Страница 2 из 2
А вот американец? Что ему надо в моей стране? Что он принес в нее хорошего? Оружие? Но ведь гитлеровцы тоже несли оружие. Так чем же, спрашивается, отличается от фашистов этот американец, что бросает норвежские кроны, как окупационные марки?
Нет, Норвегия не хочет войны! Народ не позволит стортингу распоряжаться его судьбой. Гитлеровцы однажды пришли, разбудив залпами тихое весеннее утро, и ушли; трумэновцы, прячась в ночном ненастье, пришли с оружием и уйдут. Они, как сыпучий морской песок - вода нанесет его и смоет. И только народ останется вечен, как вечны вот эти скалы, море и небо.
Дядюшка Август редко ходил на собрания, но сейчас ему вспомнился последний митинг в защиту мира, когда выступал Ратке. Он говорил: "Капиталисты, подсчитав свои барыши, накопленные в войну на крови честных людей, снова мечтают о барышах, снова готовят войну." Да, видно, прав был Ратке, у него умная голова.
Кровь честных людей. Дядюшка Август сразу вспомнил памятник в честь погибших за освобождение Норвегии - советских воинов, вспомнил простую высеченную в скале надпись: "Норвегия благодарит вас", - и тут же с радостью решил, что тоже останется вечным.
Катер резко положил на борт. Дверь капота распахнулась. Под винтами кипела голубоватая пена. Тихо пылали звезды. Лоцман вгляделся в ночь и узнал это место. Здесь таился самый большой и острый риф, названный кем-то Чертовым зубом. В войну на Чертовом зубе распорол себе днище немецкий миноносец. Волны потом разбили его о камни, раскидав по дну орудия, обстрелявшие город, и машины, приведшие его сюда. И только во время отлива иногда еще виднеются над водой шпангоуты фашистского корабля, точно позвонки какого-то гигантского доисторического животного, сеявшего когда-то ужас и разорение.
Рука лоцмана стянула с головы зюйдвестку, обнажив седые волосы: на этом рифе вместе с миноносцем погиб его сын.
* * *
Суперкарго, плевавшийся от качки зеленью желчи, встретил его злобным хрипом:
- Теперь-то вы уж наверняка поведете транспорт. И даром, - он кивнул на полицейские карабины.
В душной рубке за стаканом виски сидел бледный сухопарый капитан.
- Подпишите акт, - буркнул он. - По международному праву я не отвечаю за судно, пока на нем находится лоцман. Капитан достал из ящика стола револьвер и сунул его в карман. - Подписали? Тогда пойдемте. И, пожалуйста, безо всяких там ваших коммунистических штучек. Надоело! Во Франции, в Дании, в Англии - везде одна и та же история.
Они поднялись на мостик. Под палубой заныли турбины, и корабль стал медленно вползать в узкий коридор фиорда. Над водою из труб летели искры. Бинокли обшаривали каждую волну, точно могли увидеть таящуюся на глубине опасность. Высокие каменные массивы обступили ныряющий в провалах волн транспорт. Стало тихо, темно и сыро, точно в глубоком колодце. И в этой тишине, разряжаемой одним лишь плеском воды, раздавался уверенный голос дядюшки Августа - он вел корабль:
- Право на борт!.. Так держать. Сбавить обороты!.. Левая машина, стоп!
Он угадывал в темноте известные ему одному приметы, с которыми была связана его беспокойная жизнь, и курил набитую вересковым табаком трубку.
А риф Чертов зуб приближался. И еще издали, заслышав гудение взбудораженной воды, дядюшка Август шагнул к рулевому и, отстранив его широким плечом, сам взялся за штурвал.
- Куда, куда?! - крикнул капитан.
- Здесь подводный барьер, - ответил лоцман. - Рулевому не справиться. Я сам поведу судно.
- Ол райт! Только без этих штучек. Вы понимаете, чего они могут вам стоить.
Капитан помахал перед лоцманом револьвером. Ни один мускул не дрогнул на грубом, точно высеченном из камня, лице дядюшки Августа, и его глаза, как смотрели в иллюминатор рубки, так и остались недвижимыми, словно не заметили револьвера.
Разворачивая скрипящий штурвал, он ответил после долгого молчания:
- В прошлую войну фашисты заставили моего сына вводить в фиорд свой миноносец. И ему вот так же грозили оружием.
- Ну и что же? Держу пари, он провел миноносец точно.
Дядюшка Август куснул мундштук трубки и ничего не ответил. Сын знал подводные тайны родного фиорда не хуже отца, и он с точностью заправского лоцмана выбросил миноносец прямо на Чертов зуб.
Хороший был сын у дядюшки Августа, крепко любил его старик, и сейчас сам повел транспорт последней дорогой сына.
- Это почему там светится вода? - спросил капитан, показывая на фосфоресцировавшую впереди голубым светом струю.
- Макрель играет, - ответил дядюшка Август. - Она ночную пору любит, и развернул штурвал в сторону. За бортом всколыхнулась вода.
- Куда ведешь нас, старик?!
- Я веду вас туда, куда вам нужно, - невозмутимо ответил лоцман. Он стоял, широко расставив ноги, и мышцы на его руках набухли от нечеловеческой силы, выправляя непослушный штурвал.
- Прибавьте, капитан, скорость.
- Об ответственности вы предупре.
- Я говорю: прибавьте скорость. - И, окинув взглядом растерянного капитана, добавил: - Не волнуйтесь. Надо просто поскорее проскочить этот барьер.
И когда до его слуха донеслось тонкое пение быстро завра-щавшихся турбин, дядюшка Август вздохнул свободнее: "Так-то оно вернее, да и не долго уже осталось."
Время отбивало свои сроки частыми ударами старческого сердца. Лоцман ловил себя на мысли, что и сын когда-то переживал, как и он сейчас, такие же минуты. Только надо до самого конца остаться на пути сына.
Потрясающий удар вырвал из-под ног палубу, обжег лицо осколками стекол. Нос корабля с лязгом полез на рифы, вздымаясь в небо, и рухнул куда-то вниз. Вода с ревом устремилась в пробоину. Крики людей заглушались треском раздираемого металла и грохотом рушащегося остова, и в этом треске и грохоте дядюшка Август, повиснув на штурвале, понял последнее: американское оружие будет лежать на дне! И слабеющее сознание еще успело несколько раз повторить эту мысль, блеснувшую в мозгу яркими вспышками: "На дне! На дне! На дне!.."