Штормовая волна (ЛП)

Треветан уже послал Джорджу письмо с просьбой о помощи с ботинками и сапогами. От него стоит избавиться.

— Том Оливер, молочник, сорок лет, жена и четверо детей. Чей молочник? Без сомнения, у него одна чахлая коровенка. Артур Пирсон, солодовник. Какие только профессии не выдумывают эти паразиты!

Джеффри Чарльз громко засмеялся высоким, ломающимся голосом, и Элизабет с улыбкой опустила иглу, а Джордж оторвался от книги. Даже Валентин отвлекся от лошадки и стал раскачиваться не так неистово.

— Что такое? — спросила Элизабет. — Что случилось, Джеффри Чарльз? Что тебя так развеселило?

— Это... это Валентин! — Джеффри Чарльз задохнулся от смеха. — Только взгляни на него! Ну и ну! Он же вылитый дядя Росс!

Глава восьмая

Девятого ноября Дуайт еще раз осторожно снял повязку и понюхал ее. Выяснилось, что рука до сих пор воспалена, но только непосредственно у раны. Опухоль спала.

— Ты даже не представляешь, как тебе повезло, Росс.

— И как же?

— Три дня назад я подумывал ампутировать тебе руку выше локтя. Уверен, ты и сам знаешь, что в определенном состоянии отравленная кровь быстро распространяется по организму. Тогда встает выбор между потерей руки и жизни.

— Не говори Демельзе.

— Она уже знает. Я не смог бы принять решение без ее одобрения.

Росс поглядел на свою руку.

— И что теперь?

Дуайт сложил повязку.

— Должно быть, внутрь попала краска с рукава... Что теперь? Ну, через месяц или около того ты сможешь ей пользоваться. А пока что Демельзе придется нарезать тебе мясо.

— Я едва могу пошевелить пальцами.

— Не слишком усердствуй. Небольшие упражнения каждое утро. Росс, на следующей неделе я возвращаюсь в Корнуолл. Я остался только из-за тебя.

— Кэролайн едет с тобой?

— Нет... Она хочет посетить кое-какие светские события в конце месяца. Она вернется в начале декабря.

— Надеюсь, в этот раз надолго.

Дуайт убрал бинты и закрыл саквояж. В утреннем свете его лицо, обрамленное седыми волосами, выглядело неожиданно юным.

— Думаю, да. Так она говорит.

— Каким бы ценным ни был твой визит для Кэролайн, мне он спас жизнь.

— Тебя спасли собственные жизненные силы, Росс. Твой организм достаточно крепок, чтобы сопротивляться инфекции.

— Уж точно крепче разума, который не смог воспротивиться яду Монка Эддерли.

— С этим покончено, со всем этим. Тебе следует думать о будущем, а не о прошлом.

— Я не так уж уверен, что всё кончено. Подобные события обычно имеют последствия.

Дуайт застегнул саквояж.

— Почему бы вам не поехать домой вместе со мной?

— Нет. Еще рано. Я кое-что должен сделать.

— Ты не можешь исправить случившееся, Росс. Придется свыкнуться с новым положением дел.

— Что ж, это мы еще посмотрим...

На следующий день, когда Росс посетил своего патрона, с реки поднялся туман. Лорд Фалмут был дома и охотно его принял. Они поговорили во второй гостиной, поскольку миссис Боскауэн принимала дам к чаю в основной.

Лорд Фалмут пожал Россу левую руку и сухо предложил бокал канарского. Он был в домашней шапочке, сливового цвета сюртуке, до блеска вытертом на локтях, черных шелковых панталонах и чулках.

— Надеюсь, ваша... рана от неосторожного выстрела заживает.

— Благодарю, милорд. Почти уже зажила. Доктор Энис сказал, что вскорости я смогу снова поставить собственную подпись.

— Эта способность вам пригодится, когда вы вернетесь к своим партнерам по банку.

— Надеюсь, я им еще нужен.

Фалмут протянул гостю бокал.

— Вам повезло прихватить с собой доктора. Такой изыск даже я не могу себе позволить.

Росс улыбнулся.

— На следующей неделе он возвращается обратно. И мне придется выкарабкиваться самому или обратиться к лондонским докторам. — Он глотнул вина, и возникла пауза. — Много всего случилось с тех пор, как я в последний раз у вас обедал, лорд Фалмут.

— Я заметил.

Сложно было что-то прочитать по лицу виконта. Он никогда не показывал своих чувств, но сейчас еще более тщательно их скрывал. Его голос, не считая небольшого оттенка сарказма, звучал нейтрально, словно он ждал, что гость объявит о своих намерениях, прежде чем хозяин покажет свои.

— Полагаю, теперь истинная история широко известна, — сказал Росс. — Но возможно, подлинная правда пока еще не всплыла в этих разговорах, и я посчитал, что вам следует узнать ее, как только я смогу выходить в свет.

— Если вы уверены, что хотите рассказать.

— С чего бы мне этого не хотеть?

— Потому что слухи — это одно, а признание — совсем другое. Кое-что лучше оставить невысказанным, капитан Полдарк.

— Могу вас заверить, милорд, это и останется невысказанным, но только не в этом случае. Я представляю Труро и ваши интересы, и эти интересы, пусть я иногда и мало уделяю им внимания, дают вам право знать о случившемся.

— Прекрасно. — Фалмут подошел к стеклянной двери в оранжерею и закрыл ее. — Говорите.

Росс рассказал ему историю дуэли. Когда он закончил, Фалмут снова наполнил бокалы, нахмурившись, дабы не пролить ни капли.

— Так чего же вы хотите от меня?

— Возможно, совета.

— По какому поводу?

— В Корнуолле меня знают, как человека довольно вспыльчивого. Теперь это известно и в Лондоне. Дуэль, разумеется, была честной, но даже тот факт, что она проводилась втайне и что меня не могут привлечь к суду (по крайней мере, так кажется), создает ложное впечатление, что если бы меня все-таки привлекли к суду, то приговорили бы. Вы хотите, чтобы в Вестминстере вас представлял парламентарий, а не драчун и сорвиголова. Этот ярлык на некоторое время приклеится ко мне в Лондоне. Я подумываю подать в отставку, чтобы вы могли найти кого-нибудь более подходящего на мое место. В конце концов, Труро сейчас в безопасности и полностью в ваших руках. Выборы не понадобятся. Всё это можно устроить за пару месяцев.

Лорд Фалмут встал и позвонил в колокольчик. Вошел лакей.

— Принесите другую бутылку канарского, более выдержанного.

— Слушаюсь, милорд.

— И заберите пустую.

— Да, милорд.

Пока не принесли новую бутылку вина, оба молчали.

— Это получше, — сказал Фалмут. — С привкусом дымка. Увы, у меня его осталось мало. В прошлом году раздобыла матушка.

— Да, — согласился Росс. — Вкус более насыщенный.

— Что касается вашего дела, Полдарк, вы что, хотите сказать, будто устали от Вестминстера и желаете его покинуть?

— Я говорил не об этом. Но подумал, что за год, который я провел в парламенте, вы могли устать от меня.

Его сиятельство кивнул.

— Мог бы. У нас довольно часто бывали разногласия. Но лишь в одном случае — с законопроектом о правах католиков — это были разногласия по важному вопросу. На самом деле разница между нами не в подходах, а в принципах.

— Не вполне улавливаю вашу мысль.

— Что ж, давайте кое-что проясним. Вам не нравится, во что превратилась французская революция, и вы готовы бороться с ней всеми силами. Но в глубине души вы верите в идеалы свободы, равенства и братства, хотя и называете это другими словами. Ваш гуманизм, ваши чувства откликаются на них, но не рассудок, ведь он твердит вам, что достигнуть этих целей невозможно!

Росс некоторое время молчал.

— Но если вычесть эмоции, республику, жестокость революции, разве вы и сами не приверженец тех же идеалов?

Фалмут улыбнулся плотно сжатыми губами.

— Вероятно, я лучше себя контролирую, мною всегда правит разум. Скажем, я всецело верю в братство, немного в свободу и совсем не верю в равенство.

— Но ведь французы сделали всё наоборот, — заметил Росс. — Они так настаивали на равенстве, что не осталось места для свободы и совсем мало для братства. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Тогда я отвечу на него сейчас. — Его сиятельство прошелся по комнате и снял шапочку, чтобы почесать голову. — Когда я захочу, чтобы вы подали в отставку, я вам скажу. А если вы захотите этого, то сообщите мне. Как вы знаете, мне нравятся парламентарии со стержнем. Но глупый и злосчастный поединок, каким бы прискорбным он ни был, не повод для подобного решения. Мы все учимся на собственных ошибках. По крайней мере, я пытаюсь. И думаю, что и вы тоже, капитан Полдарк.