонков от знакомых и незнакомых, а скупой Фред (один из тех, кто, обидевшись, вернул Леборну свой портрет и поссорился с ним) захотел теперь возобновить отношения, позвонил, рассыпался в комплиментах и, между прочим, попросил свой портрет обратно.
Отношения Брет возобновить согласился, а вот портрет назад категорически отказался отдавать. «Галерея Неудачников» стала теперь для Леборна талисманом, и те портреты, которые летним вечером в сумерках видела в его доме Эмилия, висят на своих местах до сих пор.
Похороны как похороны – недолгое прощание в уютной часовне, обязательные речи, где покойный Акс Андерс, естественно, выглядел если не ангелом во плоти, то уж, во всяком случае, не обычным человеком с обычными странностями и недостатками, как все мы, грешные…
Что отличает такие церемонии, происходящие в Штатах, от, скажем, латиноамериканских – так это то, что по негласным правилам нужно сдабривать неизменную и неизбежную патетику доброй долей чувства юмора. Как именно оратор это сделает – зависит от его умения и эрудиции.
Худой сухопарый человек, знавший Андерса с детства, рассказал, как они, впервые попав в большой город, на спор прыгали с моста через Миссисипи и Рик был самым неугомонным и бесстрашным. Товарищ студенческих лет поведал о том, как друзья баловались марихуаной, которая тогда была под строжайшим запретом. «Но наш Рик, конечно, просто предчувствовал, что ее вскоре разрешат…» Коллега по работе в строительстве рассказал, как, руководя монтажом какого-то важного узла на строительной площадке, где большинство исполнителей были мексиканцы, в служебных разговорах по «уоки-токи» то и дело переходившие на испанский язык, Рик Андерс, который прекрасно говорил по-испански, но был ревнителем строгой производственной дисциплины, вдруг заявил во всеуслышание: «Внимание! Тот, кто скажет еще слово по-испански во время работы, получит свою зарплату не в долларах, а в песо! Повторяю: в песо. Меня все поняли?» Его хорошо поняли, и неанглийские разговоры прекратились, потому что все знали, что Рик любит пошутить в нерабочее время, но в таких ситуациях, как описанная, с ним лучше быть серьезным.
Потом выступал хозяин юридической конторы… Конечно, облик человека, который рисовали выступавшие, наверняка напоминал Акса Андерса весьма отдаленно. Что поделать? Обычай…
Потемкин и О’Рэйли пришли на похороны по настоянию Олега. Правило Потемкина оставалось неизменным: если ты хочешь найти преступника – постарайся узнать о жертве как можно больше. Особенно если дело происходит в среде, которую ты толком не знаешь, и в городе, куда ты приехал отдыхать, но и понятия не имеешь о его духе, обычаях, своего рода внутреннем ритме… Порой эти сведения кажутся лишними, но Потемкин знал доподлинно, что заменить их ничем не возможно. Поэтому они с О’Рэйли и здесь. И поэтому рядом с оплаченным организаторами похорон обычным фотографом молчаливо работает еще один – и фото всех присутствующих будут у Лайона уже вечером.
– Вот и заказывайте после этого портреты у Леборна! – негромко произнес рядом с Потемкиным приятный женский голос. Олег обернулся – Эмилия Стоун, их Лайон знакомил недавно у бассейна. Олег и не видел, что она тоже здесь.
– Отчего же такой пессимизм, мадам?
С первой встречи у Потемкина со Стоун установился сам собой такой полушутливый тон – и обоих это вроде устраивало. Пока, во всяком случае…
– Я никогда не претендовала на то, чтобы быть криминалистом, но разве вы сами не видите? Клиентов моего любимого Брета душат, как… Я хотела сказать, как мух, но мух не душат. – Эмилия смотрела на Потемкина широко распахнутыми карими глазами. – А кого душат, господин следователь, вы как считаете?
– Что вы имеете в виду?
Про себя Олег уже прекрасно знал, что имеет в виду Стоун, и упрекал себя в том, что сам для себя не обратил на это внимания. То есть замечательный портрет в доме Рэдинга Потемкин запомнил, конечно, но даже не поинтересовался авторством. А портрет Акса Андерса – небольшой, висевший в неприметном углу, в спальне, – вспомнил только сейчас. Единственная оригинальная работа в квартире… Надо же!
– Вторые похороны за две недели, – увлеченно продолжала Стоун. – Завтра заявлюсь к Брету и Джейн и потребую с них отступные, скажу, что иначе сообщу о них следствию.
«Положим, следствию ты уже все, что надо, сообщила», – подумал про себя Олег, а вслух спросил равнодушно: