Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 46



Мой «отряд» на этот раз состоял из друга Вити Меркулова, пожелавшего провести свой отпуск в экспедиции, и Вали, моей жены, сотрудника на общественных началах.

Чуть свет я отправился в поселок заповедника, разбудил заместителя директора по научной работе Юрия Горелова, попросил помочь. Все мы, зоологи, знаем друг друга если не лично, то по работам, понаслышке. Стоило мне назвать себя, как Горелов сказал: «Все ясно», — и протянул руку.

В восемь утра его жена уже поила нас чаем, в десять мы погрузили снаряжение в машину, поздним вечером подъезжали к кордону Акарчешме, где предстояло жить и работать. Позади остались непростая переправа через реку Кушку, кордон Кызылжар с его знаменитым оврагом, где на устроенный людьми водопой приходят сотни куланов и джейранов.

Из всего, чем славен Бадхыз, меня влекли лишь архары. Лучшее для них урочище — Акарчешме — было для нас и самым притягательным местом. Впрочем, Валя еще мечтала о солнце и тюльпанах («ведь ты обещал!»).

Горелов проводил нас до Акарчешме, в первый раз провел по окрестностям. Сразу от кордона мы поднялись круто вверх на хребет, прошли два километра, пока с взлобья не открылся просторный вид на долину, густо иссеченную оврагами. Здесь Горелов предложил нам сесть и победно повел рукой окрест. Как видно, он не впервые проделывал этот номер и заранее знал, что удивит. В километре от нас на поляне, зажатой между двух оврагов, частью лежали, частью лениво паслись около трехсот архаров.

Горелов стоял над нами и оттого казался еще более широкоплечим и сильным, чем был. Его счастливое лицо, решительное, загорелое, сверкающее улыбкой могло бы служить моделью для портрета зоолога. Пусть часть зубов уже светила стальным блеском, а в огромных голубых глазах была пронзительность фанатизма, без этих реальных черт нельзя бы представить человека, больше двух десятков лет сражавшегося за природу Бадхыза [8]. Горелов держал в руках карабин, и невольно вспоминалось, как дотрагивался он до вмятин на окованном прикладе, когда рассказывал о былых схватках с браконьерами. Юрий Горелов — живая легенда Бадхыза.

Радушный хозяин звал нас вперед, хотел показать другие заветные уголки, и моим любознательным спутникам совсем не по душе было остаться здесь, на продутом ветрами взлобье, где одни архары да зоологи чувствовали себя хорошо. Но пробил мой час. Зачем путешествовать, зачем бороться, если не наступит, наконец, этот тихий час работы? Витя занялся костром, Валя села рядом со мной с записной книжкой, а я наладил подзорную трубу. Горелову пришлось распрощаться. Его звали свои дела, свои дороги.

Прежде всего мы пересчитали архаров. Они лежали несколькими группами, и трудно было определить, случайны ли эти скопления. Обращало внимание, что они лежали головами в разные стороны, так что невозможно было бы подойти к ним, оставаясь незамеченным. К тому же десятая часть животных паслась. На смену тем, кто лег, вставали другие. Воочию можно было убедиться, что не было животных, постоянно выполнявших роль сторожей.

Примерно в три часа дня Валя забастовала и заявила, что уходит варить «кашку». Мы и впрямь были голодны.

Чай с сухариками помогал лишь согреться. Я попросил товарищей еще немного подождать. Хотелось дождаться, когда архары встанут все, наступит время вечерней кормежки.

Все, что можно было сделать, мы уже закончили. Ожидание становилось тягостным, и, чтобы помощники не томились, не мерзли понапрасну, я отправил их побродить окрест, авось наткнутся на что-нибудь интересное.

Около пяти архары зашевелились, начали вставать. Те, что лежали в глубине скопления, выходили ближе к краю, начинали пастись. Вскоре оживление усилилось, и в центре образовалось пятно, свободное от животных. Пасущиеся архары образовали кольцо. На моих глазах кольцо стало шириться, архары расходились в разные стороны. Потом они повернулись головами к ветру. Вмиг стадо приобрело форму подковы, концы ее стремительно растягивались в стороны, тогда как центр уходил все дальше на ветер. Передо мной была уже дуга метров пятьсот длиной. Архары расходились все дальше, дуга стала рваться на части. Отдельные группы в своем движении оказались над обрывами. Пути вперед не было, группа собиралась воедино, и тотчас картина, только что увиденная мной в большом стаде, повторялась. Кольцо, подкова, дуга — формы стада закономерно сменяли друг друга, причем происходило это очень быстро, в считанные минуты. Несмотря на голод, животные не терпели тесноты, стремились вперед к ветру, если находились в центре дуги, или в стороны, до тех пор пока не оказывались в двух-трех метрах друг от друга. Те, что отстали, образовывали вторую дугу, метрах в пятидесяти позади первой (рис. 5).



Рис. 5. Схема расхода стада дугой: а—д — последовательные стадии; 1 — форма стада; 2 — направления движения животных; 3 — направление ветра

Закономерность происходящего приводила меня в восторг. Ощущение удачи, находки, открытия, если хотите, большого или малого, но открытия, причем в такой важнейшей области этологии, как поведение животных на пастбище, охватило меня. Едва архары разбрелись по холмам, я помчался на поиски товарищей. Взбежал повыше, чтобы найти, где они, огорчился, что нигде не видно.

Валя с Витей вернулись через час. Они тоже были полны новостей. Нашли гнездо грифа, уже высиживавшего яйцо. Фисташковое дерево, на котором сложено гнездо, растет на склоне оврага, в него легко заглядывать сверху. Когда вылупится грифенок, вот будет интересно сфотографировать. Кроме того, Витя принес два черепа архаров с неплохими рогами. Видно, это были остатки зимних волчьих пиршеств. Еще они видели лису. Все мы были довольны чрезвычайно. Правда устали, замерзли, но чувствовали, что приехали сюда не зря.

При свете свечки Валя варила кашу, а мы с Витей сделали две ходки за дровами: обламывали у фисташковых деревьев нижние сухие ветки. Они были очень твердыми, едва поддавались топору. Зато горели очень жарко.

Кроватей в домике не было, пришлось разложить спальные мешки на полу. Егери

заповедника, жившие с семьями на кордоне, пожертвовали нам две войлочные кошмы. Стулья из ящиков, свет свечи над столом, где горячая каша в мисках соседствовала с еще богатыми московскими запасами колбасы и консервов, тихая музыка из транзисторного приемника — мы совсем неплохо устроились и надеялись с комфортом проводить вечера после работы.

Как ни радовали меня наблюдения за рассеиванием архаров из скопления по пастбищу, надо было воспользоваться еще лежавшим на холмах снегом, чтобы закартировать тропы архаров. Запоздавшая весна могла наконец-то прийти, и тогда мы бы упустили эту возможность. Следующие пять дней мы неустанно лазили в окрестностях Акарчешме, и вскоре жизнь архаров «у себя дома» стала нам знакомой и понятной.

Хребет, возвышавшийся над кордоном, огибал ручей. Его притоки глубоко врезались в склоны, бежали в ущельях с крутыми бортами. Поднимаясь по дну ущелий, мы видели высоко над головой зубчатые цепи скал. Между ними протянулись щебнистые поля, на которых ноги тонули в красном месиве из снега и почвы. Архары предпочитали ночевать посредине таких полей. Здесь ни сверху, ни снизу к ним нельзя было подойти бесшумно.

Мы бродили теми же тропами, что волки ночью, видели их попытки добыть «барашка на пропитание», большей частью неудачные. Месяцем раньше, когда снег был глубже, волки могли настигнуть архаров, согнав вниз на дно ущелья. Мы находили здесь еще свежие кости, Витя собирал рога, не ленясь приносить их к кордону. У бадхызских архаров рога редко закручены больше чем на один оборот. Все же они казались весьма привлекательным сувениром, и бедный Витя никак не мог сделать выбор.

Судя по следам, вспугнутые волками архары не уходили далеко, стремились остаться на той же осыпи, предательски шуршавшей при каждом шаге хищников. Столь же излюбленными местами ночевок были карнизы и пещеры на скалах. Мы нашли такой же «череп», как в Копетдаге, с той разницей, что смогли заглянуть в его пещеры-глазницы. Конечно, здесь не было ничего примечательного, только помет и сильный запах хлева говорили, сколь живо это место ночью.