Штормовая волна (ЛП)

Сэр Хью сообщил, что миссис Элизабет Фицгерберт снова открыто живет с принцем Уэльским, и ходят слухи, будто Папа собирается признать их брак.

Гость резко устремился к Демельзе и обнял ее.

— Попалась! — воскликнул он с триумфальными нотками в голосе.

Демельза подняла на него взгляд и попыталась высвободить руку, чтобы смахнуть с лица локон. Сэр Хью поцеловал ее в шею.

— Это вредно для пищеварения, сэр Хью, — сказала она.

— Для вас вечно так, плутовка, — ответил он, когда Демельза сделала первую попытку выскользнуть. — Думаете я не знаю, как вы любите меня дразнить и искушать? Личико и фигура распутные, как у девки, а ведете себя, как будто время от времени позволять себе маленькие удовольствия — сродни смертельной заразе. Ваш ненаглядный вечно отсутствует, ни слуху ни духу от него месяцами. Не нужно так крепко цепляться за супружеские клятвы, будто вы кусок сургуча на письме!

— Это комплимент. Редкий комплимент. Подожгите меня с одного конца, и я затвердею на листке бумаги. Вы так любезны.

— Разумеется, я любезен, даже слишком.

— Должна предупредить, в любой момент кто-нибудь может войти.

— Ну и пусть. Они и сами этим занимаются.

— Нам следует служить примером. Так меня учили.

— Вас учили неверно. — Он понял, что Демельза вот-вот приложит свою немаленькую силу, чтобы разорвать объятья. — Хочу предложить вам сделку, моя милая. Подарите мне поцелуй, настоящий поцелуй, а не как будто курица клюет зерно, настоящий поцелуй — и я открою вам тайну.

— Какую, сэр Хью?

— Какую, сэр Хью? Звучит не слишком приятно. Что ж... это касается того, ради чего я сюда приехал, о чем я хочу вас предупредить, но, черт побери, я уеду, заперев все эти сведения на замок, если вы не согласитесь его отпереть.

— Может быть, позже. Когда вы расскажете. Если я решу, что это важно.

— Ах, ну нет, вы слишком часто меня так обманывали, шалунья. Сегодня я на это не куплюсь.

Демельза посмотрела на сэра Хью. Его крупное и грубое лицо было слишком близко. Волосы в ноздрях и кустистые брови по-прежнему оставались черными, несмотря на возраст.

— Это касается моего мужа, капитана Полдарка, да?

— Намек. Предупреждение. Кое-какие слухи.

— Но его здесь нет.

— Неважно. Вы можете ему написать. Или действовать от его имени.

— Действовать от его имени?

— Возможно, это будет необходимо.

Она задумалась. Сэр Хью был из тех, кто часто что-то «слышит» — он обладал способностью узнавать новости раньше других.

— Что ж... — протянула она.

Дополнительного приглашения не потребовалось, он тут же прижался к ее губам своим крупным ртом. Демельза терпела это несколько мгновений, но потом он стал напористей, и она высвободилась и отвернулась, чтобы скрыть отвращение.

— Черт подери! — сказал он, облизав губы. — Черт подери! Это лучше, что я пробовал за много дней! Эх... Черт подери! Вам же было приятно, могу поклясться. Попробуйте только это отрицать.

Демельза улыбнулась, хмыкнула и посмотрела в окно.

— Черт подери! — повторил он.

— Когда закончите чертыхаться, сэр Хью, расскажите мне новости, которые я купила.

— Ага. — Он снова сел в большое кресло и вытянул ноги. — Ну да, полагаю, теперь мне следует вам сообщить...

— Думаю, что следует.

— Что ж, тогда... В общем, вчера я был в Труро по судейским делам. Даже не знаю, зачем я вообще занимаюсь этими делами, когда никто об этом не беспокоится. Если вешать по полдюжины отпетых мерзавцев на перекрестке Баргус раз в неделю, то и нужды в суде не возникнет. Остальным достаточно взглянуть на висельников, как это сразу же возымеет благотворный эффект!

— На меня это не оказывает благотворного влияния, сэр Хью.

— Шалунья. Боже, до чего же вкусная.

— Не как сургуч?

— Можете насмехаться. Итак, вчера я был в Труро, и там ходят слухи. А среди них и те, которые могут вас затронуть. Некоторым образом. Вы помните старого Ната Пирса?

— Нотариуса? Стряпчего Росса? А что?

— Вы знаете, что он недавно почил в бозе? Умер? Ну так вот, он скончался. И болтают, что он оставил дела в плохом состоянии. Растрата. Так говорят. И это затронуло многих в Труро. Полдарк имел с ним дела?

— Насколько я знаю, нет.

— Ему повезло. Грозит катастрофа. Всех затронет тем или иным образом. А еще говорят, и именно об этом я приехал вам сказать, что к этому имеет отношение банк Паско.

Демельза отвернулась от окна.

— Что? Как?

— Не спрашивайте, моя милая, я же не финансист. Я плохо знаю, как это происходит. Но вчера люди болтали, причем те, которых вы знаете, что банк Паско перестал быть безопасным местом для хранения капитала, а его векселя ничего не стоят. Разве Полдарк держит средства не у Паско?

— Да.

— Ну вот. Как видите, я хороший сосед, не только ваш старинный поклонник. Я подумал, что следует вас предупредить.

Внутри у Демельзы всё заледенело.

— Без Росса я ничего не могу сделать.

— Нет, можете. Можете забрать средства. Так надежней всего. Привезите деньги домой или распределите по другим банкам. Вы ничего этим не потеряете. Лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

Весь вторник и среду Дрейк оставался неподалёку от дома викария прихода святой Маргариты, ночевал на холодной земле под живой изгородью, а скудной пищи купил у старушки из домика у реки. Он не мог заставить себя уйти и слонялся неподалёку от кладбища, там, откуда был виден дом, надеясь хоть краем глаза снова высмотреть Морвенну. Невозможно поверить, что всё кончено, что девушка, которую он знал и любил, могла так измениться.

Он думал, что явился слишком скоро после смерти Осборна, когда она ещё слишком расстроена похоронами. Надо было выждать подольше, может, сначала написать, предупредить. Не стоило так являться к ней, окружённой родственниками, вероятно, всё ещё скорбящей о потерянном муже... Может, она не оттолкнула бы его так резко, поразмыслив пару часов или денек, может, в её сердце проснулись бы прежние чувства.

Но в её взгляде он видел страх и нескрываемую враждебность. Откуда это взялось? Как и чем такое объяснить? Как понять холодное отвращение, звучавшее в её голосе? Как будто он не тот, кого она прежде любила, а кто-то другой, причинивший ей страшное зло.

Он цеплялся за последнюю надежду, не желая признавать, что всё пошло прахом. Дважды он чуть было снова не пошёл к дому, но понял, что рискует снова быть изгнанным. Так прошла среда.

Утро четверга, когда Дрейк наконец ее увидел, выдалось сухим и прохладным. Морвенна вышла из дома с двумя маленькими девочками — должно быть, приёмными дочками — и медленно направилась к реке. Он колебался, не желая упускать возможность и боясь рисковать.

Он решил не приближаться к ней незамеченным, поэтому обогнув сад, спустился к реке, прошлёпал по грязи мелководья и остановился под деревьями, чтобы она могла его рассмотреть.

Первой его заметила одна из девочек. Она что-то сказала Морвенне и та, увидев Дрейка, застыла. Он смотрел на её лицо. Несколько секунд она оставалась неподвижной, потом повернулась и поспешила обратно в дом.

После этого он понял — всё кончено. Он развернулся и, не разбирая дороги, бросился прочь из сада, через церковный двор и дальше, вверх по холму.

Он шёл весь день, не сознавая, что делает, но неуклонно стремился домой. Живот был пуст, но Дрейк не мог есть, в горле пересохло, но он не смог проглотить зачерпнутую ладонями воду.

На полпути он понял, что заблудился и ходит кругами, недолго посидел, размышляя, что делать, и снова двинулся вперёд. А потом так устал, что уснул прямо на земле, в сосновом лесу. Проснулся он в темноте, дрожа от холода, но рассудок прояснился, теперь Дрейк понял, где сбился с пути, и мог идти дальше.

Ясную и холодную безлунную ночь освещали звёзды. Ветер стих, а ближе к утру на землю лёг густой туман. Он собирался в низинах тут и там, и ступая по ним, Дрейк не видел собственных ног, но голова оставалась ясной. Туман белым дымом клубился по полям, и в нём как тени бродили козы и овцы.