Штормовая волна (ЛП)

Взошла луна, так что было не совсем темно. Над головой громыхал ветер, как будто эхо в пустом тоннеле, куда давно уже провалилась его жизнь. Несколько изнуренных деревьев качали головами под неумолимым небом. Земля покрылась неузнаваемыми в полутьме ухабами и кочками.

На склоне последнего холма, самого крутого, Дрейк снова слез с лошади и пошел вниз, поскальзываясь на грязи и камнях. В мастерской Пэлли по-прежнему было темно. На соседнем холме горел единственный огонек. И тогда Дрейк ее увидел.

Он совершенно не сомневался в этом, потому что она выглядела в точности так же, как в четверг, когда появилась. Высокая и похожая на мужчину в своем длинном плаще, она шла шаркающей походкой. И была уже у ворот кузницы.

Дрейк бросил поводья и побежал, окрикнув ее, но голос его ослаб, а ветер был так силен, что заглушал все звуки.

— Морвенна! — закричал он.

В этот раз она услышала и обернулась, но под капюшоном плаща было трудно разглядеть ее лицо.

— Дрейк.

— Я искал тебя, искал тебя повсюду, — сказал он.

— Дрейк, — повторила Морвенна, на мгновение задумалась, а потом бросилась в его объятья.

— Я только что из Тренвита. Там сказали, что ты ушла...

— Я искала тебя. Думала, что тебя нет дома. — Она дрожала и задыхалась, выбившись из сил.

— Наверное, я с тобой разминулся. Ты, видимо, шла через лес.

— Да, через лес.

— Не бойся, любимая. Всё это в прошлом. Нет нужды волноваться.

Дрейк сдержался, чтобы не поцеловать и не обнять ее против воли. Но заметил, как в это мгновение Морвенна приникла к нему.

Джордж нашел Элизабет в ее спальне, куда она удалилась, после того как успокоила Валентина, поговорила с ним и восхитилась его рисунками. Джордж несколько минут расхаживал по комнате, брал в руки какие-то безделушки, смотрел на них и ставил обратно.

Потом бросил будничным тоном:

— Хорошо снова очутиться в этом доме. Когда отсутствуешь так долго, забываешь про его достоинства.

Элизабет не ответила, она рассматривала мельчайшие морщинки на своем лице.

— Пренеприятнейшая поездка и пренеприятнейший прием, — сказал Джордж. — Боюсь, внизу я вышел из себя.

— Не происходило ничего неприятного, пока ты это не устроил.

Джордж медленно повернул голову и посмотрел на жену с холодной враждебностью.

— Так ты, похоже, довольна, что твоя кузина выходит замуж за этого наглого и нищего методиста?

— Я этому не рада, — признала Элизабет, — но прежде мы уже пытались ее наставлять и, возможно, были неправы. А теперь уже ничего не поделаешь. Она взрослая женщина и вдова — без связей, не считая родни ее свекрови. Мы не можем ее контролировать, и было бы глупо это отрицать.

— Глупо. Понятно. А разве не глупо с твоей стороны пригласить ее сюда?

— Я не ожидала твоего приезда.

— И это тебя оправдывает?

— Я не считаю необходимым оправдываться, — спокойно произнесла Элизабет.

— Ах, вот как.

— Да... вот так.

Джордж узнал стальные нотки в голосе Элизабет, означающие, что она снова готова к битве. Он понял, что сейчас ее гнев куда сильнее, чем его собственный. Ярость Джорджа достигла пика внизу, когда он выгнал из дома Морвенну, а теперь выдохлась и превратилась в сардонический черный юмор.

— Думаешь, она имеет право отвечать мне в таком тоне? Эта девчонка, эта женщина?

— А ты думаешь, что имеешь право говорить ей такие вещи? Намекать, что Дрейк мог иметь отношение к смерти Осборна!

— Я не сказал ничего подобного. Если она решила понять это таким образом...

— Ты ведь знаешь, что дело расследовали и доказали, что в то время он находился слишком далеко.

— Ах, доказали... Доказать можно что угодно. А в конце концов выяснилось, что Карн больше всех от этого выиграл.

— Иногда я тебя не понимаю, Джордж. Как будто... твоими действиями руководит кто-то другой.

— О да, кто-то другой.

Элизабет взяла щетку и стала расчесывать волосы, локон за локоном.

— Надеюсь, ты здорова, — сделал попытку Джордж. Но слова прозвучали холодно.

— Вполне здорова. Хотя от сцен вроде той, что случилась внизу, лучше я себя чувствовать не буду.

— Прости, я сожалею.

— Неужели?

Джордж попытался разобраться в своих мыслях.

— Я сожалею, что расстроил тебя своими словами. Но не сожалею о том, что вышвырнул это наглое создание, пусть даже она твоя кузина. Как не сожалею и о том, как обошелся с ее бесчестным хахалем.

— Как раз наоборот, — заметила Элизабет. — Это я почувствовала, что перестала быть благородной дамой.

Джордж вспыхнул. Она затронула самое больное место. Даже пятка Ахиллеса была не так уязвима, как его гордость.

— Ты не имеешь права так говорить!

— Ты думаешь?

— Я сказал, что нет.

Джордж приподнял шторы и выглянул наружу. Ночь была лунной и светлой, а комната Элизабет выходила в маленький дворик, и ветер здесь не был так силен, чтобы создать сквозняки. Джордж сделал еще одно усилие, чтобы достичь своего рода примирения.

— Я ехал сюда, чтобы увидеть тебя, — сказал он с сухим смешком, — а мы ссоримся из-за двух малозначительных людей, к которым почти не имеем отношения.

— Но есть один, который нас касается.

— И кто же?

— Валентин.

Джордж опустил шторы. Элизабет сидела перед туалетным столиком в длинном струящемся пеньюаре, скрывающем живот, ее тонкие плечи и прямая спина выглядели совсем девичьими, как и двадцать лет назад, когда Джордж впервые ее увидел. При взгляде на жену у Джорджа возникли сложные смешанные чувства. Она была единственным человеком, способным вызвать в нем подобные чувства.

— Я был занят, даже поесть толком не успел. А ведь я приехал сюда отдохнуть. Лепет Валентина... вызвал у меня раздражение.

— Это обычные разговоры для мальчика. Он ужасно расстроился из-за того, как им пренебрегли.

Джордж не ответил.

— Ты заглянул к нему? — спросила Элизабет.

— Нет.

— Тебе следовало это сделать.

На шее Джорджа снова вздулись желваки. Еще один упрек. С тех пор как он вошел в эту комнату, Элизабет осыпала его упреками. Как будто она здесь главная. Как будто ей принадлежат деньги, шахты, банк, дома, членство в парламенте и деловые связи! Это невыносимо. Ее стоило бы ударить. Схватить за шею и сжать, чтобы она хоть на полминуты умолкла.

Элизабет повернулась с едва заметной улыбкой.

— Тебе следует это сделать, Джордж.

И тогда его эмоции прорвались наружу, хлынули как волна на твердый камень. Но Джорджу всегда было важно, что о нем думает Элизабет.

— Элизабет, — хрипло сказал он. — Ты ведь знаешь, что временами я испытываю страшные муки.

— Из-за неразумных слов Джеффри? — Она не таясь перешла сразу к делу.

— Возможно. Частично. Устами младенца...

— Так ты считаешь, что Джеффри Чарльз ненароком высказал истину, хотя до того я поклялась тебе, что это неправда?

Джордж наклонил голову, как разъяренный бык.

— Не всегда это можно описать такими определенными словами. Скажем, иногда меня это мучает, и в этом случае я начинаю говорить, не задумываясь о любезностях. Несомненно, это заставляет тебя задуматься, как многим ты рисковала, выйдя замуж за сына кузнеца.

— Я ничего подобного не говорила.

— Но имела это в виду!

— Нет, не имела. И если это так мучительно для тебя, Джордж, то как, по-твоему, чувствую себя я, когда ты приходишь и набрасываешься на всех подряд, грубишь моей кузине и жестоко обращаешься с нашим сыном? Нашим сыном, Джордж! Нашим сыном! Нет, я не считаю, что вышла замуж за сына кузнеца, я думаю, что вышла за человека, который взвалил на свои плечи огромное бремя, страшное бремя ревности и подозрений, которое ничто и никто не может побороть! Что бы я ни сказала! В чем бы ни поклялась! Что бы ни сделала! И ты собираешься и дальше нести этот тяжкий груз и окончательно разрушить наш брак! Что может быть хуже для нашей семейной жизни?!