Страница 41 из 55
Минут через пятнадцать они заметили светящийся буй.
— Вот он! — довольно громко сказал Фак.
Этот громкий возглас выдал то нервное напряжение, которое, видимо, охватывало его. Где-то на берегу резким гортанным криком ответила ночная птица. Крик показался почему-то Факу не натуральным, не птичьим, хотя в птичьих голосах он совсем не разбирался. Максимилиан поймал себя на том, что днем он, по всей вероятности, не обратил бы никакого внимания на этот крик, однако ночь населяла мир звуками, вызывающими тревогу. Вода была черной и казалась таинственной и как будто несла в себе неведомую опасность.
Иоганн сделал последний удар веслами, подводя лодку бортом к бую.
Они приладили друг другу баллоны с газовой смесью, привязались стальным тросиком шестиметровой длины, надели ласты и маски, взяли с собой водонепроницаемые фонарики и специальные дощечки с химическими карандашами, что позволяло им «разговаривать» под водой.
Первым соскользнул в воду Мирбах, за ним — Фак. Держась за линь, который был привязан к бую, аквалангисты стали медленно опускаться. Фак опускался в черную бездну, пока не мигнул фонарик Мирбаха: нужно было остановиться и включить вентиль следующего отсека — поменять газовую смесь.
Максимилиану никогда прежде не приходилось спускаться под воду ночью. Он чувствовал себя как слепой, и движения его были неуверенными. Было условлено, что во время спуска Иоганн будет зажигать фонарик в необходимых случаях.
Им приходилось для этого останавливаться несколько раз. После очередной смены газа, как только они двинулись дальше, Максимилиан сел на голову Иоганну, инстинктивно оттолкнулся в сторону и стукнулся обо что-то скользкое и длинное. Фак не выдержал, резко, насколько это было возможно в воде, повернулся и включил фонарик. Сильный луч пробил черноту и высветил что-то белое, продолговатое. Вглядевшись, он понял, что это — топляк. По натянутому тросу Мирбах почувствовал, что Фак удалился от линя в сторону. Он дернул за трос, включил фонарик, и Фак подплыл к нему. Мирбах достал дощечку, карандаш и написал: «На глубине от сорока до шестидесяти метров будет попадаться много топляков. Надо спускаться медленнее. Как самочувствие?»
Максимилиан ответил: «Нормальное».
Снова держась за линь, они продолжали спуск. Теперь затонувшие деревья попадались так часто, что приходилось обоим пользоваться фонариком и поминутно останавливаться, буквально продираться сквозь скользкие стволы. Водолазу работать здесь было бы невозможно: шланги непременно запутались бы в этих джунглях.
Немудрено, что здесь в сорок пятом погиб американский водолаз. Максимилиан вспомнил о нем, о других, погибших в озере, и о том, что некоторых из них так и не вытащили. И хотя утопленники не могли плавать, как плавали топляки, на глубине сорока — шестидесяти метров и уже давно разложились, Факу в каждом появляющемся продолговатом белесом пятне чудился утопленник.
Постепенно он заставил себя думать о другом.
Наконец они достигли дна. Оно было твердым, каменистым. Максимилиан почувствовал озноб. Сказалось не только нервное напряжение — вода здесь была значительно холоднее. Видно, неподалеку били подземные источники.
К грузу, который лежал на дне, Мирбах привязал тридцатиметровый фал. Взяв конец фала в руку, Иоганн, а за ним и Максимилиан двинулись на поиски ящиков, освещая путь фонариками. По расчетам Мирбаха, они должны были находиться где-то вблизи, на расстоянии пятнадцати — двадцати метров.
Аквалангисты обшарили дно по кругу радиусом тридцать метров и ничего не обнаружили.
«Тут что-то не так, — написал Мирбах на дощечке. — Мне кажется, что и место не то».
Они подошли к краю пропасти. Она разверзлась перед Иоганном совсем неожиданно. Он шел уверенно, так как ничего не знал об обрыве и чуть не свалился вниз; он уже сделал этот последний шаг и свалился бы, если бы Максимилиан не потянул за трос и не вытащил его.
«Здесь кто-то побывал до нас», — написал Фак.
«Несомненно, — согласился Мирбах. — В том месте, где мы работали, топляков было меньше и обрыва не было».
«Нам приготовили ловушку?» — подумал Фак и написал на дощечке: «Давай возвращаться».
Наверх шел первым Максимилиан.
Мирбаху приходилось ежеминутно тянуть за трос и буквально силой удерживать друга. Слишком быстрый подъем даже в аквалангах Кеслера все же грозил им кессонной болезнью.
Наверху было по-прежнему тихо. Но теперь, когда журналисты узнали, что кто-то побывал здесь до них, каждый шорох настораживал их.
Неожиданно раздался выстрел, за ним — второй, третий. И все снова стихло.
С полчаса еще Мирбах и Фак посидели в лодке, вслушиваясь в каждый звук, вглядываясь в темь. Потом Максимилиан сел за весла и повел лодку к берегу.
Без происшествий они высадились на берег и поднялись наверх.
Облачность значительно рассеялась, и лунный свет лучше освещал лес. Часы показывали три.
Вскоре они нашли дерево, под которым стоял «фольксваген». Машина была на месте, но стекла и фары разбиты, баллоны порезаны, аккумулятор выведен из строя.
— Негодяи! Скоты!
— Тише! Они могут быть поблизости.
Эти слова Мирбаха заставили Фака замолчать.
— Надо одному из нас идти в Бадль Креуц, — сказал Мирбах.
— Может, подождем до рассвета?
— Уже светает.
Действительно, деревья уже были различимы. Они проступали на фоне посветлевшего неба. Темнота рассеялась, и под кронами деревьев на земле были видны трава и сосновые шишки.
…Мирбах вернулся часа через два с комиссаром Клуте. Они приехали на полицейской машине и привезли аккумулятор и камеры.
Клуте обошел «фольксваген» Максимилиана и покачал головой. Решено было заехать по пути к Шроту и расспросить его. Возможно, он видел машину бандитов, изуродовавших «фольксваген» Фака.
Они застали Шрота на скотном дворе: лесник готовил корм свиньям.
На полицейскую машину, которая подъехала прямо к сараю, он не обратил никакого внимания. Можно было подумать, что к нему каждый день приезжает полиция.
— Господин Шрот! — сказал Клуте. — Нам нужно поговорить.
Шрот скользнул взглядом по низенькой фигуре Клуте, потом посмотрел на Мирбаха и Фака.
— О чем, господин комиссар? — спросил он, размешивая пойло.
— Не могли бы вы оторваться на несколько минут от своего занятия? — с некоторой ехидцей спросил Клуте.
Шрот вытер руки о фартук.
— Пройдемте в дом, — сказал он и, не глядя ни на кого, пошел по дорожке.
— Так о чем вы хотите поговорить? — вновь спросил Шрот, когда они расположились в одной из комнат.
— Сегодня ночью мимо вашего дома никто не проезжал?
— Господин комиссар, я так крепко сплю, что, если даже танк пройдет мимо моего дома, я не услышу.
— А ваша мать?
— Вы же знаете, она совсем глухая…
— Скажите, а к вам никто не приезжал вчера?
— Нет, господин комиссар, никто.
— А ваша машина в гараже?
— Она на ремонте, в Бадль Креуце.
— А как давно она там?
— Дней семь, наверное, восемь…
— А что в ней неисправно?
— Разное… А зачем это вам?
— И все-таки, что неисправно в вашей машине?
Фак все еще не мог понять, зачем действительно это нужно знать комиссару?
— Я же сказал — разное. Тормоза плохо держат…
— А еще что?
— Не пойму, чего вы хотите!
— Хочу, чтобы вы сказали, кто приезжал к вам вчера или сегодня ночью?
— Я уже ответил: никто.
— Тогда объясните мне, откуда у вас на дороге около гаража свежее масляное пятно, если ваша машина неделю как в ремонте. Вы что, в эти дни занимались переливкой автола из одной канистры в другую?
«Да комиссар не так прост, как может показаться на первый взгляд», — подумал Фак.
— Чего вы пристали ко мне! Я буду жаловаться!
В голосе лесника слышались не просительные нотки, а скорее — угроза.
— Я еще вызову вас, господин Шрот! — И Клуте обратился к журналистам: — Пойдемте, господа.