Страница 11 из 23
М. И. Лисина для обозначения самой ранней формы коммуникации ввела понятие «ситуативно-личностное общение», которое проявляется в «комплексе оживления», подчеркнув его активный, инициативный (а не реактивный) характер как выражение потребности в общении. В экспериментальном исследовании было показано, что «комплекс оживления» более интенсивно проявляется при восприятии человека, чем при восприятии предметов (Лисина, 1986).
В свете существенных изменений, происшедших в последние годы в понимании ключевых проблем раннего онтогенеза, базовыми основаниями, обеспечивающими избирательность наиболее важных, экологически валидных характеристик окружающего мира, являются ранние репрезентации у младенцев. Младенцы рождаются со способностями, помогающими им быстро развивать в себе понимание других людей. Они предпочтительно выделяют человеческое лицо, голос, способны к имитации эмоций, жестов.
На основе социальной направленности и общения у человека постепенно формируется ментальная модель мира – способность сопоставлять свой внутренний мир с миром других. Процесс социализации опосредован внутренними моделями психического, когда возможность понимать не только свое психическое, но и психическое Другого, возможность сопоставлять модели, принципиально изменяют способность ребенка понимать и принимать порядок социального устройства, отвечать иным, отличным от своих, требованиям (Сергиенко, 2006).
Установление эквивалентности себя другому человеку возможно на основе выделения себя из физического мира, различения собственных движений и движений других, различения эмоциональных выражений. Стадия первичной интерсубъективности обеспечивается сензитивностью новорожденных к человеческому голосу, лицу. Е. А. Сергиенко отмечает два типа ранних форм структуры Я: Я экологическое и Я интерперсональное, которые являются двумя аспектами взаимодействия с миром (Сергиенко и др., 2009).
Важно подчеркнуть, что существуют значительные индивидуальные различия, связанные с формированием ментальной модели мира как базовой основы социальной направленности субъекта. Эти базовые условия – лишь начало развития сложной, многоуровневой системы знаний о социальном мире.
Работ, посвященных экспериментально-психологическому анализу особенностей психического развития детей с чертами аутизма, сравнительно немного. В основном они посвящены исследованию детей-аутистов с задержкой психического развития. М. Раттер и Е. Шоплер отмечают, что специфическую часть синдрома аутизма представляет собой познавательный дефицит (Rutter, Schopler, 1980). Главной характеристикой когнитивного дефицита является патология речи. Она касается как недостаточного социального применения языка, так и задержки ее развития. Б. Хермелин и Н. O’Коннор отметили, что речевая недостаточность аутистических детей – лишь один аспект более общей недостаточности в отношении использования знаков и символов (Hermelin, O’Co
Синдром аутизма отмечается у детей с разным уровнем интеллекта, и эти дети различаются между собой по ряду характеристик. Дети с задержкой психического развития обнаруживают широкий познавательный дефицит, в то время как аутистические дети с нормальным интеллектом испытывают затруднения главным образом в вербальных заданиях. Аутистические дети с задержкой развития обнаруживают более тяжелое нарушение социального приспособления и более склонны к нарушениям социальных реакций. Однако нет достаточных данных, определяющих, являются ли эти различия качественными или лишь количественными. Как отмечает М. Раттер, эти выводы вполне убедительны, но есть одно существенное ограничение: данные получены при исследовании детей с задержкой психического развития (Rutter, Schopler, 1980).
В. В. Лебединским с сотрудниками проведен ряд исследований особенностей психического развития детей, больных рано начавшейся шизофренией с явлениями аутизма (Лебединский, 1980). Исследования строились на анализе ведущих видов деятельности – игровой и учебной, характеризующих разные этапы психического развития. Был сделан существенный вывод: в результате аутистической направленности личности нарушается усвоение социального опыта и страдает та сторона психического развития, которая в первую очередь связана с развитием социальных контактов, прежде всего – с овладением орудийными функциями предметов.
Цикл новейших исследований дефицита ментальной модели мира у детей-аутистов свидетельствует о раннем нарушении в накоплении ими социального опыта. При этом отмечаются специфические особенности их ментальной модели развития. Одним из самых ранних предикторов развития психического считается способность к имитации эмоций, мимики и жестов. У детей-аутистов она слабо выражена, отсутствует стремление привлечь внимание другого. По мнению С. Барон-Коэна, дети-аутисты не способны концентрировать свои знания о мире, так как они находятся под влиянием «перцептивной информации» (Baron-Cohen, 1995). Отмечается также неспособность детей-аутистов использовать зрительный контакт как источник информации о ментальном состоянии другого человека. Согласно данным того же автора дети с аутизмом при объяснении сложных картин чаще обращаются к физическим, чем к интенциальным основаниям.
А. Лесли и Л. Фейсс показали, что у детей-аутистов нарушено понимание только ментальных репрезентаций, но не физических (Leslie, Thaiss, 1992).
По данным С. Шульмана и его соавторов классификация геометрических фигур детей-аутистов не отличалась от классификации детей с нормальным развитием, но в то же время они были более несостоятельны в классификации по категориальным и функциональным признакам (Shulman et al., 1995).
О дефиците формирования внутренней модели психического свидетельствует отсутствие у детей-аутистов тенденции к анимизму – наделения неодушевленных предметов человеческими качествами. Это мы наблюдаем при попытках включения их в ролевые игры (см. ниже).
В исследовании Е. А. Сергиенко, Е. И. Лебедевой и О. А. Пурсаковой у детей с расстройствами аутистического спектра обнаружена зависимость развития понимания физического мира от уровня интеллекта, как и в норме (Сергиенко, Лебедева, Прусакова, 2009). Однако есть дети с аутизмом, имеющие нормальный уровень интеллекта, но демонстрирующие дефицит в социальных взаимодействиях.
Анализируя современные подходы к пониманию детского аутизма, А. С. Тиганов и В. М. Башина подчеркивают его нозологический полиморфизм (Тиганов, Башина, 2005). С учетом американской систематики DSM и международной классификации МКБ-10, авторы предложили классификацию детских аутистических расстройств, составленную на основе клинических исследований, проведенных в Научном центре психического здоровья РАМН.
Особую группу представляют аутистические расстройства эндогенного генеза:
1) синдром Каннера – эволютивный классический вариант детского аутизма, не сопровождающийся психотическими расстройствами;
2) синдром аутизма Аспергера – аутистическая психопатия конституционального генеза;
3) детский аутизм процессуальный – при ранней детской шизофрении.
Детский аутизм эндогенного генеза следует отграничивать от детского аутизма экзогенного генеза и от аутистических расстройств при генетически обусловленной хромосомной, обменной и т. п. патологиях.
А. С. Тиганов и В. М. Башина подчеркивают, что предложенная классификация отличается от МКБ-10 и DSM попыткой отойти от синдромального подхода путем введения элементов этиологической и патогенетической трактовки разных вариантов аутизма (эндогенный – экзогенный, конституциональный – процессуальный). Они отмечают, что аутизм, несмотря на различие его форм, имеет сходную симптоматику: погружение ребенка в собственный мир и отгороженность от окружающей действительности. «При разных аутистических расстройствах в структуре дизонтогенеза выявляются специфические черты при наличии клинического сходства самого феномена аутизма» (Тиганов, Башина, 2005, с. 11). Классический детский аутизм, аутизм, связанный с шизофренической патологией, а также аутизм при синдроме Аспергера характеризуются асинхронией развития когнитивной, речевой, эмоциональной и моторной сфер психической деятельности.