Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 21



Хотя существует немало межкультурных различий в проявлении закономерностей морального развития, связанных главным образом со спецификой коллективистских и индивидуалистских культур[38] (Miller, Bersoff, 1998; и др.), эта закономерность выглядит достаточно инвариантной относительно специфических черт различных культур и народов, особенно в условиях «интернационализации моральных ценностей» (Keller et al., 2005). Таким образом, несмотря на частую встречаемость высокоинтеллектуальных и высокообразованных «злодеев»[39] (в мировой литературе он увековечен в образе профессора Мориарти А. К. Дойля), все-таки в общем и целом повышение образовательного и интеллектуального уровня населения способствует повышению нравственности. И наоборот: алкоголизм, наркомания, низкий уровень жизни, плохое питание, курение и другие вредные привычки, массовая беспризорность – снижают «средний интеллект» нации, а посредством этого – и уровень нравственности.

В этой связи уместно выделить две группы людей: 1) поступающие безнравственно по убеждению; 2) поступающие безнравственно по недомыслию. В первом случае человек прекрасно понимает социальную роль морали и необходимость нравственных принципов для нормального существования общества, но нарушает их, подчас с явным удовольствием, под влиянием самых разных мотивов: корысти, самоутверждения, удовольствия от глумления над общепринятыми ценностями и т. д. Во втором случае человек просто не понимает смысла этих норм и напоминает чеховского героя, который в отсутствие каких-либо дурных намерений свинчивал гайки с рельсов, не думая, к каким последствиям это может привести (т. е., в современных терминах, готовил теракты, не отдавая себе в этом отчета). Психологической основой безнравственных поступков в данном случае служит «задержка» моральной социализации, проистекающая из дефицита интеллектуальных способностей.

Важно отметить, что интеллектуальные способности достаточно многообразны и не сводятся только к общему уровню интеллекта или к тем интеллектуальным операциям, на которых делают акцент Ж. Пиаже и Л. Колберг, описывая моральное развитие ребенка. Сюда относятся также и эмоциональный интеллект, и рефлексивные способности, – в частности, способность (и желание) оценить, как твои действия воспринимаются другими, к каким последствиям они могут привести и т. п.

В данном контексте стоит нарушить сложившуюся традицию в понимании соотношения морали и нравственности, согласно которой «мораль – это форма общественного сознания, а о нравственности уместно говорить применительно к конкретному субъекту – как он усваивает известные всем моральные нормы, например, десять заповедей» (Знаков, 2011, с. 414). Оставив за моралью ту же «понятийную нишу» – системы правил, дифференцирующих добро и зло[40] и предписывающих, что следует, а что не следует делать, вынесем понятие нравственности на нетрадиционный для него уровень – уровень «неконкретного» субъекта, которым является социум в целом. Тогда, на данном уровне, можно будет выделить основные слагаемые этого понятия и, соответственно, реперные точки, на которые обычно опираются, говоря о нравственности того или иного общества.

На соответствующей систематизации основан описанный выше Индекс нравственного состояния общества (ИНСО)[41], фиксирующий такие слагаемые нравственной атмосферы общества, как уровень: 1) жестокости, 2) бесчеловечности, 3) несправедливости, 4) цинизма. Операциональным показателем 1-й характеристики служит количество убийств на 100000 жителей, индикатором 2-й – количество беспризорников (точнее, детей, оставшихся без попечительства родителей), индикатором 3-й – Индекс Джини, выражающий неравномерность распределения доходов, показателем 4-й – Индекс коррупции. Разумеется, можно использовать и другие индикаторы нравственности/безнравственности общества и другие способы их индикации, однако и описанный способ представляется вполне приемлемым, поскольку все подобные варианты операционализации и количественной оценки качественных явлений, по сути, «не догмы, а руководства к действию».

Если оценивать состояние нравов в нашей стране в рамках описанной схемы – как характеризуемое уровнем жестокости, бесчеловечности, несправедливости и цинизма, то положение дел выглядит плачевным в каждой из этой сфер, что проявляется в соответствующих показателях, приведенных выше (см. таблицу 7).

Таким образом, оценка нравственного состояния современной России, т. е. наших продуктов трансформации общих моральных принципов в индивидуальную нравственность, дает неутешительный результат (см. Юревич, Ушаков, 2010).

Кризис второго из выделенных нами элементов поддержания нравственности в нашем обществе – системы трансляции нравственных принципов с социального на индивидуальный уровень – очень отчетливо проявляется также в состоянии ключевых институтов моральной социализации, к числу которых принято относить семью и образовательные учреждения (Гулевич, 2010), а также «улицу» и средства массовой информации. Здесь следует подчеркнуть три основные тенденции: во-первых, атрофию некоторых институтов, например, общественных организаций советского времени; во-вторых, изменение относительной влиятельности существующих институтов, в частности, снижение авторитета школы и рост влияния СМИ; в-третьих, изменение их функций. «Традиционные институты социализации (семья, школа, учреждения профессионального образования, учреждения дополнительного образования, трудовые коллективы) утрачивают свое влияние. Образовавшиеся пробелы восполняются легкодоступными носителями информационного продукта, например, средствами массовой информации», – пишут С. К. Бондырева, Г. В. Безюлева и Д. В. Сочивко (Бондырева и др., 2010, с. 265). При этом, как отмечает В. А. Соснин, «значительные возможности влияния средств массовой коммуникации на массовую аудиторию обусловливаются тем обстоятельством, что их содержанием охватывается весь спектр психологического воздействия в диапазоне от информирования, обучения, убеждения до манипуляции» (Соснин, 2010, с. 327).

Налицо также выхолащивание воспитательных функций некоторых институтов моральной социализации, что связано, в частности, с описанной выше псевдолиберальной идеологией. Так, ее адепты, в начале 1990-х годов занесенные волной либеральных реформ в органы управления отечественной системой образования, официально провозгласили отказ от выполнения нашей школой воспитательной функции и превращение ее в сервисную структуру по «оказанию образовательных услуг населению». Тем самым был изъят заложенный еще А. С. Макаренко краеугольный камень отечественной системы образования – единство обучения и воспитания.

Аналогичный «захват власти» псевдолибералами произошел в таком институте социализации, как СМИ, прежде всего на телевидении, влияние которого на нашу нравственность вынуждает отечественные законодательные органы настойчиво искать пути противодействия ему. Ударный аргумент псевдолибералов в дискуссии со сторонниками ограничений – «Не хочешь – не смотри» – служит лишь очередным свидетельством несостоятельности их идеологем: если последовательно продолжить эту логику, то следует выдвинуть возражения против запрета продажи наркотиков («Не хочешь – не покупай») и т. п. В данном случае вновь проявляется связь второго уровня системы поддержания (а также разрушения) нравственности общества с первым – трансляции моральных принципов на уровень индивидуальной нравственности с их продуцированием и распространением в обществе. Кризис на одном уровне неизбежно продолжается в кризисе на другом.

Понуждение к соблюдению нравственных норм

Отчетливо выражен кризис и третьего уровня системы поддержания нравственности – уровня понуждения наших сограждан к соблюдению основополагающих нравственных принципов. Здесь тоже очевидна связь с общей идеологией, в частности, с обсуждавшейся выше «либералогемой», согласно которой «запреты неэффективны», а также с псевдолиберальными идеями о том, что человек должен быть во всем свободен и принуждать его ни к чему нельзя. В этом же ряду находится и либералогема «можно все, что не запрещено законом», означающая, что человек имеет право нарушать нравственные принципы, если он при этом не нарушает законы, и принуждать его к их соблюдению – противозаконно. Против этого трудно возразить, однако любое общество стремится придать основополагающим нравственным принципам статус законов[42], а в тех областях нравственного поведения, которые не регулируются законами, применяются нравственные же меры воздействия, которые могут быть не менее жесткими, чем законы. Так, некоторые китайские чиновники, осужденные за коррупцию, выдержав законодательное наказание, отсидев назначенные им сроки, затем, выйдя на свободу, кончили жизнь самоубийством: «потеря лица» очень существенна для китайской культуры. Уместно вспомнить здесь и то, каким жесткими были «меры морального воздействия» в советском обществе, – в частности, что означало для человека исключение из партии или из комсомола. Понуждение к исполнению нравственных норм особенно актуально в условиях, когда значительная часть населения находится на первой стадии морального развития, по Л. Колбергу, соблюдая их лишь под страхом наказания. Естественно, куда более желателен переход на третью стадию, на которой гражданами добровольно исполняются эти нормы, или хотя бы на вторую, где это происходит из конформности. Соответствующие меры по повышению уровня нравственной социализации тоже необходимо практиковать. Это – т. н. «мягкое» моральное воздействие через систему образования и воспитания. Однако к отказу от существования принуждения современное общество, особенно наше, российское, вопреки псевдолиберальным мифам, пока не готово, и эффективность системы поддержания нравственности во многом зависит от эффективности принуждения к соблюдению ее основ.



38

Сильные различия в этом плане существуют и внутри культур в их глобальном понимании. В частности, «еще один аспект проблемы, который нельзя игнорировать при изучении решения моральных дилемм россиянами, заключается в наличии отличительных особенностей в структуре нравственного сознания россиян, принадлежащих к разным этническим группам» (Александров и др., 2010, с. 349). Это замечание распространимо и на большинство других народов.

39

Существуют и довольно экзотические примеры подобного плана. Так, в одном из исследований показано, что у студентов-медиков на первых курсах обучения уровень морального развития снижается (Patenaude et al., 1999).

40

«Существуют разные определения морали, – пишет О. А. Гулевич. – Однако, как правило, под ней понимается совокупность норм (требований и запретов), регулирующих отношения между людьми, нарушение которых рассматривается в терминах „хорошо – плохо“, „добро – зло“. Они существуют лишь на уровне представлений их носителей, т. е. не зафиксированы официально, а контроль за ними осуществляют отдельные люди и неформальные объединения» (Гулевич, 2010, с. 52). Согласно Ж. Пиаже, основу морального сознания тоже составляют запреты, определяющие, что «хорошо», а что – «плохо» (Piaget, 1932).

41

По существу, это Индекс нравственного неблагополучия общества, ибо он выражает только негативные характеристики.

42

Подобные прецеденты имеются и в современной России (например, законы о запрете распития спиртных напитков и курения в общественных местах и т. д.).