Лопатка

Оказавшись на набережной, я не растерялся, а сразу повернул налево. Дорогу я хорошо знал - на рынке в церкви Покрова мне случалось бывать с мамой не один раз.

Ворота лесного двора были открыты, но, к счастью (или, пожалуй, к несчастью?), у ворот и поблизости за воротами никого не было. Сразу же за лесным двором, отделенные от него высоким кирпичным брандмауэром, начинались владения Экспедиции{342}. Почти вплотную к брандмауэру стояла выкрашенная, как и все постройки Экспедиции, в тусклый желтоватый цвет маленькая часовенка с серым каменным куполом в виде пасхи. В глубине часовни за распахнутой дверью мигали в темноте зеленая и малиновая лампады.

- Помолимся зайдем, - сказал я Васе.

- Почему? - удивился Вася.

- Почему? А потому, что все-таки мы с тобой в путешествие отправляемся.

И только тут, сказав эти слова, я вдруг понял, на какое нешуточное дело мы пустились.

Поднявшись по каменным ступеням и обнажив стриженые головы, мы чинно ступили в полумрак тесной часовни. В середине ее, перед распятием, на слегка наклоненной, как на папиной конторке, столешнице аналоя лежала икона ближайшего праздника - может быть, Воздвиженья. Перед аналоем на серебряном многосвечнике горели, оплывая, две-три восковые свечки. У входа за свечным ящиком дремал старичок в сером подряснике. Услышав шаги, он очнулся, помигал, посмотрел на нас, и мне вдруг ужасно захотелось купить у него и поставить к празднику свечу. Но, вспомнив о лопатке, я быстро подавил в себе это благое желание.

Я, а за мной и Вася опустились перед аналоем на колени.

- Молись, - сказал я шепотом.

Вася стал креститься, потом, как и я, коснулся лбом каменного пола. Потом, поднявшись, я привстал на цыпочки и поцеловал темно-коричневую, слегка щербатую доску иконы. Вася тоже вытянулся на цыпочках, но ему было не дотянуться. Пришлось взять его сзади под мышки и, поднатужившись, слегка приподнять. Я увидел, как высунулась из-за крахмального воротничка его густо-розовая шея, и услышал, как он тоже громко чмокнул губами.

Когда мы выходили из часовни, старичок за свечным ящиком зашевелился, улыбнулся и сказал что-то непонятное.

Не успели мы выйти на набережную, не успели еще раз перекреститься и нахлобучить наши серые кепки, как совсем близко, где-то за новым Египетским мостом, раздались два коротких басовитых гудка.

- Пароход! Пароход! - закричал я. - Побежали скорей!..

И, схватив Васю за руку, торопливо посмотрев направо и налево - нет ли извозчиков, - я ринулся через мостовую к решетке Фонтанки. Как я и думал, из-под деревянного временного Египетского моста{343} выплывала черная закоптелая тушка буксирного парохода. С двух его сторон по реке стлалось густое облако рыжего дыма.

- Побежали... скорей... к пешеходному мостику! - крикнул я Васе, и мы оба со всех ног помчались в сторону Английского пешеходного моста, боясь не застать, пропустить самое интересное. Я бежал, хватая ртом воздух, а в глазах у меня еще мелькали красный и зеленый огоньки лампадок. Буксир шел быстро, но мы с Васей бежали еще быстрее. Когда мы достигли моста, пароходик был от него на расстоянии десяти-пятнадцати саженей. Уже начиналось то, ради чего мы, собственно, и бежали: пароход начал наклонять свою толстую черную трубу. Надломившись где-то ниже середины, она медленно падала назад, и рыжий дым валил теперь из того обрубка, который остался торчать из буксира.

Мы успели взбежать на пешеходный мостик. Глаза нам ел дым, и все-таки мы успели еще застать и ту часть этого волшебного зрелища, когда труба стала выпрямляться и дым снова повалил из ее верхней половинки.

- А зачем труба падает? - спросил Вася. И хотя вопрос этот я сам совсем еще недавно задал отцу, теперь я чувствовал себя взрослым и, снисходительно усмехнувшись, сказал:

- Глупый, как ты думаешь, если трубу не согнуть, пароход влезет под мост?

- А-а, - сказал Вася.

На ступеньках моста - уже на той стороне Фонтанки - сидел человек в синих очках. У ног его стояла банка из-под килек, в банке лежало несколько монет. Опять в душе у меня зашевелилось доброе намерение - пришла мысль отдать Васины две копейки слепому.

Я прибавил шагу.

- Не потеряй деньги, - сердито сказал я Васе. - Где они у тебя?

- Вот, - показал Вася.

- Давай лучше я их понесу, - сказал я.

Поколебавшись, Вася отдал мне свое сокровище.

Теперь мы шли по широкому Английскому проспекту{343}. Здесь уже чувствовалась близость рынка. То и дело навстречу нам попадались женщины с плетеными кошелками, из кошелок торчали то кочан капусты, то зеленые хвостики моркови и петрушки, то белоглазая голова судака или сига.

Наконец, перейдя со всеми предосторожностями трамвайные рельсы, мы очутились на рынке. Здесь, на рынке, было страшновато. Людей много, все большие, никто не видит нас, все толкаются. Я почувствовал, как Васина рука стала судорожнее сжимать мою.

Минут двадцать, наверно, мы бродили по рынку и искали место, где продаются лопатки.

Первый обнаружил то, что нам было нужно, Вася.

- Вот! - сказал он, останавливаясь.

В этом волшебном ларьке были выставлены дешевые деревенские игрушки: матрешки, паяцы-дергунчики, игрушечные дворницкие метелки, разноцветные вертушки на палочках, вроде аэропланного пропеллера, кукольная мебель, пасхальные деревянные яйца, деревянные некрашеные солдатики и другие вырезанные из дерева игрушки - птицы, медведи, кузнецы... Все эти фигурки приходили в движение, что-нибудь делали, когда их дергали за веревочку или складывали гармошкой: солдаты строились по трое, кузнец бил молотом по наковальне, медведь, кажется, тоже бил молотом, птицы что-то клевали. Были среди этих игрушек и лопатки, были железные и были деревянные, обитые внизу для прочности светлой жестью. Но мое внимание привлекли почему-то не лопатки, а маленький, но совсем как настоящий игрушечный платяной шкаф.

- Смотри, какой шкаф, - сказал я Васе.

- Да, - восхитился Вася. - С зеркалом.

- Почем этот шкаф? - спросил я у хозяина.

- Этому шкафу цена восемь гривенничков, господин хороший, - весело ответил мне дядя в высоком огородницком картузе.

- Восемьдесят копеек, - объяснил я Васе.