Страница 76 из 77
Соня.
Jоhnyboy ft. KSENIA – Метамфетамир
- …фольксваген пассат третьей серии девяностых годов, начала двухтысячных… - читает полицейский. – Номера…
- Да. Вроде. Я не разбираюсь в машинах, - бормочет Маша.
Я стою в стороне и прожигаю взглядом спину сестры, пытаясь сдержать всю свою злость и обиду, которая переполняет меня. Как она могла? Почему мне ничего не сказала? Это вообще не её дело, зачем она полезла в это? Из-за неё…
Мужчина благодарит Машу и уходит. Она недолго стоит спиной ко мне, а затем оборачивается. Её взгляд натыкается на меня, и девушка замирает. Она бледная и уставшая, явно недавно плакала, но в этот момент я не испытываю к ней жалости.
- Соня… - она делает шаг ко мне, но я отступаю.
- Довольна? – выдыхаю я. – Как ты могла?
- Я не… - её голос дрожит, но это вызывает во мне лишь новую волну злости.
- Это ты виновата. Он… - я осекаюсь и опускаю голову. Губы начинают дрожать. – Ненавижу тебя! – выпаливаю я и разворачиваюсь, чтобы она не видела моих слёз.
Я так зла, что готова срываться на всех подряд. Разрушать и уничтожать всё на своём пути, ненавидеть и отталкивать тех, кто меня окружает. Если бы Маша не помогала им, всё было в порядке, Егор бы не пострадал так сильно, он ведь вообще не при чём…
Чёрт… Я ведь знала, что они не отступятся. Я должна была догадаться, что они попросят её. Почему я чувствую себя такой беспомощной? Если бы я только могла всё исправить…
Егор Штормов, лучший боксёр нашего города, мечтавший выйти на профессиональный ринг, дышащий поединками и драками, живущий мыслями о спаррингах, теперь прикован к инвалидной коляске.
Каждый из нас, кто был причастен к этому, обвиняет себя. Маша, Матвей и я. Все мы виноваты.
Он говорит редко и мало, не улыбается, постоянно просит оставить его в одиночестве. Не смотря на обещание врачей, что парень пойдёт на поправку и сможет встать на ноги, Егор не блещет оптимизмом. Его когда-то пронзительные голубые глаза заволакивает дымка. Они становятся безжизненными и холодными.
Он ничего не говорит об этом, но я знаю, что ему тяжело. Чертовски тяжело.
Я собираю все свои силы и пытаюсь не терять позитива, надеясь, что его хватит на нас обоих. Бросить его сейчас я не могу, не посмею. В тот раз я хотела избежать подобных последствий, поэтому и разорвала все связи, но сейчас, если я уйди, это убьёт его. Я буду рядом, даже если он не встанет, если не сможет ходить, если останется в коляске до своей смерти.
- Погода хорошая, - тяну я, осторожно толкая кресло по хрустящему снегу.
Егор не отвечает.
Он говорит мало. Со мной почти никогда. Коротко отвечает на вопросы или же просит о чём-нибудь.
Сейчас начало января, спустя два месяца после того случая. Сегодня морозный день, и солнце ослепляет своими холодными лучами. Здесь тихо и одиноко, здания окружают, деревья местами нависают и прячут нас в своих безжизненных руках.
Операцию Егора откладывают три раза. То из-за его состояния здоровья, то из-за каких других причин. Мне ничего не говорят, но я знаю, что через неделю должны одобрить четвёртую попытку. Его увезут в Москву к хорошим хирургам, он пройдёт курс реабилитации и встанет на ноги. У врачей хорошие прогнозы.
Я останавливаю коляску возле небольшого замёрзшего пруда и дышу в варежки, чтобы согреть руки. Смотрю на Егора, но отсюда не вижу его лица, только шапку и ссутуленные плечи. Жалость накатывает на меня, но я трясу головой, чтобы отбросить её в сторону. Шторма нельзя жалеть, он этого не потерпит.
- Через неделю назначат дату операции, - оптимистично тяну я. – Готов?
Штормов не реагирует. Вряд ли он ответит, так что я решаю снова нести очередной бред, чтобы молчание не уничтожало ни его, ни меня, но не успеваю.
- А смысл? – его голос ровный и уставший. – Всё в пустую.
- Эй, - я огибаю коляску и сажусь перед ним на корточки. Беру Егора за руки и улыбаюсь. – Не говори так. Ты сильный. Ты выздоровеешь.
Парень смотрит на меня таким безразличным и пустым взглядом, что всё внутри меня сжимается. Он словно видит меня насквозь, знает все мои секреты и тайны. Его голубые омыты напоминают мне глаза старика, ожидающего смерть.
Раньше они ассоциировались у меня с чистым небом, в котором играют отблески солнца, но сейчас они больше похоже на лёд.
Я вздыхаю и целую его в щёку.
- Ты же знаешь, я буду рядом, - в очередной раз говорю я.
- Да хватит! – неожиданно вскрикивает Шторм, хватая меня за куртку, словно собираясь ударить. Это впервые за всё время, когда парень повышает голос и вообще проявляет хоть какие-то эмоции. – Ты себя слышишь хоть?! Я инвалид!
Он толкает меня так сильно, что я падаю на заснеженную дорогу.
- Я, мать его, грёбанный инвалид! – орёт Егор.
Он со злости ударяет кулаками по подлокотникам. Я сижу на снегу и смотрю на него снизу вверх, сдерживаясь, чтобы не разреветься. Мне так больно из-за того, что я не могу помочь ему, что ничего не в силах сделать, чтобы ему стало легче.
- Егор, - тяну я. – Ты же знаешь, что говорят врачи. Ты поправишься. Всё будет хорошо…
- Да пошла ты, Розина, - с ненавистью выплёвывает Штормов. – Хватит с меня твоей жалости. Ты поправишься, Егор. Всё будет хорошо, - передразнивает меня он. – Ничего не будет хорошо, - он хватается за колёса, чтобы развернуть коляску, но не делает этого. – Тошнит уже. Играешь тут в любящую жену, словно я овощ, не способный двигаться.
Горло сдавливает, и я перестаю дышать, чтобы сдержать слёзы.
- Да что ты такое говоришь, - я с трудом поднимаюсь на ноги. – Ты же знаешь, что я люблю тебя. Даже не думай, что я брошу тебя после всего, что случилось.