Штормовая волна

— Так вы назвали меня волком, — сказал Монк. — Я не думал, что вы из тех женщин, которых так легко напугать, госпожа Полдарк.

— О, весьма легко, капитан Эддерли.

— Вас пугает моя репутация?

— Мне она неизвестна, сэр.

— Больше всего в жизни я люблю две вещи: драться и заниматься любовью.

— С одним и тем же человеком?

— Нет, но в тот же день. Одно распаляет аппетит к другому, мэм.

В соседней комнате огромный стол был уставлен самыми изысканными и искусно изготовленными блюдами. По выбору гостя стоящий за столом лакей в белом парике отрезал кусочек Виндзорского замка, Букингемского дворца, собора святого Павла, Вестминстерского аббатства или кита, гигантской землеройки, лошади или крокодила. Поскольку они пришли рано, то большая часть этих чудес осталась неповрежденной, и всякий входящий ахал при виде гениальных творений кулинаров, которые придется разрушить.

— Похоже, — сказал Джордж, — мы растеряли всех знакомых.

— Да, — ответила Элизабет. — Я несколько удивлена выбором Монка.

— О, это я отправил его туда. Ничто так не возбуждает Монка, как вызов.

— Я говорила не о Полдарках, — довольно холодно откликнулась Элизабет. — Я про юную леди, которую он привел с собой.

— Ах, мисс Пейдж. Говорят, она дочь лорда Кеппела. Хорошенькая, но без гроша и порочна — обычная история. Ах, ваше сиятельство...

— Сэр?

— Уорлегган. Помните, в Ренеле? Разрешите представить мою жену. Виконт Калторп. Элизабет.

Прибыли уже почти все гости. Принц-регент прислал запоздалые извинения и сообщил, что не сможет прийти.

— Что ж, — сказала Кэролайн мужу, — худшее почти позади. Надеюсь, ты не мечтаешь улизнуть к пациентам.

— Нет, — улыбнулся Дуайт.

На самом деле в эту минуту он как раз думал о том, что миссис Коуд находилась на последней стадии во время его визита и до конца месяца наверняка умрет. А Шар Нэнфан поразило необъяснимое заболевание. А трое детей Эда Бартла слегли с легочной инфекцией, переболев скарлатиной...

— Пойдем немного поболтаем, — сказала Кэролайн, взяв его под руку. — А то некоторые сплетницы сомневаются, что у меня и в самом деле есть муж. Я должна всем тебя продемонстрировать!

— Где Росс и Демельза?

— Не знаю. Я только что их видела... Ах да, с Монком Эддерли и его милашкой! Вот так сюрприз. Что ж, тогда нам придется ужинать с кем-нибудь другим.

— Наверняка их пригласили, потому что не представляю, как иначе они бы выбрали такую компанию, — сказал Дуайт. — Это лорд Фалмут только что вошел? С престарелой дамой?

— Да. Это его мать. Какая честь для нас, ведь в Лондоне он ведет себя ненамного общительней, чем в Корнуолле.

Они снова перешли в первый зал, где слуги незаметно переставляли стулья, чтобы позже устроить танцы.

Пока Росс с девушкой выбирали блюда, Монк Эддерли усадил Демельзу в уголке.

— Милые пуговицы, — сказала Демельза, указывая на большие пуговицы на его рукавах.

— Да? А вы заметили, что в каждой хранится локон волос?

— Так я и подумала. И какая тонкая работа. Они... волосы принадлежат мисс Пейдж?

— Нет, лейтенанту Фрамфилду. Он последний из тех, кого я убил.

Демельза впервые заметила шрам на его голове, наполовину скрытый густыми вьющимися волосами.

— Последним?

— Ну, всего двое. Еще один — покалечен.

— И вы не попали в тюрьму за убийство? Вас не повесили?

— Честная дуэль — это не убийство. Разумеется, иногда бывают суды. В первый раз я воспользовался правами духовного лица [12].

— Вы священник?

Эддерли снова прищурился, как будто вот-вот рассмеётся.

— Духовное лицо, дорогая. Я умею писать. На этих основаниях меня помиловали и приговорили к клеймению.

— К клеймению?

— Да... Холодной монетой. Позвольте показать вам отметину.

Он вытянул длинную тонкую руку с проступающими костями и венами. Демельза подавила дрожь.

— Здесь нет никаких отметин... Ах да, понимаю.

— Во второй раз меня признали виновным в непредумышленном убийстве и приговорили к десяти дням в тюрьме.

— А в третий раз вас все-таки повесят? — вежливо поинтересовалась Демельза.

— Кто знает? Да и какая разница? Ах, вот и Полдарк с моей малышкой. Мне так жаль Дромми.

— Почему жаль? Росс — отличная компания... если ему нравится общество.

— А сейчас, похоже, не вполне нравится. Нет, дорогая, я сказал это по другим причинам. У Дромми прекрасное тело. Я-то уж знаю. Я его тщательно изучил. Ее можно порекомендовать любому скульптору. Но что касается ума, то вряд ли в нем найдется что-то существеннее мыслей о шпильках для волос.

Обсуждаемая дама сказала Россу:

— Вы сильный мужчина? Выглядите сильным.

Ее голос и глаза были полны скучающих намеков.

— Весьма, — ответил Росс, оглядывая ее с ног до головы.

— Как занимательно. — Она зевнула. — Необыкновенно интересно.

— Но должен предупредить, одна нога у меня слаба.

Девушка опустила взгляд.

— Которая?

— Обе по очереди.

После довольно долгой паузы она похлопала Росса по плечу веером.

— Капитан Полдарк, вы надо мной смеетесь.

— Я бы не посмел после такого короткого знакомства. Капитан Эддерли никогда не рассказывал вам старую присказку пехоты?

— Какую?

— Одна нога слона говорит другой: «Протри глаза и шевелись быстрее».

— Оригинально.

Она снова зевнула.

— Вам уже пора спать, мисс Пейдж?

— Нет... Я недавно встала.

— Моя дочь в точности такая же.

— И сколько ей лет?

— Почти пять.

— Вы опять насмехаетесь.

— Клянусь, это правда.

— Нет... Я о вашем сравнении... Монк — ваш друг?

— Похоже на то.

— И друг вашей жены?

— Посмотрим.

— Разумеется. Она на редкость привлекательна.

— Я тоже так думаю.

— А я?

Росс взглянул на нее.

— Вы?

— Да... Что вы обо мне думаете?

Росс задумался.

— Мне кажется, вам пора спать.

— Это можно расценить как оскорбление, капитан Полдарк.

— О нет!

— Или... как комплимент...

— О да, — улыбнулся он.

Гости рассаживались за столами разных размеров, мелькали хлеб и вино, ножи и вилки. Эддерли выбрал столик на четверых, и таким образом они оказались отдельно от остальных. Росс переносил нежеланное общество с чувством юмора и лишь время от времени восставал, заглатывая наживку. Например, когда Эддерли заговорил о расходах на прошлые выборы, что лорду Мандевиллу и Томасу Фоллоусу избрание обошлось в тринадцать тысяч фунтов, из которых, как ему сказали, почти семь ушли на оплату счетов из трактиров. И как повезло ему и Россу стать комнатными собачками снисходительного пэра.

— Думаю, «снисходительный пэр» сегодня здесь, — вставила Демельза, заметив, что Росс собирается ответить. — Я не видела его почти два года, Росс, и должна справиться о миссис Говер.

— А еще, — добавил Эддерли, — старика Рейнольдса прозвали в Палате «Обеденным гонгом», ведь стоит ему встать, чтобы произнести речь, как тут же выходят остальные сто сорок парламентариев. А как-то раз, два года назад, одна высокородная леди, сидящая на балконе для посетителей, застала длиннейшие дебаты, не смогла дотерпеть и оросила голову старого Джона Лутрелла, попав и на шляпу, и на сюртук.

— И хорошо хоть его не ослепила! — сказал Эддерли.

Мисс Пейдж приглушенно захихикала.

— Как ты изысканно вульгарен, Монк! Это так весело!

— Только не говорите, — обратился Эддерли к остальным, — что вы не оценили эту историю! Уолпол всегда поощряет вульгарные разговоры, потому как лишь они могут развеселить всех.

— Вовсе не поэтому, — ответил Росс. — А потому что все мы вульгарны.

На мгновение все умолкли.

— В каком смысле?

— В самом обыкновенном. Вы же не будете утверждать, что в каждом человеке есть нечто настолько уникальное, что ставит его выше других! Ни в привычках, ни в традициях, ни в семье. Все мы разделяем одни желания и обладаем одинаковыми функциями: молодые и старые, лорды и нищие. Лишь извращенец не станет смеяться и плакать над одним и тем же. Это просто здравый смысл. Вульгарный здравый смысл.

12

Священники имели право заявить, что находятся вне юрисдикции гражданского суда. Часто с помощью этой уловки преступники получали более мягкое наказание. Этот механизм был отменен в 1823 году.