Бремя колокольчиков

   -  Да не-е, - отпрянул протодьякон, - экий ты, брат! Не могу я без службы, хоть и зовут друзья на фирму. Понимаю, каноны, будь они неладны. Блудник-прелюбодей, и всё такое. Но я хочу служить Богу! Хоть и говно, и служу не пойми чему...

Протодьякон плакал, что с ним бывало не часто, даже когда он бывал сильно пьян. Вообще, в нём уживались как бы два человека: один был весёлый малый, смахивающий на лесковского разухабистого персонажа, другой... который сейчас плакал.

Когда-то, совсем молодым столичным студентом, уверовав, он стал ездить к популярному старцу. Многие считали того батюшку прозорливым Всё шло как по маслу. Духовное окормление, молитвенное правило, пост.

У Николая прекрасный голос и хороший слух. Его стали приглашать читать и петь на клиросе[67]. Старец всё говорил о приближающемся антихристе, о трёх шестёрках и о том, что в городе одни соблазны и грехи, и надо ехать дальше, учиться жить в деревне, как жили благочестивые предки.

Однажды батюшка позвал Николая в крестилку[68] отдельно, после службы. Там стояла девушка, которая тоже не в первый раз приезжала сюда, Николай её уже видел.

- Вот, Коля, знакомься - Анастасия! Она из-под древнего русского города N. Девка хозяйственная и богобоязненная. Ты давно меня про женитьбу спрашивал, вот меня Господь и вразумил это дело обустроить. А ещё, тебя обрадую! В области, в которой Анастасия живёт, владыка - мой старый приятель. Он тебя в дьяконы рукоположит, а потом и в священники! Во славу Божию будешь служить в деревне подальше от всей этой бесовщины и детей лучше вырастишь, если Господь время продлит, но если и антихристово время придёт - быстрее там убережёшься.

Разве мог Николай от такого отказаться?! Да и девушка была вполне себе красивая, хоть и строгая на вид. Но оно ж Коле даже и лучше, что строгая, чтоб от греха подальше и за хозяйством. Чтоб, как в святую старину! Как же всё славно устраивается!

Родители Николая хоть и охали, но что уж сделаешь? Двадцать два года - сам решает. Старец их обвенчал и отправил в N-скую область с письмом архиерею. Тот обрадовался, особенно когда услышал, как замечательно Николай читает и поёт.

Рукоположил он его в дьяконы и оставил у себя. Квартиры в городе не было, и новопоставленный дьякон жил, где придётся. Когда через пару лет отдали монастырь, то Николаю выписали там келью, а Анастасия жила у себя в деревне, в ста с лишним километрах от областного центра. Зарплаты у дьякона почти не было. В начале 90-х даже соборные попы жаловались и всё вспоминали прежние благие времена.

К жене Николай выбирался раз в две недели где-то. Жила она тяжело, в доме без воды, с больной матерью поднимала всё появлявшихся детей.

Сначала Николай спрашивал владыку о том, скоро ли его пошлют батюшкой на приход, как благословил старец. Епископ сперва отшучивался. Погоди, мол, прыткий больно столичный соловей! Потом стал сердиться. Де, это владычнее дело - и старец ему не указ! А что с семьёй порознь живёт, так это уже его не касается. Квартиры ему для дьяконов не выдают, а платить больше он не может. Итак, он, владыка, чрезмерно добр, что вообще на такие вопросы отвечает. Другой бы на его месте за одни такие разговоры Николая отправил бы под запрет, чтоб знал, как с архиереем разговаривать надо.

Николай смирился. Служб хоть и много, и они тяжёлые (владыка любил монастырский устав и долгое пение), но и трапезы на престольные праздники, на которые владыка всегда Николая брал с собой, были обильными. Знай своё дело: ешь, пей, да многолетие Святейшему да нашему Преосвященнейшему владыке возглашай. А чем больше выпьешь - тем лучше многолетие выходит...

Через пять лет Николай стал вторым архиерейским протодьяконом. К жизни такой привык. Денег не много, но подкидывать на престольных праздниках стали, да Николай и сам научился правильно подойти к встречающему архиерея дрожащему настоятелю, чтоб тот не обидел владычнего протодьякона.

Семья так и оставалась в деревне. А что он мог сделать? Хорошую квартиру в городе снять, у него денег не хватило бы. А в плохой - жить вместе тяжело, да и старец благословлял не оставлять деревню.

Ещё через пару лет у Анастасии умерла мать, а после и сама протодьяконша слегла... Врачи сказали, что после третьих родов тяжести ей носить совсем нельзя. А как не носить, коль в деревне живёшь? Да ещё без газа и воды?

Владыка не дал своему протодьякону даже отпуска за свой счёт. Служи, мол, Господь всё устроит! Негоже из-за бабы службу архиерейскую оставлять!

Сильно это подломило тогда Николая. Как-то всё накопилось и хрустнуло...

Отправил протодьякон жену в столицу. Благо в однушку покойной бабушки родители ради внуков впустили. Лучше там стало супруге -расцвела прям. Оказывается, столько зависит от условий! Отказалась она возвращаться, не смотря на все уговоры. Даже из старца смогла выбить молчаливый кивок- благословение остаться по болезни.

Николай запил по-серьёзному. На престолах часто из-за стола его стали выводить под руки. Владыка всё спускал любимчику, до одного случая.

На трапезе после Епархиального собрания протодьякон подвалил к группе батьков с Украины и начал им доказывать, что служить они не умеют. Да и вообще непонятно, что тут делают. И даже, возможно, они агенты НАТО! Говорил он это громко и не стесняясь в выражениях, так что епископ, проходивший мимо в окружении благочинных и наместников , решил сделать ему замечание.

   -  Отец Николай! Потише! Не на базаре!

   -  А-а-а-а! Владыко! Погоди, я те ща тоже скажу! [69] [70] [71]

Старый епископ решил разобраться потом, не при всех, и когда здоровый протодьякон протрезвеет и будет безопасен. Но Николай увидел, что владыка отходит в другую часть зала, и заорал на всё Епархиальное собрание.

   -  Владык! А хули ты уходишь! Я те ещё не сказал! Что ты, блять... - И направился, расталкивая попов напрямую к архиерею.

   -  Уймите его, - закричал Преосвященнейший. Первым опомнился монастырский послушник , он в спецназе служил раньше...

Утро протодьякон встретил привязанным к кровати в монастырской келье. Сушняк и головная боль.

Отвязали. Повели к владыке. «Как в кино», - подумал Николай, идя по длинным, со сводчатыми потолками, коридорам монастыря.

Архиерей долго говорил, как он разочарован в Николае, чем тот отплатил ему за всю его владычную доброту, что он не представляет его более служителем вверенной ему епархии, но, поскольку он преисполнен христианского милосердия, то не будет запрещать Николая в служении, а только почислит его за штат.

В Москву Николай вернулся в общем вагоне. Да и на это соборные отцы ему денег накидали втихаря от владыки.

Анастасия приняла холодно: вчетвером в однушке и так тесно, а тут ещё один безработный, да ещё пьющий. Они и раньше-то почти не знали друг друга, а теперь и вовсе никакого взаимопонимания не выходило. Жена постоянно злилась и срывалась, а ему так была нужна её помощь...

Николай, оглядевшись в столице, через полгодика смог устроится неофициально, как заштатник, к отцу Константину в храм. Больно уж тому понравился весёлый протодьякон с хорошим голосом.

Пошла привычная жизнь: службы, праздники, застолья. А жена всё отказывалась исполнять супружеский долг. Говорила, что детей она больше рожать не может, а предохраняться старец запрещает настрого. Как-то Николай пришёл сильно пьяный.

   -  Хочешь, *лядь, как в древности? Так получай домострой! - процедил Николай и взял жену силой.

Наутро он извинялся, а она даже не плакала. Зло молчала и взглянула один раз только. У Николая всё сжалось: «Господи! Что я! До чего докатился!... Но и она - дура... Бред это всё какой-то».

Он не раз то умолял простить, то пытался весело шутить, старался больше уделять время детям и помогать по дому. Ни тени прощения, ни намёка на хоть какой-то мир. Так жить он больше не мог. Боялся, что, выпив, либо с собой, либо с ней чего-нибудь сделает.