Рубиновое сердце

А Иржик? Его маленький неугомонный братец оказался потомком древнего рода герцогов Саминьшей! Может, его действительно надо женить? Тридцать три года — возраст уже не юный. А женится на хорошей девушке — дурить перестанет и займется вместе с братом бизнесом. Хотя картины тоже приносят неплохой доход, но он не идет ни в какое сравнение со строительством и продажами.

Над задумавшейся головой Берната кто-то негромко кашлянул. Мужчина недовольно вскинул глаза.

— Доброе утро, братик! — Просиял ласковой улыбкой Иржи. — Как спалось в объятиях Морфея? Или Мор-феи?

— Не было никакой феи. Садись!

За спиной младшего тенью маячил Фаркаш.

— Этого зачем сюда притащил?

— Репутация, знаешь ли, вещь хрупкая. Поддерживать приходится постоянно… — Томно улыбнувшись Йожефу, сказал Иржи.

Охранник нахально сел рядом с художником.

— Охраняю вверенный мне объект двадцать четыре часа в сутки. — С отсутствующим взглядом прокомментировал секьюрити.

— Даже в спальне?

Посмотрев друг на друга, молодые люди рассмеялись и дружно сказали:

— Да!

Поскольку ночной просмотр телепередач под коньячок затянулся на неопределенное время, проснулись они утром на одном диване и под одним покрывалом. Причем Иржи поинтересовался, какого лешего охранник делает в его кровати, а тот сам послал хозяина по этой же дороге, сообщив, что именно господин граф узурпировал его диван. Тем не менее, собрались они одинаково быстро, поскольку Иржи хотел проводить брата.

— Когда собираешься домой?

— Через пару дней. Хочу написать еще несколько этюдов. Я ведь тебе говорил.

Официант принес заказанные блюда и, расставив их на столе, бесшумно ушел, пожелав господам приятного аппетита.

И они начали молча кушать, продумывая дневные планы.

Бернат допил остывший кофе, отодвинул стул и встал из-за стола.

— Я поехал. Не выключай коммуникатор. Буду в перерывах тебе звонить.

— А госпоже Эстер? — показал зубы Иржи.

— А вот это уже не твоя забота! — нахмурил брови старший брат.

— И слава Богу! Удачи, Бернат!

В парке вокруг отеля весело щебетали птахи, приветствуя ясное солнечное утро без кошмаров и привидений. За одну теплую ночь расцвела сирень, наполняя сладким ароматом свежий и пока не жаркий воздух. В траве копошились скворцы, целой стаей собирая жучков и мошек. А где-то там, за озерами, допевал ночную песню соловей. Видимо, подруга была настолько хороша, что он даже утром продолжал воспевать ее бесподобный облик. Старые ивы привычно шуршали резными вытянутыми листиками, с которых иногда срывались крупные капли, падая на гладь пруда. И тогда по его зеркальной поверхности расходились широкие круги.

Иржи привычно установил этюдник. Пожалуй, кроме воды, отражающей небеса и камыши, он напишет перспективу с распустившимися цветами и высоким пеньком, выглядывающим из оплетающих его розовых побегов.

Набросав на палитру краски и смешав их в нужных сочетаниях, он легко выписывал блики и полутона, солнечных зайчиков, пробравшихся на траву сквозь густые ивовые ветви, и свернувшийся лодочкой лист, одиноко плывущий по синей водной глади. И картина оживала на глазах, напитываясь светом и легким ветерком, гуляющим по траве, капельками росы, блестевшими в бархатистых чашечках соцветий, и строгой чернотой стволов старых ив, являющих миру свое древнее равнодушие.

— Господин Иржи! — тихо подошел сзади охранник. — Да Вы — настоящий волшебник!

Художник нахмурился, сразу вспомнив безумную ночь и исчезающие под его пальцами ссадины на гладкой атласной коже. Но потом улыбнулся:

— Я уже закончил. Ты еще не устал разглядывать небо?

— Нет, я привычный! — В ответ ясно взглянул на него Йожеф. — Мы иногда часами стоим. Работа такая.

— Знаешь, работник, — задумчиво ответил Иржи, вытирая запачканные пальцы, — у меня есть одна мысль. И я хочу ее сделать реальностью.

Он аккуратно собрал свои краски, кисти и положил на пенек рядом с прудом.

— Пойдем! — позвал он охранника.

И они вдвоем подошли к тому месту, где Иржи видел источник радужных струй.

— Я сейчас разденусь и залезу в воду. Мне кажется, что здесь скрыто нечто интересное!

— Да Вы что, господин Иржи? Вода холодная!

— Не холоднее льда. Я быстро.

Художник стащил с себя свитер, рубашку, штаны и носки. Потом оглянулся по сторонам и стянул все остальное. Затем, поеживаясь на весеннем прохладном ветру, он наступил босой ногой в воду.

— Яй! — отдернул обратно. — Холодная!

— Хватит! — Фаркаш схватил его за руку. — Не сходите с ума, господин!

— Сейчас! — Иржи вдруг замер, сосредоточиваясь на чем-то внутри себя. Потом распрямил плечи и спокойно вошел в тихую воду пруда. Глубина, бывшая вначале по колено, постепенно увеличивалась, становясь по пояс. Но Иржи все также сосредоточенно шел вперед. И вдруг остановился, повертев головой. А потом резко наклонился, уйдя под воду целиком. Лишь кончики черных волос плавали по поверхности. Охранник заметался по берегу, сминая руками одежду художника. Но вот поверхность водоема снова забурлила, и живой, смеющийся и мокрый Иржи поднял вверх руки.

— Нашел! — в его правой руке была зажата какая-то черная коробочка.

Он легко выбрался на берег, взял свою рубашку из рук охранника и вытер ей голову. Она сразу промокла. Фаркаш, не раздумывая, стащил с себя куртку и накрыл спину господина. А потом содрал с себя пуловер и начал им вытирать грудь и голову Иржи.

— Представляешь, если кто-нибудь нас с тобой увидит?

— Ерунда, — отмахнулся тот. — Главное — не заболеть! А зачем Вы ныряли?

— Не знаю, Йожеф. Придем в номер, посмотрим.

Они в четыре руки быстро надели на влажное тело свитер, трусы, брюки и носки. Ботинки, усмиряя рвение Фаркаша, художник завязал самостоятельно. Потом дружно, подхватив этюдник и мокрые вещи, двинулись в отель, где их с изумлением проводили глазами чинные и чистые проживающие, а также охранник у двери и дежурная администраторша, выскочившая из-за стойки. Преданно заглядывая художнику в глаза, она искренне предложила всю возможную помощь.

— Ничего не надо, спасибо! — Хлопнув длинными мокрыми ресницами и хлюпнув носом, с улыбкой отказался Иржи. Разочарованная девушка, провожая глазами красивого мокрого мужчину, с досадой вздохнула.

Помывшись, переодевшись и сдав грязную одежду горничной, молодые люди уселись пить горячий чай с принесенными из ресторана мягкими булочками.

— Вы помните, что у нас сегодня тренировка? — спросил Фаркаш.

— Помню. И нам осталось около часа времени, чтобы привести все в порядок и немного разогреться.

— А когда рассмотрим то, что Вы нашли?

— Вечером, мой нетерпеливый друг, вечером! И еще, — Иржи внимательно посмотрел на уминающего булочку охранника, — я бы попросил тебя на время пребывания в отеле называть меня по имени, поскольку ни один хозяин не сидит со своим подчиненным за одним столом и не спит в одном номере. Не будем портить репутацию красивой сплетне о моей ориентации.

Фаркаш покраснел и закашлялся.

— Прежде чем говорить такие серьезные вещи, человеку надо дать дожевать! — проворчал охранник.

— Тебе все это, — Иржи махнул рукой из стороны в сторону, — кажется серьезным? Очнись, детка! Ты уже дорос до того, чтобы знать, что наш мир — просто игра. Мы — фишки. И разыгрывают нас не по нашим правилам. Смотри.

Иржи поднял ладонь пальцами вверх и легонечко подул на кончики. На указательном, среднем и безымянном пальцах загорелись прозрачно — рыжие огонечки. Потом художник медленно раскрыл руку ладонью вверх. Огонечки, спустившись по пальцам, соединились в язычок пламени в центре руки. А потом сжал кулак. Пламя исчезло. А Иржи взял этой рукой следующую булочку и намазал ее маслом.

— Как Вы это сделали? — Восхитился Йожеф.

— Не имею представления. Захотелось — сделал. Раньше не умел. — Пожал плечами художник.

— Так это взаправду?

— Вот про это я и говорю.