Страница 2 из 4
Второй – непобедимый полководец, способный изобретать непредсказуемые стратегии, а также завоеватель, который углубленно изучал традиции присоединенных к своему царству народов, усваивая из них все лучшее. В его библиотеке были собраны десятки тысяч пергаментов, которые собирали, сохраняли и делали доступными для использования специально уполномоченные Александром ученые. В этих пергаментах хранились литературные памятники самых разных культур и традиций. Библиотека Александра Македонского была настоящей сокровищницей синкретических знаний: его стремление к познанию не ограничивалось строгими догмами, а вызывалось желанием объединить все лучшее из различных сфер человеческого опыта.
К сожалению, искусство Метиды, которое продолжало процветать в качестве прагматической философии до возникновения Римской Империи, было вытеснено «абсолютной истиной» платоновской философии, в которой религия и наука накладываются друг на друга, а мудрость приносится в жертву догме. Богатая библиотека в египетской Александрии, символизирующая предыдущую традицию знаний, была сожжена христианами, которые считали ее святотатством. Впрочем, стратегический ум и мудрость не могут быть рабами абсолютной власти, поскольку такие узы лишили бы их жизненной силы, заключающейся в полной свободе мысли, воображения и выбора.
Неслучайно понятие «ересь», которым монотеистические религии и исходящая от них власть клеймили и проклинали всех тех, кто не придерживался «абсолютной истины», этимологически означает «разномыслие». Мудрый эллинский герой является в высшей степени еретиком, вольным, жаждущим знаний и способным на невероятные поступки. Его гениальная способность находить выход из самых сложных ситуаций заключается именно в умении мыслить и действовать, переступая за рамки обыденного. Спустя несколько тысячелетий Уильям Джеймс, один из основателей современной психологии, утверждал: «Гениальность – это не что иное, как способность наблюдать за реальностью с неординарных точек зрения».
На вопрос журналиста о разнице между гениальностью и обычным разумом, Альберт Эйнштейн ответил: «В то время как умный человек останавливается, удовлетворенный находкой иглы в стоге сена, гений продолжает поиски второй, третьей, может быть, и четвертой иглы».
Военное искусство: победа при минимальном усилии
Рассказывают, что в Средневековье один военный китайский стратег гостил у европейского принца. Ему довелось поучаствовать в рыцарских турнирах в качестве почетного гостя. Эти состязания не являлись простым времяпрепровождением, поскольку благодаря им часто удавалось избежать серьезных конфликтов, устраивались браки молодых принцесс и судьбы дворянских вдов. Они значили больше, чем просто рыцарские турниры.
Мудрый китайский стратег спросил у своего друга-принца, в чем заключаются «правила сражения». Тогда тот разъяснил ему простое правило: каждый принц выставлял на состязания трех своих лучших бойцов; команда, которая одерживала большее количество побед в турнире, становилась победительницей.
Китайский знаток задумался на несколько мгновений и потом сказал принцу: «Дорогой друг, позволь дать тебе совет: пусть твой третий по силе чемпион сразится с их первым, твой первый с их вторым и твой второй с их третьим. Ты проиграешь первый поединок, но выиграешь последующие два». Так и случилось.
Этот пример наглядно демонстрирует китайскую философию стратагем, которая явно менее героична, чем греческая. Но именно из-за своей меньшей эффектности она в некоторых случаях становится еще более эффективной. Как иллюстрирует в своих работах Франсуа Жюльен, один их блистательных китаистов, наиболее существенное различие между греческой и китайской традициями искусства боевой хитрости заключается именно в том, что в китайской культуре тактика должна быть как можно менее явной, а производимые с ее помощью эффекты должны казаться естественными. Образ китайского мудреца далек от греческого героя, он скрыт за самим действием, его стратегии всегда завуалированы, как «движения дракона, сливающиеся с облаками». Таков его метафорический образ.
Древнекитайская традиция представляет собой квинтэссенцию искусства стратагем не только в военных ситуациях, но и в решении самых разных проблем. Известный трактат Сунь-Цзы «Искусство войны» на протяжении веков является руководством по искусству властвовать и управлять отношениями, а также методологическим пособием по problem solving[1]. В последние десятилетия он стал популярным на Западе среди менеджеров, лидеров индустрии и политиков. Однако, с моей точки зрения, китайская стратегическая теория наиболее ярко выражена в менее известном тексте «Тридцать шесть стратагем». В этом завораживающем пособии, составленном, как предполагается, несколькими монахами-воинами, в тридцати шести формулах кратко излагаются основные типы стратагем, выраженные с помощью афоризмов и метафор. Вместе с тем это пособие по применению на практике основных категорий китайской философии: «твердые» и «мягкие» элементы, «прямое» и «косвенное» действие, «нападение» и «защита», «полнота» и «пустота» и их взаимные преобразования. Язык образов – аллюзивный и иносказательный – подталкивает к размышлениям, не вынуждая, а стимулируя их. Высказывания, как ключевая вода, проникают в мысли читателя, питая их и обогащая. Каждая из тридцати шести стратагем находит множество применений, поскольку являет собой формулу, которая может быть адаптирована к различным условиям и ситуациям. Иными словами, книга предлагает основные принципы создания решений, а не жестко заданные рецепты. Конечно, этот текст сложнее трактата Сунь-Цзы или «Военных стратегий» Су Пиня, еще одного известного стратега китайской традиции, так как его язык часто метафоричен и зашифрован. Но именно поэтому он является своего рода призмой, которая создает разные цвета в зависимости от того, как на нее посмотреть. Этот тип прикладных знаний, основанных на эффективности, а не на априорных умозаключениях, опережает на тысячелетия развитие современной логики и методологии научных исследований. Для древней китайской мудрости не существует понятия «истина», более того, она призывает избегать любой накладывающей ограничение «предвзятой мысли». По словам Лао-Цзы, «нет ничего более постоянного, чем изменения. Единственное постоянство – это непрерывные перемены. Только непрерывное изменение постоянно». Наблюдения меняются в зависимости от занимаемых нами точек зрения, и наши стратегии должны постоянно приспосабливаться к условиям и обстоятельствам, «как вода, которая преодолевает все, потому что приспосабливается ко всему». Понятие «истина» совпадает с понятием «эффективность», но и понятие «эффективность» не может быть задано в качестве абстрактной концепции, поскольку оно, в свою очередь, тоже является результатом постоянного применения. И действительно, Конфуций советует «учиться и постоянно применять изученное на практике».
«Сила сама по себе не приравнивается к знаниям, а знания, в свою очередь, не приравниваются к упражнениям. Только объединяя знания и практику, можно добиться подлинной силы».
Поучительным примером использования этого принципа является миф о Великом Юе, которому в ранней молодости пришлось бороться с нерешенной до той поры проблемой разлива реки и наводнениями, которые периодически угрожали его королевству. Юй сумел найти блестящее решение. В отличие от отца и своих предшественников он, чтобы удержать воды Желтой реки, отказался от построения все более внушительных плотин, которые неизменно сносил мощный поток воды.
Наоборот, он приказал вырыть глубокие ямы, канавы и каналы вокруг города. Подданные повиновались его приказу и, когда наступило половодье, увидели, что вода заполняла ямы и канавы, а потом утекала по вырытым каналам, ничего не разрушая. Еще больше они были поражены, когда молодой Юй приказал построить вдоль каналов странные «механизмы» с большими лопастями внутри колеса, крутящегося благодаря течению воды, то есть водяные мельницы. Благодаря этой «плененной» энергии стало возможным без усилий молоть рис и другие злаки.
1
Решение задач (англ.).