Нечто невообразимое

Потупа Александр

Нечто невообразимое

И даже не в том дело,

что охотник убивает птицу,

он убивает полет.

Следователь Ахремчук попросил предельно искренне и подробно изложить мою точку зрения на события, ставшие причиной возбужденного против меня уголовного дела.

По-моему, лучше было бы ограничиться материалами предыдущих допросов. Действительно, подробный рассказ обо всем, что интересует следственные органы (да еще и в свободной манере, на чем настаивал Ахремчук), требует определенного писательского дара, а я таковым не обладаю и вынужден буду придерживаться сухих фактов, которые вряд ли помогут понять суть происшедшего. Следователь Ахремчук просил меня соблюдать последовательность эпизодов по предъявленным мне обвинениям (или подозрениям — я не совсем понимаю эти процессуальные тонкости). Это нелегко, так как на самом деле события развивались как бы одновременно и отнюдь не параллельными потоками. Потоки скрещивались и пересекались, и с некоторого момента происходившее отражалось в моем сознании какой-то скрученной, все сокрушающей струей.

Но я постараюсь выполнить по мере сил все требования следствия.

Еще одна предварительная ремарка — у меня очень хорошая, иногда просто фотографическая память. Поэтому те события и даже диалоги, которые воспроизводятся, в точности соответствуют истинному положению дел, во всяком случае, тому, что воспринималось лично мною. Надеюсь, проверка этого утверждения во всех доступных следствию ситуациях убедит его в моей полной искренности.

Настоящим подтверждаю, что я, Скородумов Вадим Львович, сотрудник Научно-исследовательского центра психореанимации, действительно изобрел аппарат психосейфетор и применял в экспериментальных целях (разумеется, по утвержденному плану работы лаборатории) ряд самостоятельно изготовленных действующих моделей указанного аппарата. В нашем Центре его часто называют «правдоматом», и это неофициальное, но крайне меткое название я тоже буду использовать в тексте.

Суть изобретения проста. Правдомат дистанционно воздействует на некоторые электромагнитные ритмы человеческого мозга и резко снижает уровень ощущения опасности. Основным проявлением человека, испытывающего действие психосейфетора, становится стремление говорить правду и только правду, иными словами — активно конструировать вербальную модель воспринимаемой им реальности, не искаженную чувством самосохранения.

Теоретически механизм действия аппарата ясен пока довольно слабо. Недостаточно исследован и диапазон побочных эффектов. Однако ни в одной из проведенных в нашей лаборатории экспериментальных серий не было обнаружено опасных для здоровья последствий.

Цель, с которой создавался аппарат, — лечение некоторых форм паранойяльного синдрома, особенно бреда преследования. Конечно, это лишь узкая, так сказать, стартовая цель — реальный спектр применения психосейфетора наверняка много шире.

Параноик, испытывающий приступы бреда преследования, — страшное зрелище. Это одно из самых жалких состояний человека — состояние зверька, загнанного в угол силой собственного воображения. Надо отметить, что в относительно легкой невротической форме бред преследования — довольно распространенное явление, всем нам в какой-то мере свойственно преувеличивать намерения и возможности ближних.

С помощью правдомата пациент временно освобождается от чувства повышенной опасности, и если эту фазу закрепить (скажем, гипнотически), то за несколько сеансов больной должен полностью избавиться от своего бреда, что и подтвердилось экспериментально (38 полных излечений из 40 случаев, в двух остальных синдром особым образом осложнен, эти случаи требуют особого подхода).

Любопытным и, к сожалению, заранее не предсказанным явлением оказалось своеобразное последействие психосейфетора — мне удалось установить, что повторные сеансы заметно продлевают фазу пониженного ощущения опасности и человек какой-то период продолжает говорить исключительно правдиво даже без использования аппарата.

Сразу хочу предупредить возможную ошибку — состояние, в которое попадает пациент, отнюдь не соответствует некой полной эйфории. Снижение чувства самосохранения странным (то есть пока еще не объясненным как следует образом) не распространяется на рефлекторные системы, на двигательные процессы. Это значит, что человек, находящийся в поле действия правдомата, может, например, вполне прилично вести автомобиль или самолет, но при этом высказывать идеи, потенциально крайне опасные для его отношений с окружающими.

Достаточно частые контакты с психосейфетором порождают, по-видимому, устойчивое закрепление правдивости, и дальнейшие эксперименты подтвердят или опровергнут мою гипотезу о том, что человек за 15–20 сеансов может необратимо перейти в фазу абсолютно откровенной личности. Из этого не следует, кстати, что он начнет излагать всем встречным подробности своего недавнего пребывания в туалете или что-то в этом роде. У него вовсе не разрушаются этические представления, он вполне способен следовать нормам общепринятой морали. Но он непременно обнажит те моменты, которые, с его точки зрения, данной морали противоречат, не соответствуют естественным путям развития человека и общества.

Разумеется, я понимаю, что данное изобретение может рассматриваться и как большое благо и как большая беда — обычно различия между такими крайностями не столь уж велики, слишком многое зависит от того, под каким углом мы смотрим на прогресс человеческих отношений. Однако мне хотелось бы избежать общих теоретизирований и рассказать только о тех событиях, которые непосредственно связаны с вольным или невольным внедрением правдомата.

Заранее приношу извинения всем тем, кто по служебному долгу или из чистого любопытства ознакомится с этими показаниями, возможно, кое-кто из них будет неприятно поражен некоторыми моими откровенностями, попытками говорить вслух о вещах, быть может, и общеизвестных, но обычно умалчиваемых или нашептываемых в узком кругу с той или иной долей стыдливости. Отчасти смягчающим эту мою вину обстоятельством служит то, что мне, более чем кому-либо иному, пришлось контачить с правдоматом, и, соответственно, я более других испытываю последствия своих опытов.

Я категорически отвергаю обвинение по первому из предъявленных мне эпизодов — обвинение в преднамеренном шельмовании академика Топалова К. И., проведенном мною якобы из чувства мести.

Поясняю следующее. В Центре, которым руководил Константин Иванович Топалов, я работаю давно, вот уже 17 лет. Тот факт, что Топалов и его ближайшее окружение считают меня человеком бесперспективным, самого меня никоим образом не унижает и даже не задевает. Не задевает потому, что их позиция соответствует истине — в их системе я действительно бесперспективен. Меня не привлекает их подход к делу, раздражают их действия, обеспечивающие систематическое и все более заметное отставание нашего Центра от уровня мировой науки. Наши исследователи не хуже, а во многих направлениях и лучше других умеют нащупывать новое и оригинальное, но мы тонем в процессе доводки и внедрения. Теряем время и основную энергию на борьбу с топаловыми и иже с ним, на пробивание инстанций, которые ни в каком деле не видят проку, если оно не способствует быстрому росту их личного престижа и благосостояния.

Сразу оговорюсь, я вовсе не считаю Константина Ивановича очень плохим человеком или особо выдающимся проходимцем. Безусловно, он конъюнктурщик выше среднего, но бывают деятели и почище. Топалов возрос на несветлой памяти лозунге «Не высовывайся!», и, надо сказать, действительно многого добился под этим лозунгом. С одной стороны, его работы за стенами нашего Центра практически нигде не упоминаются (не считая, разумеется, стандартных дружеских реверансов), с другой — за его спиной около пятидесяти подготовленных кандидатов и докторов наук. Если я начну рассказывать нечто общеизвестное — дескать, он сам, академик Топалов, постоянно дает хорошие отзывы на диссертации, исходящие из таких-то и таких-то институтов, и по странному стечению обстоятельств отзывы на работы его учеников поступают исключительно из тех же мест, то многие удивленно разведут руками: а как же иначе? Если я подчеркну, что список из трехсот научных трудов (а из них процентов 90 падает почему-то на последние 20 лет, в течение которых Топалов руководит нашим Центром) — это, мягко говоря, несолидно, имея в виду не только подписи под статьями своих аспирантов и соискателей, но и серьезные самостоятельные исследования, то те же многие назовут меня мелкокопателем и будут правы. Как ни смешно, они будут правы в своей очень уж популярной системе отсчета…