Страница 15 из 23
- Экий ты пугливый. Говорю ж тебе - мы с Алешей Поповичем поедем. Ему ни леший, ни Змей Горыныч ни страшен. Всех своим мечом посечет.
Перед поездкой княгиня Анна Мстиславна повела своих детей в храм, дабы помолиться на дорогу и поклониться раке ростовского епископа Пахомия, кой преставился две седмицы назад. Когда-то он пять лет был иноком Печерского монастыря, где усердно служил Богу. Усердие его не осталось незамеченным братией и в монастыре святого Петра. После кончины игумена его место занял Пахомий, где он и возглавлял обитель тринадцать лет. В 1214 году Пахомий был поставлен митрополитом всея Руси в ростовские епископы.
Анне Мстиславне по нраву пришелся новый владыка: мудрый, степенный, незаносчивый, не жадный до богатых приношений и денег, великий богомолец. Владыку возлюбили все ростовцы, особенно сирые и убогие, коим Пахомий неустанно помогал. Княгиня часто приглашала епископа в свои покои и вела с ним душеспасительные беседы. Уходя, тихо вздыхала: всем люб владыка, да вот только часто недужит. Исхудал, поблек, все точит и точит его какая-то неведомая болезнь…
При выходе из храма Анна Мстиславна увидела диковинного, страшного на вид мужика. Все лицо его заросло дремучей, косматой бородой, и она была настолько длинна, что спускалась ниже колен; вместо рубахи и портов - рваные лохмотья, едва прикрывавшие немощное худосочное тело; грязные босые ноги покрылись кровоточащими струпьями; из-под лохматых, нависших бровей сверкали запавшие, жгучие глаза.
- Леший, - испуганно спрятался за спину старшего брата Всеволод.
Васильку тоже стало не по себе: и впрямь, уж не леший ли прибежал из темных, неприютных лесов? Правда почему-то не зеленый, а седой.
- Кто такой? - миролюбиво спросила Анна Мстиславна.
- Раб божий, - глухим, простуженным голосом отозвался мужик.
Один из нищебродов, кои всегда толпились на паперти, толкнул костылем “раба божия” в бок.
- Кланяйся, то великая княгиня Анна Мстиславна.
Мужик слегка поклонился, но глаза его оставались злыми.
- Ты уж ответь мне, мил человек, - настояла княгиня.
Но мужик словно в рот воды набрал.
- Спесив, - протянул ростовский купец Глеб Якурин. - Чванится, как холоп на воеводском стуле. Отвечай княгине!
Рослый детина, стоявший подле “лешего”, глянул в его глаза и почувствовал, что еще миг, другой - и мужик взорвется. Поспешил молвить:
- То ямщик Егорша Скитник, мой отец, коего великий князь Константин Всеволодович повелел выпустить из поруба.
Тихая, благочестивая Анна Мстиславна замешкалась. Князь Константин приказал выпустить из темниц всех татей и бунтовщиков по случаю победы на Липице. Слишком кроткая и мягкая, она всегда жалела людей, томящихся в узилищах.
- И долго сидел? - спросила княгиня и тотчас спохватилась: не надо было говорить этих слов.
- Да, почитай, семь лет, матушка княгиня.
- Семь?! - невольно ахнула Анна Мстиславна. Какие же мучения выпали на долю этого человека! Помоги ему, пресвятая Богородица.
- За оные годы, - продолжал Скитник, - в порубе пять человек побывало. В добрые хоромы поселил нас князь Константин Всеволодович. Все пятеро Богу душу отдали. Один я выжил. Спасибо великому князю. Земно кланяюсь за его праведный суд. Живехонек, радость -то какая.
Ехидно-усмешливая, укорительная речь ямщика пришлась по нраву гордым ростовцам. Все ведали: ямщик вирника не убивал, а лишь заступился за белогостицких мужиков, на коих наложил небывало большую виру новый княжеский вирник Ушак. Тот первым ударил ямщика, а Скитник не удержался и дал сдачи. Суд Константина Всеволодовича был короток: коль поднял руку на княжьего человека - в поруб. Аль так праведно?
Вирник Ушак был среди челяди, коя сопровождала великую княгиню. Он стоял и зло кривил узкий поджатый рот. Ишь, разошелся бунтовщик. Выполз, как крыса из норы и теперь зубы показывает. Надо укорот дать.
- Ты не слишком бы ерничал, Егорша, а то опять в вонючей яме насидишься.
Ямщик повернул на голос вирника лицо.
- И ты здесь, мздоимец. Ай, бедный, как исхудал. Поперек себя толще.
- Да уж не ты, худерьба. Никакой стати, - хихикнул, подчеркивая свое дородное тело Ушак.
- Вот-вот. Живот толстый, да лоб пустой.
Толпа рассмеялась. Умеет же подковырнуть ямщик. Вот и сын его такой же растет - пальца в рот не клади.
- Так его, Скитник!
- Помолчали бы! Чего рты раззявили? - напустился на ростовцев вирник.
Толпа еще дружней захохотала.
- И впрямь наш вирник дурень!
Ушак повернулся к дружинникам:
- Чего стоите? Над княжьим человеком измываются!
Но дружинники сами посмеивались. Тогда руку подняла княгиня.
- Успокойтесь, люди добрые.
Кажись, и не громко, и не повелительно сказала, но горожане тотчас примолкли: уважали княгиню ростовцы.
Анна же Мстиславна подозвала ключника33и приказала:
- Сему ямщику выдать новое платье и дать на прокорм денег. И чтоб не скупиться!
Ключник поклонился, но в глазах его застыло явное замешательство.
- Прости, великая княгиня, но такого повеленья князя Константина Всеволодовича не было.
- Князю я доложу.
Ростовцам приказ Анны Мстиславны был встречен с одобрением. Один лишь Ушак продолжал кривить рот.
* * *
Княгине не хотелось уезжать из Ростова: не только привыкла к древнему городу, но и полюбила, как любил его и князь Константин Всеволодович. Ростов понравился ей больше, чем Смоленск, где прошло ее детство.
Тяжело расставаться с городом на озере Неро. Впереди ждет немилый ее сердцу великокняжеский Владимир, кой многие годы напускал свои враждебные рати на Ростов. И зачем только остался супруг в этом злом городе? Великокняжеский стол его никогда не прельщал, он еще четыре года назад отказался от Владимира ради Ростова Великого. Но ехать надо: где муж, там и жена.
Без особого веселья собирался во Владимир и Алеша Попович: не только князь Юрий, но и горожане затаили на него зло за победу над владимирским богатырями Юрятой и Ратибором, такого никогда не прощают. В любом городе гибель местного богатыря вызывает всеобщее уныние и острое желание отомстить обидчику. Каково жить среди владимирцев?
Князь Константин щедро наградил Алешу и его дружину, столь много сделавших для поражения вражьей рати. Поповичу князь подарил новую вотчину.
- Лихо сражался, Алеша. Не зря когда-то мой отец взял тебя в дружину. Поболе бы таких воев среди моих гридней. Дарую тебе, боярин, угодья по реке Гда с Поречьем-селом, деревнями Огарево и Ново, с бортями,34 сенокосными угодьями и рыбными ловами. Все, что окрест Гремячего Колодезя, отныне твоё, боярин!
- Благодарствую, великий князь, за щедроты твои, - поясно поклонился Попович. Да токмо…
На щеках Алеши вспыхнул смущенный румянец.
- Аль что не так?
- Да я, великий князь, никогда еще мужиками и угодьями не владел. Мое дело ратоборствовать, а тут хлопот не оберешься.
- Экая незадача, - рассмеялся Константин Всеволодович. - Мужиками управлять - не мечом махать. Толкового тиуна подбери.
- Непременно подберу, великий князь.
- Чудной ты у нас, Алеша, - молвил воевода Воислав Добрынич. - Ему вотчину дают, а он чуть ли руками не отмахивается.
- Чудной, - не без злорадства протянул боярин Борис Сутяга. Его грызли раздражение и зависть. Который уже год князь Константин не наделяет его новыми угодьями и все корит одними же словами: худо-де в сечах бьешься, в опасных стычках никогда не бываешь. А чего на рожон-то лезть? Голова не для того, чтобы ее, как кочан капусты, мечом смахнули. Не все же родились Алешками Поповичами. Другие-то бояре не шибко в сечу кидаются.
Зол был на великого князя Борис Сутяга.
* * *
До Владимира добирались древним Суздальским трактом, кой петлял среди дремучих лесов. Княгиня и бояре с домочадцами ехали в повозках, дружинники и челядь тряслись на конях. Позади двигался небольшой обоз с кормовым запасом.