Страница 13 из 14
Однако и это не помогло.
К тому моменту как войско полководцев-путчистов подошло к воротам Рима из четырехсот тысяч солдат, которые выступили с ними из Азии, с ними осталось едва только восемьдесят тысяч вооруженных и готовых сражаться воинов.
Тем не менее, казалось, что для победы хватит и этих десятков тысяч храбрых мужчин.
Однако наивные и честолюбивые смутьяны крайне недооценили мощь Рима. Очень скоро перед ними распахнулись его ворота. Однако их открыли не для того, чтобы впустить осаждающих город и примириться с ними, а для решающей и страшной битвы.
Едва только центурии римских солдат, вышедших на бой с мятежниками, стали появляться из городских стен и выстраиваться в боевом порядке, у бунтовщиков и их командиров окончательно исчезли иллюзии о своей возможной победе.
Вслед за закованными в броню солдатами, из городских ворот на большую площадь перед городом с железным грохотом выехали стальные гиганты-машины. Как и солдаты, они были покрыты непробиваемой броней, а их большие орудия, стреляющие разрывающимися стальными ядрами, были нацелены прямо на неровные шеренги восставшей армии. В конце устрашающего построения римской боевой машины, из городских ворот, не спеша, восседая на белом гордом коне, на поле боя выехал сам командующий главными военными силами империи Гай Сицилийский.
Без каких-либо обращений и воззваний к мятежникам, преданный императору полководец поднял свою руку в белоснежно белой перчатке вверх и приказал своему войску начать атаку.
Ни храбрость, ни отчаянье, ни оправданная злоба не могли возместить собой храбрым и отчаявшимся бунтовщикам отсутствие у них крепкого обмундирования (их доспехи истрепались в долгих походах и в кровопролитных сражениях с варварами), а также боеприпасов и мощной боевой техники.
В течение шести часов все было кончено. Сражение с некогда великими полководцами Римской империи было выиграно самой империей. Несколько десятков тысяч храбрецов, из числа решившихся бросить вызов своей родине были убиты. Выжившие либо предпочли бежать, либо сдаться в плен. Последних было немного. Ибо римские солдаты уже давно усвоили урок, что их главный повелитель не милостив к изменникам.
Что касается Сципиона Разрушителя, Марка Кентурия и Гая Сирийского, то, несмотря на свой крепкий триумвират, эти доблестные мужи разбежались в разные стороны, едва почуяв, что час их кончины близок. Однако долго им прятаться не пришлось. Зная, что от гнева и власти римского императора спрятаться невозможно нигде, они предпочли покончить с собой самостоятельно, не дожидаясь своей поимки и последующей унизительной экзекуции на улицах Рима.
Так закончился второй крупный бунт римских полководцев против своего императора. Едва Август Гней Юлиус получил известия о том, что тела всех трех заговорщик найдены мертвыми, он поспешил на Форум и велел собрать толпу у его подножия.
Не жалея своего красноречия император объявил умерших главарей восстания изменниками богов и самого Рима. Себя же, в присутствии многотысячной возбужденной и готовой к затяжному празднику толпы, он объявил победителем азиатских варваров. За этими словами владыки последовали бурные и неутихающие овации городской черни, а сам растроганный император объявил следующие десять дней всеобщим праздником в Риме.
Пока неустрашимые завоеватели Азии для Рима медленно становились прахом в сырой земле, их родина безудержно праздновала и ликовала, веселясь победе над своими солдатами.
После столь страшных и кровопролитных войн между императором Рима и его полководцами у властной верхушки империи появилась новая традиция. Август Гней Юлиус после своей победы над мятежными военачальниками решил раз и навсегда пресечь подобные попытки неподчинения императорской воле. Выступая перед римским сенатом шестнадцатого марта три тысячи двести двадцать седьмого года от основания Рима император, используя все свое честолюбивое красноречие, объяснил сенаторам, к каким страшным последствиям может привести своеволие и неконтролируемое могущество полководцев, управляющих большими легионами. Вздымая свои руки к потолку совещательного зала, Юлиус проклял ненавистных ему мятежников и преданных им солдат. Он также призвал сенаторов, ради спасения Рима, уберечь будущих римских владык от военного террора со стороны нечестных и властолюбивых полководцев.
Сенаторы выслушали доводы императора, и полностью с ним согласились. Весь день продолжалось обсуждение нового тайного закона империи. В конце концов, отцы империи пришли к выводу, что для достижения порядка и спокойствия в державе, важных и влиятельных полководцев в тот момент, когда они находятся на вершине своей власти, желательно устранять с политической арены, чтобы они не могли противоречить императору и претендовать на его власть. Как именно ликвидировать с политической сцены ненадежных военачальников сенаторы и император тоже обговорили.
Был издан эдикт, который предписывал всем без исключения полководцам империи принимать фактическое участие в любом мало-мальски важном военном конфликте. С этих пор любой военачальник Рима, командующий крупным соединением войск, обязан был сам браться за оружие и бок обок со своими верными войсками сражаться с противником. Если же командующий пренебрегал этим правом и во время битвы пребывал в своем лагере – император имел законное право лишить его всех почестей, так же как и жизни.
Зачастую полководцы не смели нарушить это предписание. И большинство из них в последующих битвах из-за своего деятельного участия в бою нередко становилось легкой и желанной добычей противника. Чаще всего, после введения антиполководческого закона, видные командиры так и не возвращались в столицу с триумфом, а вся их слава после победы доставалась именно римским императорам. Но бывали все же случаи, когда у владыки римского могли возникнуть подозрения, что тот или иной командующий войсками жаждет повторить преступление Сципиона Сокрушителя, Гая Сирийского и Марка Кентурия.
На этот случай для императора и его приближенных законом Гнея Юлиуса вводилось специальное право: «Божественное право». Если у владыки возникало подозрение о готовящемся военном заговоре, сенаторы позволяли ему уничтожить главного заговорщика. Едва было дано разрешение на убийство зачинщика беспорядков, как в лагере главного полководца тут же появлялся кто-либо из императорской свиты.
С заподозренным в измене полководцем мило беседовали, угощали его вкусным вином, выслушивали рассказы бедняги о своих славных подвигах и с отеческой любовью хлопали по плечу. Но стоило только ночной темноте накрыть собой военный лагерь, как в тишине, среди тысяч молчаливых солдатских палаток, из главной палатки лагеря, полководческой, раздавался тихий стон. Это был предсмертный стон гнусного высокопоставленного полководца. Его ударили ножом, а затем, для верности, задушили. Наутро тихие и незаметные «люди императора» исчезали, а бездыханное тело главного полководца оставалось лежать без движения в его просторной боевой палатке.
Именно таким «Божественным правом» Рим навсегда обезопасил себя от изменников и гражданских войн. Любой заговор среди своих сограждан или военных теперь легко разрешался с помощью одного хладнокровного, но показательного убийства.
Именно с помощью этого же «Божественного права» Мудрый император Сертор планировал обезопасить себя, свою империю, своего наследника и всех граждан Рима от неблагонадежного и слишком честолюбивого полководца Гнея Серкса.