Страница 16 из 93
В соответствии с климатическими колебаниями изменялись и границы природных зон. Холодные степи позднего ледникового периода во многих районах в конце плейстоцена начали сменяться теплой саванной, за которой следовала дубово-фисташковая лесостепь, а в некоторых более гумидных областях, где в вюрме сохранялись островки леса, наблюдалась широкая экспансия древесной растительности. Исходя из того что ареал диких видов пшениц и ячменя тяготеет к поясу дубово-фисташковой лесостепи, некоторые специалисты не без основания предполагают, что накануне периода потепления заросли диких хлебных злаков жались к узким полоскам леса и на большей территории Передней Азии отсутствовали [1051, с. 44, 45; 468, с. 550, 551; 578, с. 274; 372, с. 32]. Действительно, изучение имеющихся пыльцевых диаграмм, за редкими исключениями, позволяет проследить колебания в количестве пыльцы злаков, и в частности хлебных злаков, соответствующие климатическим колебаниям [1049, рис. 3; 833, рис. 3; 673, с. 267–273; 1052, с. 106–112, 124–128]. Лишь с началом потепления хлебные злаки и бобовые становились обычным компонентом предгорных и горных биоценозов. Тогда-то они и привлекли внимание человека, и роль их в первобытном хозяйстве с этих пор прогрессивно возрастала. Ясно, что в этих условиях колебания климата в аллереде, позднем дриасе и пребореале не могли не сказаться на хозяйственной деятельности человека, так как временное наступление более продолжительных сухих периодов летом [1052, с. 140] так или иначе отражалось на развитии диких хлебных злаков и бобовых, и их урожайность, по-видимому, не всегда оправдывала ожидания людей. Вряд ли стоит доказывать, что это явление могло сыграть не последнюю роль в становлении древнего земледелия (подробнее см. [372, с. 32, 33]).
Колебания климата в меньшей степени сказались на расселении животных, которые в целом обладают большей экологи ческой пластичностью, чем растения. Поэтому неудивительно, что фауна позднего плейстоцена Передней Азии уже имела современный характер. Все же трудно представить себе, что границы районов обитания различных животных совершенно не менялись. В этом смысле кажется показательным факт широкого распространения охоты на газель в мезолите, что соответствовало общему потеплению климата [594, с. 149–154; 570, с. 554; 412, с. 364]. Ареал безоаровых коз и азиатских муфлонов; был в мезолите шире, чем сейчас. Первые обитали не только в Северном, но и в Южном Загросе, а также проникали в Левант до Палестины, хотя, правда, в самой Палестине они встречались крайне редко. В Леванте ареал безоаровых коз накладывался на ареал каменных коз. По мнению — специалистов, наиболее вероятное объяснение этому следует искать в различиях в повадках этих животных, занимавших разные экологические ниши в пределах единой географической зоны [1057, с. 131; 857, с. 373]. Центром концентрации азиатских муфлонов, как и ныне, являлся Северный Загрос. Кроме того, они встречались в степях Северной Сирии и даже достигали Палестины, хотя и в весьма малых количествах [544, с. 80, 81; 500а, с. 272, 273]. Теперь можно ставить вопрос и о распространении безоаровых коз и азиатских муфлонов в каменном веке до Гиндукуша, где их останки известны с позднего плейстоцена [864, с. 73]. Палеолит и мезолит Анатолии, к сожалению, остаются практически неизученными, фаунистических данных оттуда нет, и сказать что-либо об обитании там коз и овец в эти периоды сейчас невозможно.
Тур был постоянным объектом охоты мезолитического населения во всех степных и полустепных районах Передней Азии, однако сколько-нибудь важное значение в снабжении населения пищей он имел лишь в Северной Сирии и, видимо, в Анатолии, судя по его большой роли в охоте ранненеолитического населения последней. Расселение кабанов в каменном веке вряд ли существенно отличалось от современного. Большой интерес представляют собой находки эквидов в Леванте и Сирии, где в отличие от Загроса и Анатолии встречались не только онагры, но и какие-то другие виды. В свое время Д. Бейт определила в пещерах Г. Кармел лошадь, близкую лошади Пржевальского, а Р. Вофрей нашел нечто напоминающее зебру Северной Африки (об этом см. [983, с. 25]). Недавно в Ябруде У. Леману также удалось обнаружить останки каких-то эквидов, отличающихся от ослов, однако они были надежно зафиксированы лишь в палеолитических слоях [751, с. 185]. В 60—70-е годы в Северной Палестине и Сирии на нескольких мезолитических и ранненеолитических памятниках разными специалистами были определены кости дикого осла (Equus asinus) [541, с. 73; 542, с. 273–289; 751, с. 185, 186; 749, с. 75], который, как считалось ранее, обитал только в Африке. По мнению П. Дюкоса, его ареал в древности располагался на равнинах между Алеппо и Пальмирой и между горами Палестины и равнинами Джезира. Установив, что Передняя Азия входила в зону обитания диких ослов, П. Дюкос не без основания предполагает, что в бронзовом веке в Месопотамии люди использовали в транспортных целях не онагров, а одомашненных ослов [542, с. 287, 288; 544, с. 77–79] (кстати, эту идею в свое время высказал еще А. А. Браунер. См. [46, с. 126]).
Памятники конца верхнего палеолита, мезолита и неолита Передней Азии, Кавказа, Средней Азии и Афганистана
В конце верхнего палеолита и в мезолите в пределах зоны, где складывались природные предпосылки для перехода к производящему хозяйству, археологические исследования последних лет позволяют выделить несколько культурно-исторических областей, к важнейшим из которых относятся горы Загроса, Юго-Восточная Анатолия и Северная Сирия, а также Палестина. В горах Загроса — в период позднего плейстоцена обитали охотники и собиратели культуры зарзи [445, с. 155–157; 668, с. 159; 943, с. 8]. Они вели подвижное сезонное хозяйство с использованием различных экологических ниш, о чем свидетельствует характер их расселения, связанного как с базовыми лагерями (пещеры, скальные навесы), так и с временными стоянками (открытые местонахождения). Они охотились главным образом на безоаровых коз и муфлонов, благородных оленей, диких свиней и местами на онагров. Можно предполагать, что в этот период рос интерес к собирательству диких хлебных злаков. У носителей культуры зарзи уже имелись домашние собаки [978, с. 96–140]. Существенные сдвиги в хозяйственной деятельности наступили в последующее время — в XI–X (X–IX) тысячелетиях до н. э., когда сезонные передвижения населения стали более правильными и регулярными, о чем говорят остатки жилищ-полуземлянок и хозяйственных ям на временных открытых поселениях.
Новый образ жизни, несомненно, базировался на более интенсивном использовании окружающих природных ресурсов, одним из важнейших направлений которого стало усложненное собирательство дикорастущих хлебных злаков и бобовых, на что указывает рост количества жатвенных и терочных орудий, а также некоторые палинологические данные [945, с. 182–192; 753, с. 143–147]. Другим важным видом хозяйства стала — специализированная охота на безоаровых коз и муфлонов, которая создала предпосылки для их доместикации. Древнейшие следы последней обычно видят в материалах со стоянки Зави Чеми Шанидар, где, по мнению их исследователя Д. Перкинса, уже имелись домашние овцы [861, с. 565; 865, с. 279]. Основанием для такого утверждения послужило то, что здесь со временем наблюдался относительный рост количества овец, а среди них отмечалась тенденция к преобладанию молодняка (до 50 % всех костей и верхнем слое). Вывод о доместикации был как будто бы подтвержден и с помощью микроструктурного анализа [538, с. 280, 281]. Все же его нельзя считать окончательно обоснованным. Не раз отмечалось, что приводимые Д. Перкинсом статистические данные неравноценны, а их интерпретация допускает неоднозначное толкование [353, с. 50, 51; 435, с. 73; 544, с. 82]. Небезгрешны, по признанию самого Д. Перкинса, и микроструктурные определения [865, с. 282] (см. также [497, с. 143]). Поэтому вопрос о доместикации овец в Зави Чеми Шанидар остается открытым. Столь же сложно интерпретировать скудные и фрагментарные материалы стоянки Карим Шахир, изучение которых не позволяет с уверенностью говорить о доместикации коз и овец [667, с. 143; 442, с. 71]. Более достоверны данные об одомашнивании коз в Асиабе, где Ш. Бекени удалось обнаружить слабые морфологические указания на это. Там же фиксируется огромное преобладание костей взрослых самцов, что, по мнению исследователя, тоже свидетельствует о процессе одомашнивания [435, с. 71–73]. Стоянка Асиаб относится к позднему мезолиту и может датироваться IX (VIII) тысячелетием до н. э.