Страница 13 из 20
— И как же быть, Слота? — скребли затылки мужики. — Лиходеев никак не обойти.
— Попытаю обойти. Есть у меня в Ярославле знакомый аглицкий купец.
— А проку?
— Аль не ведаете, что аглицкие купцы царским указом от всех торговых пошлин избавлены? Никакому целовальнику не подвластны.
— Слыхали. Но нам-то, какая выгода?
— Прямая, православные. Надумал я съездить в Ярославль и поговорить с купцом Горсеем. Пусть он наш товар, минуя целовальников, напрямую выкупит. Мыслю, не откажется.
— Так целовальники тоже не дуралеи. Не успеешь ворота проскочить — клещами навалятся.
— И о том кумекал. Купля должна состояться до Рубленого города.
И вот теперь мужики, напряженно вглядываясь в сторону Ярославля, ждали аглицкого купца.
Горсея долго ждать не пришлось. Он прибыл на трех крытых подводах, коими правили аглицкие приказчики. Вкупе со Слотой купец подошел к телегам. Мужики откинули дерюги.
Горсей меды в липовых кадушках пробовать не стал, а вот меха осматривал дотошно, словно жену себе выбирал, хотя беглого взгляда хватало, что пушнина добрая. Произнес на довольно чистом русском языке:
— Беру весь товар. Перетаскивайте в мои подводы.
Мужики перетащили, и только тут опомнились:
— Сколь денег даешь, немчин[63]?
Горсей назвал цену. Мужики глянули на Слоту.
— Торговаться не будем. Цена божеская. Барин в убытке не будет.
Слота и Горсей ударили по рукам, после чего купец повернулся к мужикам.
— Денег при мне нет. На русских дорогах пошаливают разбойники. Но вы не тревожьтесь господа-мужики. Возвращайтесь по своим домам, а со мной поедет ваш староста Слота. Он и привезет деньги.
«Господа-мужики» не были готовы к такому ответу. Немчин набил свои подводы мирским добром, а мир остался гол, как сокол.
Но Слота успокоил:
— Я ведаю этого купца уже добрый десяток лет. Он дорожит своим именем, и никогда не пойдет на одурачивание. Я непременно приеду с деньгами.
— Рисково одному-то.
— Прихвачу с собой Иванку Сусанина.
— Ну, тогда с Богом, Слота.
Слота ехал и рассказывал:
— Град разделен на три части. Древний Рубленый город, кой возвел еще ростовский князь Ярослав Мудрый, княживший на Неро двадцать два года, занимает Стрелку между Волгой, Которослью и Медведицким оврагом. Ростовцы здесь и крепость срубили, и храмы возвели и стали первыми жителями Ярославля.
— Неужели Ярослав Мудрый двадцать два года в Ростове княжил?
— Доподлинно, Иванка. О том монахи сказывали. У них все княжения в летописях записаны… Дале вникай. Сей град Рубленый обнесен земляной насыпью и частоколом с двенадцатью деревянными башнями. Посад же разместился за острогом. Здесь проживают торговые люди и ремесленный люд. В тридцатых годах посад был отгорожен земляным валом, отсюда и название пошло «Земляной город». Вал служит городским укреплением, поелику на нем срубили двадцать дозорных башен.
— А что за Земляным городом?
— За ним, а также за Волгой и Которослью расположились слободы: Срубная, Калашная, Стрелецкая, Ловецкая, Коровники, Тверицкая, Ямская и другие. Сам по себе Ярославль — один из самых больших городов.
В Рубленый город въезжали Спасской слободой, сделав преднамеренный крюк, не через Михайловские (Ростовские) ворота, а через дальние Углицкие.
Телега Слоты тянулась далеко позади подводы немчина, на что также был с Горсеем особый уговор. Едет себе мужик на Торговую площадь и пусть едет, никому до него и дела нет: телега-то без товара. Целовальники такого «купца» лишь глазами провожали. А вот что везет в закрытых подводах аглицкий купец — не проверишь: каменной стеной защищен от досмотра немец — жалованной грамотой царя Ивана Васильевича. Глазей, когда товар в лавке выставит, но пошлины с него не сдерешь.
Иванка же ехал и головой качал.
— А крепость-то на ладан дышит.
— Воистину, — невесело кивнул Слота. — Стены и башни, почитай, вконец обветшали, вал и рвы обвалились. Напади ворог — и нет Рубленого города.
— Чего ж воеводы смотрели?
— А в Ярославле воевода токмо появился. Ране здесь, как и в других городах, наместники-«кормленщики» сидели. Жалованья им царь не платил, указал: кормитесь городским людом и мужиками. До крепости ли им было? Лишь бы брюхо набить. Местный «кормленщик» и вовсе о вороге не думал. Сечи-де далеко, ни лях, ни татарин, ни турок до Ярославля не добежит. Кой прок деньги на крепость выкидывать? Правда, царь Иван Васильевич недавно всех наместников из городов вымел. Знать, понял, что толку от них нет. Воевод поставил.
— И кто ж в Ярославле?
— Видать не видал, но по разговорам какой-то князь Мышецкий. Народ баял, что ему тоже не до крепостных стен.
— Но то ж великой бедой может обернуться. Всё до случая, Слота.
— Воистину, Иванка… Одна отрада — Спасский монастырь.
В обители всё выглядело крепко, внушительно: и каменные стены и круглые башни с бойницами по углам стен, и каменные храмы с золочеными крестами, и каменные кельи иноков. Твердыня! Единственное место, где можно укрыться ярославцам на случай осады врага.
Колеса телеги гулко стучали по бревенчатой мостовой. Кое-где полусгнившие бревна осели, седоки подпрыгивали вместе с подводой.
Вскоре Слота повернул к небольшой площади с храмом Ильи Пророка, кою тесно обступили купеческие дома, лабазы, кладовые, склады и амбары. Здесь всегда многолюдно, снует ремесленный и торговый люд.
— Тут и подождем купца, — молвил Слота и сошел с телеги, дабы размять затекшую спину.
Горсей пришел не вдруг. В амбаре он еще более придирчиво осмотрел меха и лосиные шкуры. Некоторые могли попасть с изъяном, и тогда цена на них упадет вдвое. Кому нужен порченый товар? Но мужики постарались: весь товар оказался добротным. Этот Слота — человек не промах — видимо сам сортировал меха и шкуры. Разуметься, наилучшие меха добывались в Сибири: соболи, куницы, черные, красные и белые лисицы, рыси, белки, горностаи и норки. Но Горсей ведал, что и Ярославская земля, утонувшая в дремучих лесах, изобиловала пушным зверем. Правда, местные меха были похуже сибирских, но они имели хорошую цену, их также охотно закупали на торгах. А вот меды оказались отменными, ни в чем не уступающими медам, что добывали за Камнем[64].
Горсей, чтобы не бросаться в глаза, явился в облачении русского торгового человека, — в долгополом темно-зеленом кафтане, подпоясанном рудо-желтым кушаком, и в синих суконных портках, заправленных в сапоги из юфти. В руке — берестяная корзиночка, наполненная пахучими пышными румяными калачами.
— Продай, мил человек. С утра во рту маковой росинки не было, — произнес Слота.
— Сам купил. Домой несу.
— Ну, хоть парочку. Оголодали.
— Бог с вами. Доставай полушку.
Горсей с равнодушным видом глянул по сторонам и протянул Слоте калачи. Тихонько молвил:
— Твои люди честно поработали. Я добавил десять рублей.
— Благодарствуем, мил человек. Все кишки ссохлись.
Горсей, как ни в чем не бывало, зашагал дальше, а Слота хлестнул вожжами лошадь. Выехав с Ильинской площади, Слота разломил калач.
— Здесь, Иванка. Как и договаривались.
Слота сунул кожаный мешочек, набитый серебряными монетами за пазуху, и предложил:
— Стрелку хочу тебе показать, зятек. Лепота! На корабли и Волгу поглазеем.
— Добро, Слота.
Но только выехали на крутояр, как случилось непредвиденное.
Глава 12
АРХИЕПИСКОП РОСТОВСКИЙ И ЯРОСЛАВСКИЙ
Владыка Давыд, отстояв обедню в Успенском соборе ростовского детинца, помышлял, было, идти в свои святительские покои, как на паперть ступил богатого обличья человек в охабне[65].
Незнакомец отвесил архиепископу земной поклон и учтиво молвил:
— Наслышан, владыка, о твоих благих деяниях, угодных всемилостивому Богу. С челобитьем тебе из града Ярославля.
63
Всех западных купцов русские люди называли «немцами» или «немчинами» (от слова «немой», в смысле не знающий русского языка). К ним относили англичан, французов, датчан и прочих обитателей Западной, Центральной и Северной Европы. Конечно, и германцев. Купцы из восточных стран в Немецкой слободе не селились.
64
Камень — древнее название Уральских гор.
65
Охабень — верхняя широкая одежда в виде кафтана с четырехугольным меховым воротником и прорехами под рукавами.