Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 31

— Бубликова, ты что-то хотела сказать.

Я отрицательно замотала головой.

— Ну, хорошо-хорошо, о тебе еще разговор впереди.

Я поняла — с запиской пронесло, а про лестницу пусть — я даже рада.

Елена Ивановна между тем припомнила все наши грехи, начиная чуть ли не с первого класса. Она сказала, что наш класс, насколько она помнит, всегда был неблагополучный, мы всегда ходим по краю пропасти, висим на волоске, потому что у нас слишком много любителей острых ощущений и некоторым не место в школе (мы знали, на кого она намекала), учимся неважно — всего один отличник, а в восьмом «а» — два.

Кто-то сразу отреагировал:

— Раз-два и обчелся!

— Вот-вот, и при всем при том, — сказала Елена Ивановна, — изображаете из себя умников. Помилуйте, на каких таких основаниях? Не знаю, что вы способны выкинуть завтра, — продолжала она, — да, я не знаю, что вы выкинете завтра. Мне страшно подумать об этом. Поэтому вам нужны ежовые рукавицы.

Когда Елена Ивановна сказала про ежовые рукавицы, мы не сразу поняли, к чему она клонит. В следующую минуту мы услышали ужасное:

— Видимо, Мария Алексеевна не справляется с вами по своей молодости и неопытности. Придется вам дать в качестве воспитателя более строгого учителя.

Я посмотрела на Марусю — на ней лица не было. Ноги мои куда-то делись, и я крикнула не своим голосом:

— Только не Едкую Щелочь!

Это было, конечно, очень глупо с моей стороны, потому что у Едкой Щелочи был уже свой класс — восьмой «а».

— Что ты сказала, Бубликова? Повторяешь глупости своего Рыбина? — строго спросила Елена Ивановна.

Я покраснела.

— Он вовсе не мой, и я не то хотела сказать. Я хотела сказать, что нам никто не нужен, кроме Марии Алексеевны.

— А мы вас не будем спрашивать, кто вам нужен, а кто нет — вы этого не заслужили, особенно ты.

Елена Ивановна поправила карандаши в стакане.

— Да, особенно ты, Бубликова. Где я тебя вчера нашла вместе с твоими друзьями?

И я сказала:

— Под лестницей.

Она тотчас подхватила эту фразу и обнесла ею всех, как чашкой чая.

— Под лестницей! Понимаете? Идет урок, а она под лестницей. Но опять не это страшно. В конце концов там может очутиться каждый. Но на этот раз там оказалась не просто ученица, а комсорг! И вот что симптоматично: Бубликова, подав дурной пример, увлекла за собой сразу двух!

Тут Лариска совсем некстати засмеялась, за что бедняжке сейчас же влетело:

— Что тебя так развеселило, Назаренко? Я ведь говорю не про ухажеров. Но если уж и отличники оказываются под лестницей, куда же дальше?

Юра Дорофеев, как на уроке, поднял руку.

— Елена Ивановна! Мария Алексеевна здесь ни при чем. Она не виновата.

Маруся поднялась со своего места. Рука ее чуть-чуть дрожала. Видимо, заметив это, она спрятала ее за спину. Получилась такая задиристая старшеклассница. Маруся сказала необыкновенно тихо и изумленно:

— Дорофеев, ты меня защищаешь? Мне, между прочим, защитники не нужны. Да, это я виновата в том, что вы чуть не каждый день веселитесь. Но я думаю, что мы в конце концов найдем общий язык.



Мы закивали в ответ, как цирковые лошади. Но Маруся, оказывается, еще не закончила свою речь. Маруся сказала насмешливо:

— Вы извините меня за смелость, Елена Ивановна, что я вам напоминаю очевидную истину, так сказать, аксиому: я не ученица, а учительница, и кое-какие вещи в присутствии ребят говорить не стоит.

Ну и молодчина Маруся! Недаром она нам понравилась сразу. Любовь с первого взгляда! Честное слово, так оно и было. Помню наше самое первое знакомство, когда она пришла к нам по расписанию. Конечно, мы ее оглядели с ног до головы: во что одета, какая стрижка. Ничего, она нам понравилась — современная. А потом начался обоюдный экзамен — кто кого. Ей задавали разные вопросы: откуда приехала, зачем, долго ли собирается жить на Сахалине. На все это она нам ответила, и вдруг:

— И это все? А почему не спрашиваете, есть ли родственники за границей, каким языком владею?

Это она шпарила из анкеты туристов, уезжающих за Границу. Я видела у нас дома такую — мама заполняла.

Юрка Дорофеев, который всегда претендовал на звание яркой индивидуальности, сказал:

Это мы узнаем позже, при более близком знакомстве… Извините…

— Мария Алексеевна, — подсказала она.

— Мария Алексеевна — очень приятно. Простое русское имя.

— Не отвлекайтесь, пожалуйста, — сказала вежливо Маруся.

— Ах, да, простите. Вот такой вопрос, если разрешите: как стать белой вороной?

В классе засмеялись. Маруся слегка покраснела, небрежным жестом поправила волосы и сказала:

— Лично мне известно два способа: взять обыкновенную черную ворону и окунуть ее в перекись водорода, она обесцветится и будет белая. Этот способ доступен всякому. Второй способ сложнее. Делать то, что не делают другие, и наоборот, не делать того, что делают другие. Здесь возможны два варианта: или ты будешь положительной белой вороной, или отрицательной. Какой вороной хотели бы вы быть?.. Извините, не имею чести…

Класс грохнул. Ленька поднапрягся и перекричал всех:

— Дорофеев, Дорофеев — положительная белая ворона. Гордость школы! Единственный отличник восьмого «б»!

Юрка был положен на обе лопатки — ясно. Но Маруся, великодушный человек, пощадила его. Подождав, когда стихнет шум, Маруся сказала:

— Хочу сообщить вам еще одно сведение о себе: я ваш классный руководитель, поэтому чем больше у нас в классе будет положительных белых ворон, тем лучше.

И тут пошли такие аплодисменты, мы так развеселились, что Маруся еле-еле успокоила нас. На перемене мы побежали к «ашникам» и стали им взахлеб рассказывать, какая у нас мировая Маруся, не то что их Едкая Щелочь, которая кого хочешь вгонит в могилу своими моралями, а наша Маруся веселая, остроумная, и с ней мы теперь заживем! Правда, через два дня мы все удрали с химии в кино… Вы думаете, она нас распекала за это? Нет. И не потому, что одобряла эту выходку. Маруся видела, как нам здорово досталось от Елены Ивановны и от родителей, поняла, что нам несладко и, наверное, у нас надолго отбили охоту к таким мероприятиям, поэтому она горько пошутила:

— В следующий раз возьмите меня с собой, чтобы уж страдать — так за дело…

Вот какая наша Маруся, вот почему мы разволновались, когда Елена Ивановна сказала нам про ежовые рукавицы. После Марусиного выступления директриса некоторое время молчала. Видно было, что ей неприятно Марусино заявление, но что делать, факт — упрямая вещь. Маруся-то учительница, и тут, конечно, Елена Ивановна наломала дров. Она, наверное, обдумывала сейчас, как все это сгладить. Мы не мешали ей этим заниматься — сидели тихо-тихо, даже дыхание сдерживали. Наконец она сказала:

— Вы меня извините, Мария Алексеевна, я действительно погорячилась в отношении вас. Но вы ведь тоже понимаете, что дальше так нельзя.

Она обвела нас всех пристальным взглядом. Мне казалось, она видит каждого насквозь и даже глубже. По-моему, никто в школе не умеет так смотреть, как она. Наверное, этот особый директорский взгляд вручают директору вместе с ключом от кабинета. Бр-р! Пригвоздив нас всех к земле, Елена Ивановна сказала:

— Я верю вам… в последний раз. Ведь вы неплохие ребята и при желании могли бы обставить восьмой «а». Почему это вы ему уступаете, а? Вот сейчас идите и за воскресенье подумайте обо всем.

Мы облегченно вздохнули и с удовольствием покинули директорский кабинет.

Глава 3. Без дураков

Я проснулась оттого, что кто-то настойчиво и протяжно спрашивал: «Зачем вы, девочки, красивых любите?» Это была, конечно, моя сестрица, которая «от двух до пяти». Правда, ей было почти шесть, но она выглядела моложе своих лет. Она могла задавать какие угодно вопросы, причем в любое время дня и ночи. Интересно, сколько же сейчас? Я пошарила на тумбочке, не вставая с кровати. Там должны быть мои часы, новенькие, с иголочки — мне их подарили совсем недавно. Как сказал торжественно папа, «в честь восьмого класса, чтобы ты теперь-то не теряла зря минуты». Хотя подарок был с намеком на мои тройки, я все-таки очень обрадовалась: наконец-то я не буду выглядеть белой вороной (!) и смогу теперь, как все, высчитывать на уроке, сколько осталось до конца. Некоторые это делают с шестого класса, а меня из педагогических соображений (ребенку не положены украшения, роскошь портит и т. д. и т. п.) держали до сих пор в черном теле.