Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 31

Маруся долго недоумевала, как это мы умудрялись с точностью до запятых заучивать статьи из учебника по литературе.

— Что стало с вашей памятью, — спрашивала Маруся. — Она, как фотоаппарат «Зоркий».

Мы загадочно улыбались. Но Маруся была не тот человек, который останавливается перед трудностями. Она поставила на нас всего лишь один опыт, и мы попались.

После того, как Маруся собрала учебники, она сказала:

— Достаньте тетради для сочинений и раскройте их.

Мы достали и раскрыли. Тогда Маруся взяла обыкновенную авторучку, которая была заправлена, оказывается, красными чернилами, прошлась по рядам и расписалась на каждом листе. У каждого получилось по шесть раз «кис-кис-кис» (фамилия ее Киселева).

Это был удар ниже пояса, игра в одни ворота и еще что там — не знаю, потому что мы не могли теперь сидеть так просто с умным видом — надо было писать по-настоящему именно в этих тетрадях! А у каждого в парте лежало по образу «лишнего человека»… Теперь уж действительно лишнего, так мы не могли его сдать без Марусиной подписи.

Класс слегка заволновался. Мы переглянулись с Лариской. Вид у нее был довольно испуганный. У меня, наверное, тоже.

Маруся не могла не заметить волнение. Она спросила:

— В чем дело? Я что-нибудь не так делаю?

Ответом ей было молчание. В общем, народ безмолвствовал, хотя его казнили самым настоящим образом.

Что было делать? Я честно переписала с доски тему сочинения и первый раз по-настоящему задумалась.

Думала я, думала и вдруг почувствовала прилив безграничной нежности к этому несчастному типичному представителю. Эх ты, белая кость, думала я об Онегине. Ах ты, дурачок! До чего же ты лишний!.. И я стала пропускать через себя его образ. Надо сказать, это довольно увлекательное занятие, и мысли откуда-то свои берутся.

Другие тоже скрипели перьями. Другие, но не Ленька. Он решил бороться с Марусей до победного конца. И знаете как? Он расковырял свой палец и вывел своей собственной кровью «кис-кис-кис», ну точь-в-точь как Маруся! Красными чернилами. Но глазастая Маруся все это увидела. Она, наверное, очень испугалась, потому что закричала страшным голосом:

— Рыбин! Сейчас же прекрати кровопролитие!

— А двойку не поставите? — спросил Ленька нахально, но палец все-таки замотал носовым платком. Его друг Колян Митракович, который был помешан на истории и прошел ее всю самостоятельно даже за десятый класс, тотчас дал Леньке новую кличку Леонид Кровавый.

Наши сочинения Маруся проверила через неделю. Все это время мы думали-гадали, поставит она Леньке двойку или нет. Дела у нас обстояли неважно. Неужели его Маруся не пожалеет?

Наши сочинения аккуратной стопкой лежат на столе. Вот сейчас Маруся скажет: «Я было совсем уснула над вашими сочинениями, да вот спасибо Юре Дорофееву…»

Или что-нибудь в этом роде. Я люблю слушать Марусин обзор — она весело его делает, всегда читает всякие перлы, которые мы выдаем.

Сегодня у нас было другое состояние — мы были в тревоге, потому что двоек могло быть очень много, а до конца четверти всего лишь одно сочинение.

— Я хочу поздравить вас с рождением самобытного автора.

Она долго копалась в стопке, отыскивая чью-то тетрадь. Наконец нашла:

— Катя Бубликова…

Я вспыхнула. Меня ни разу не хвалили, поэтому я так волновалась, что плохо помню, о чем она говорила. Кажется, у меня получилось лучше, чем у Юрки. Я просто не могла поверить своим ушам.

Долго она говорила о других сочинениях. Наконец дошла до Леньки.

— Рыбин…

Маруся сделала паузу, вздохнула. Видно, собиралась с силами (положение-то у него было плохое!).

— Собственно, что говорить о твоем сочинении? Эго огромная шпаргалка, кем-то очень хорошо проверенная…

Мне показалось, что она посмотрела на меня. И я снова покраснела.

— Поэтому тебе, Рыбин, два.

Мы прямо ахнули, стали просить:

— Ну, пожалейте, Мария Алексеевна, он больше не будет.

Маруся нас выслушала и сказала:

— Нет, раз уж решили обходиться без уцененной старушки, так надо выполнять.

И мы поняли, что никакие мольбы не помогут. Не знаю, подошел бы ко мне Ленька после уроков, если бы его Маруся пожалела. А тут подошел:



— Когда твой «Глагол» заседает?

— Сегодня в шесть.

— Я приду. Может быть, не все потеряно…

— Вполне может быть…

Глава 12. Где купить чувство меры?

Дни в школе шли ни шатко ни валко. Но вскоре у нас произошло одно неприятное событие (мы ж не можем без событий!), и если бы я знала, где купить чувство меры, я бы купила и отдала его Лариске, потому что она заварила всю эту кашу.

Недели через две после каникул Клара провела комсомольское собрание на тему «Смерть шпаргалкам!» Конечно, оно так не называлось, но смысл был такой, мы так поняли.

— Наша задача на эту четверть, — сказала Клара, — не уступить первенство восьмому «а» и побить его так же по всем показателям. Но нам придется неизмеримо труднее (она так и сказала — неизмеримо) — у нас не должно быть показухи.

И дальше она стала распространяться о том, что в нашем классе очень развито списывание; можно сказать, процветает. Искоренить эту привычку — дело чести всех комсомольцев.

В общем-то она была права, даже очень. И говорила она убедительно, страдая. Было видно, что она, комсорг, здорово переживает. И возразить-то было нечего — все понимали справедливость ее слов. На этом бы все и кончилось, не скажи Клара следующее:

— Мне неприятно, но я вынуждена назвать фамилии ребят, которые особенно увлекаются списыванием. Мы должны правду говорить, не так ли?

Мы потупились. И она перечислила многих, в том числе меня и Лариску, Бедную Лизу и Раца, Непомнящего и Леньку.

— И это все? — спросила Лариска.

— Все, — сказала Клара и победоносно на нее посмотрела.

— Тогда уж говори правду до конца — называй себя, — сказал Ленька.

Клара слегка смутилась, но взяла себя в руки, улыбнулась:

— Леня, не надо горячиться.

— Нет, надо! — сказала Лариска, и класс зашумел.

Звонок прекратил эти разговоры, надо было уходить,

потому что в нашем классе занималась вторая смена.

Лариска подошла к Кларе и сказала:

— Пойдем в химкабинет — поговорим.

Это прозвучало как «Гражданка, пройдёмте!», и Клара нервно передернула плечами:

— У меня нет сегодня времени.

Но в химкабинет все-таки пошла, потому что мы нечаянно взяли ее под стражу. Мы — это девчонки. Мальчишки решили, наверное, в это дело не ввязываться. На этот раз они поступили мудро, словно знали, что случится что-то из рук вон выходящее.

Как только мы вошли в пустой химкабинет, я почувствовала тоску, которая чуть-чуть щемит сердце недобрым предчувствием. Я не могла понять, отчего это. Пахло химией. Пробирки, пустые и строгие, выстроились в ряд на огромном демонстрационном столе. Вытяжной шкаф зловеще молчит. В чем же дело, почему так неуютно? Мне показалось, будто на меня кто-то пристально смотрит. Точно! Я поймала взгляд корифее© мировой науки. Ломоносов, Менделеев, Глинка — не композитор. Они разместились в простенках между окон. Ну что уставились, корифеи? На доске я увидела сложные, непонятные мне формулы. Взяла тряпку и стала стирать.

В этот момент все и произошло.

Я слышала, как Клара сказала, что она все равно уйдет сейчас, что говорить с нами у нее нет никакой охоты.

— Зато у нас есть охота выяснить с тобой отношения.

Я сказала, все еще стирая доску, не оборачиваясь:

— Брось, Лариска, не связывайся!

Но в этот момент я услышала жуткий звук пощечин. Через мгновенье я увидела, как Лариска колошматила Клару и та, кажется, закричала. Я настолько обалдела, что и не сообразила в первый момент, что должна делать. Наконец я крикнула и бросилась к ним: