Страница 10 из 14
Гай внимательно слушал слова своего отца.
– Когда начнется бой, находись ближе к Гнею Серксу. Он сможет прикрыть тебя в случае опасности, – сказал Сертор.
– Завтра вы выступите в путь на Миделлы, – продолжил император, обращаясь к своему сыну. – Переход до земли варваров займет около двух месяцев, и будет он весьма и весьма тяжелым, мой юный сын.
Гай Марк решился задать своему отцу дерзкий, но неуверенный вопрос:
– Отец, ты считаешь – мы сможем победить варваров из Миделл?
При этих словах благородный Сертор лишь слегка усмехнулся.
– Не было еще на этом свете, который принадлежит Юпитеру, более могущественного и более цивилизованного народа, чем граждане Рима, – сказал он, делая большой глоток вина. – Никто еще за три тысячи лет существования римской державы не выдержал столкновения с нашей армией, все рабы и варвары рано или поздно пали.
– Но ведь Миделлы два раза выдерживали натиск наших самых отважных легионов.
Император сделал повелительный жест, требуя от своего сына замолчать и не говорить глупостей.
– Виною нашего поражения стал проклятый климат этих проклятых Миделл и малодушие наших полководцев, – громко сказал император, как бы стараясь, чтобы его специально услышало как можно людей вокруг.
– Мы потерпели поражение именно из-за трусости и нерешительности этих двух бездельников-полководцев! – продолжал владыка Рима. – Они привели две наших самых лучших армии к полному разгрому!
Гай Марк старательно слушал каждое слово своего отца.
– С тобой, мальчик мой, и Гнеем Серксом ничего подобного случиться не может, – сказал Сертор. – Он самый опытный и отважный полководец за три тысячи лет Рима, а ты, ты… ты будущий император мира. Боги перестанут быть богами, если вы оба падете в битве с этими животными из Миделл.
Так рассуждал император Сертор. А его преданный сын лишь покорно кивал головой, выслушивая его горделивый пассаж.
– Запомни, сын. Вы должны окончить войну всего за два месяца, – строго и глядя при этом прямо в глаза Гаю, сказал император. – К великому празднику Сатурналии вы должны уже вернуться обратно в столицу и встретить триумф. Ты – как новый император, а Гней – как заслуженный почетный гражданин и главный сенатор.
Гай Марк был удивлен и взволнован этими словами своего родителя.
– Уже? Уже в Сатурналии? Я должен стать императором…?
Сертор лишь пренебрежительно махнул рукой.
– Да, Гай – мой сын. Ты должен стать императором уже на исходе этого года.
– Но почему сейчас?! – воскликнул Гай Марк. – Я еще не готов стать императором.
На лице великого Сертора промелькнула вспышка ярости.
– О, боги, о Юпитер! Сколько горя с этим юношей, – патетически восклицал римский владыка, словно актер греческого театра. – Ты станешь настоящим мужем и воином после этого похода, ты будешь готов перенять вожжи правления подчиненными народами и направлять их. Ты будешь готов стать императором.
Гай Марк замолчал, почувствовав приближение сурового гнева своего отца.
Однако мудрый император быстро сменил свой гнев на благородное милосердие. Он медленно поднялся со своего кресла и подошел к наследнику.
Взяв своей старческой рукой Гая за его юношеский подбородок, он внимательно заглянул в его глубокие и пронзительные глаза.
– Сын мой, – с отцовской нежностью сказал Сертор. – это деяние нужно не только мне. Оно нужно тебе, и, самое главное, оно нужно нашему великому Риму. Кто-то должен сокрушить последний оплот варваров.
– Но командовать армией все равно будет Гней Сертор, отец, – тихо сказал Гай Марк.
– Естественно Гней, – мягко ответил император, все еще смотря в глаза своему сыну.
– Но знаешь ли ты, мальчик мой, что именно такая судьба уготована римским императорам, – продолжил Сертор. – В битвах побеждают полководцы, а иногда даже победа достается им ценою их собственной жизни. Так даже лучше. Но победы их принадлежат императорам.
Глаза Гая выразили изумление и не понимание.
– Ты хочешь смерти Гнея Серкса, отец? – страшно удивившись, спросил наследник.
Император усмехнулся.
– Такова участь великих полководцев, Гай. Какими бы великими они ни были, вся их судьба неразрывно связана с римским императором. Риму, и его величию, которым этот замечательный город обязан именно его императорам, принадлежат победы наших полководцев. Именно поэтому, самые великие воины Рима всегда посвящали свои триумфы императорам. Так было всегда: и при Цезаре Несокрушимом, и при Гнее Величественном, и даже при Марке Азиатском. Таков удел полководца. Он воюет не за себя, и не за свою славу, а за величие Рима.
Император Сертор оставил своего сына, и вновь подошел к небольшому столику, на котором красовался его красивый ярко-золотой кубок с вином. Сделав несколько освежающих глотков, он громогласно продолжил.
– Так вот Гай! Гней Серкс – это лучший из сынов Рима. Его смерть будет большой печалью для нас всех. Но богиня Немезида хоть и жестока, но крайне справедлива. Для Гнея взятие Мителл должно стать вершиной его величия. После этого ему стремиться уже некуда.
Тут император резко и решительно взглянул на своего сына.
– Поэтому, заклинаю тебя, Гай, – четко проговаривая каждое слово, сказал Сертор. – Держись во время боев как можно дальше от Гнея. Я чувствую, что дни его будут сочтены возле Мителл. Пускай он предстанет пред добродушным Марсом в его небесных чертогах, но его окончательная победа станет триумфом для всех римлян, а имя его навсегда останется легендой.
– Но как же я буду… – попытался чем-то нерешительно возразить своему великому отцу Гай Марк.
– Просто находись как можно дальше от него! – громко крикнул Сертор, от чего все императорские слуги нервно вздрогнули, а кое-кто даже выронил посуду из рук.
– Вон!
Голос императора заставил задрожать большие стекла в окнах его покоев. Его рев был обращен к глупой и медлительной прислуге, и рабам, которые подносили вино и подливали его в кубок Сертора.
– Вон, я сказал! – повторил император свое требование.
Все лишние люди торопились убраться из просторного зала, унося с собой ненужные предметы. В какой-то момент, из-за большой и спешной суматохи, трое чернокожих рабов даже замялись в дверном проеме выхода, стараясь удалиться от злобного императора как можно скорее.
Сам владыка презрительным взглядом проводил всех своих слуг и вновь обратился к своему наследнику, когда в покоях не осталось никого кроме них.