Страница 55 из 77
Егор.
Fallulah – Give Us A Little Love
Когда тебя со всей силы ударяют бейсбольной битой по спине – это, как минимум, неприятно. Я, человек, привыкший к постоянным избиениям на ринге, который всю жизнь только и делает, что получает от противников удары по лицу, рукам и корпусу, искренне негодую, как вообще можно использовать грязные приёмчики и нападать со спины? В принципе, возмущаться мне было некогда.
Всё происходило слишком быстро, чтобы соображать над своими поступками. Прежде чем боль пронзила область лопатки, я увидел Матвея, падающего на землю, и в тайне порадовался, что удар прилетел мне не в затылок. Я уже валялся на земле и не мог подняться, поэтому машинально сгруппировал тело, чтобы избежать серьёзных травм. Сквозь блок я видел друга и думал о том, что нужно помочь ему. Когда тебе прилетает удар монтировкой в голову – это гораздо хуже, чем пара пинков в лицо и сломанный нос.
Я думал лишь о том, чтобы не отключиться, потому что если я потеряю сознание, то не смогу защитить ни Соню, ни Матвея. Мне нужно было выбрать момент, перехватить биту ударить парня по ногам, но чувак с монтировкой портил мне все планы.
Да и вообще, о чём я говорю? Какие планы? Всё происходило так быстро, что я действовал на автомате. Боль разрывала меня, адреналин зашкаливал. Сомневаюсь, что вообще мог трезво оценивать ситуацию. В какой-то момент я просто открылся, получил удар в голову и потерял сознание. Очнулся через пару дней в больнице, врачи сказали, что со мной всё в порядке и что скоро я смогу отправиться домой. Матвей был всё ещё без сознания.
- Ты Соню видел? – спрашиваю я отца, когда тот в очередной раз приходит навестить меня.
- Нет, - он пожимает плечом. – После выпускного не видел.
Я поджимаю губы, листая в телефоне ленту «вконтакте» и пытаясь не думать о многочисленных сообщениях, которые прислали мне друзья, чтобы подбодрить и пожелать скорейшего выздоровления. Я ни на одно из них не ответил.
- Она трубку не берёт, - бормочу я, лениво проводя пальцем по экрану. – На сообщения не отвечает. Куркина говорит, что та уехала к бабке в деревню.
Отец не отвечает, и я поднимаю на него взгляд, чтобы убедиться, слушает ли он меня.
- Ну, - он шмыгает носом. – Наверное, уехала в деревню, - безразлично бросает папа.
Я фыркаю и поправляю съехавшую повязку на руке, которая чертовски мешает. Скорее бы уже выписаться и отправиться домой: больничная еда просто ужасна.
- Она не могла уехать после того, что случилось, и даже не прийти ко мне, - недовольно бурчу я.
Проходит ещё одно сообщение, телефон вибрирует, и я замираю, поспешно возвращаясь к диалогам. Нет. Это не от Розиной. Вздыхаю и ставлю сотовый на блокировку.
- Может быть, родители отправили её в деревню как раз из-за этого, - предполагает папа. – Связь там не ловит, вот она и молчит.
Я прищуриваюсь, подозрительно всматриваясь в отца, затем недовольно морщусь и вздыхаю.
- Может быть, - бурчу я. – Как там Матвей?
Отец качает головой, несколько секунд молчит.
- Ещё не очнулся, - бросает тренер.
- Неделя прошла, - говорю я, потирая лицо ладонями и шумно вздыхая. Пытаюсь избавиться от картинки, как друга ударяют монтировкой по голове. И как я не заметил, что тот урод начал доставать её? – Ко мне копы приходили вчера, - смотрю на отца. – Сдал им этих ублюдков.
Папа кивает, потирая переносицу. Выглядит он уставшим и потрёпанным. В палате тихо, пахнет какими-то лекарствами, во рту у меня привкус пресной каши, которую давали на завтрак. Хочется уже выйти на улицу и погреться в лучах солнца, а не лежать в этой постели целыми днями. У меня ведь ничего серьёзного нет, почему они меня здесь держат?
- Я знаю, - говорит он. – Их ещё не нашли.
Поджимаю губы, поправляя подушку под спиной, чтобы было удобнее сидеть.
- Сомневаюсь, что вообще ищут. Это же полиция. Они там ни черта не делают, - бурчу я.
- Вот только давай без самодеятельности, - упрекает меня отец. – Не надо искать и мстить им, пусть следователи делают свою работу.
Я отмахиваюсь, ничего не отвечая. Заняться мне больше нечем, как искать этих упырей. Я всё равно практически не помню, как они выглядели. Темно было. Если только связаться с бывшими друзьями Розиной, которые её подставили в тот раз, выпытать их, где искать Малийского, а там дальше вместе с ним найду и остальных. Они, наверное, залягут на дно, пока ажиотаж не поутихнет.
- Егор, - отец возвращает меня в реальность. – Пообещай, что не будешь искать их и нарываться на неприятности.
Где-то я уже это слышал.
- Ладно. Когда меня уже выпишут? Хочу на тренировку. У меня соревнования скоро, - недовольно бурчу я.
Папа цокает и вздыхает.
- Послезавтра. Врач сказал, пока никаких нагрузок, так что, когда полностью восстановишься, тогда и поговорим о тренировках, - он поднимается на ноги, намекая, что ему пора на работу. Или ещё куда, не знаю.
- Но, па, - ною я. – Я в порядке. Всего лишь синяки!
- Никаких «па», - он хлопает меня по плечу. – Завтра зайду, не скучай.
Я фыркаю, провожая его недовольным взглядом, а, когда дверь за отцом закрывается, возвращаюсь к телефону. Куда же делать Розина? Если бы предки силком отправили её в деревню, чтобы избежать встречи с Малийским, она бы, как минимум, написала мне и предупредила. Или попросила бы кого-то из подруг.
Но она исчезла, словно её никогда и не существовало. Не нравится мне всё это. Жопой чую, что что-то не так.
***
Утром через день меня выписывают. Я с радостью покидаю палату, в которой провёл почти полторы недели, разбрасываюсь прощальными фразочками, адресованными пациентам или медсёстрам, и заклинаю себя, что никогда в жизни больше не вернусь в это жуткое, холодное, пропитанное болезнью, место. Хватит с меня таких приключений…