Пилигрим

К четвертому году население Тарота за счет притока иммигрантов возросло до тысячи жителей. Социальное и имущественное расслоение все больше углублялось. Требовалось ввести систему норм и правил, которые регулировали бы общественные отношения. Dura lex... Крестьяне и горожане, у которых уже была собственность, конфликтовали все чаще. Натуральный налог и продуктовое распределение еще сохранялись, но требовался эталон, универсальная единица обмена. Иными словами, Маорат дорос до стадии денежного обращения. На рынке, в мастерских, у торговых повозок товары обменивались на равнозначный продукт или на жемчуг, который стал основой денежной системы Маората. Маоры не знали драгоценных металлов, зато среди них имелись пловцы, способные доставать ракушки с морского дна. Как и полагается деньгам, жемчужины калибровались в зависимости от цвета, размера и формы. Кодекс, утвержденный Первым, закреплял основные правила поведения, ответственность и наказания. Развивающееся общество поражали закономерные болезни - преступность, безделье, приступы недовольства. К концу четвертого года эпидемия неизвестной лихорадки выкосила треть подданных Маората, но с ней удалось справиться - после вмешательства Онерона. Случались набеги кочевников. Все их успешно отбили. Жизнь медленно совершала круг; дети рождались, старики умирали. За городом образовался небольшой некрополь.

Наивно было полагать, что маоры воспримут учение Онерона и дружно, взявшись за руки, откажутся от жестокости. Эпоха бросала вызов, на который следовало отвечать. С этим приходилось считаться. Поэтому Онерон упростил и облегчил учение, для начала ограничившись табу на убийство и истязания. Те, кто не воспринимал учение и маргиналы, свыкшиеся с суровой реальностью дикого существования, так или иначе наказывались. Например, душегуба привязывали к дереву, а конец веревки кидали на землю, кишащую ядовитыми насекомыми. Или заставляли удерживать веревку, натянутую под весом копья, которое целилось преступнику в грудь. Тот уставал, отпускал веревку, и правосудие настигало его. Вредителей и буйных обычно навсегда, без права возвращения изгоняли из полиса, при этом выжигали на предплечье соответствующий знак. У Маората появилась своя символика - стяг и герб. Маленькая колония северных дикарей быстро превращалась в независимое государство. Рождалось совершенно новое поколение людей, которые не знали первобытной дикости, им предстояло трудиться на благо родного края, защищать, развивать его и гордо нести знамя Маората по миру.

К пятому году пребывания Онерона на земле, маоры освоили мореплавание. Галеры исследовали прибрежные полосы, и одно большое судно отправилось в экспедицию к противоположному берегу моря. Онерон покинул Маорат прежде, чем оно вернулось. Маоры изобретали все смелее. Кто-то из кораблестроителей обратил внимание на то, что ветер наполняет тряпку и может двигать лодку быстрее, без помощи весел. Другой сказал, что этот же принцип можно использовать и на суше, нужно только создать подходящий механизм. Конструкторы возились с примитивными механизмами. Некоторые певцы и учителя пытались философствовать, отбирать и систематизировать на основе полученных фактов научные знания, интересовались устройством человеческого тела. Кто-то пытался лечить.

Две с лишним тысячи человек населяли страну, когда Онерон принял решение об уходе. Теперь следовало подготовить народ. Система, которую он кропотливо создавал все эти годы, превратилась в самодостаточный, автономный механизм, работавший уже без его участия. В последние месяцы он полностью устранился от управления, лишь ходил и наблюдал, заглядывая через плечо. Да, маорам по-прежнему нужен был живой символ, но все созданное - создавалось человеческими руками, руками обычных людей, без какого-то волшебства или чудес. Плоды созревали, подчиняясь законам биологии, а не верховной воле Фа. Онерон объяснял им: человеку человеческое, богам - духовное. Ни разу он не использовал технику эри перед толпой, чтобы продемонстрировать свое могущество. Желтый костюм основательно износился, сам Со оброс и слегка раздался вширь, как любой обычный человек. Конечно, маоры думали, что все их достижения и благополучие - результат покровительства Фа, которому следует отдавать почести, делать подношения и славословить. Ритуал должен соблюдаться. Сперва Онерон работал на статус, теперь статус работал на него.

Кроме внешних угроз Онерону пришлось столкнуться с внутренними опасностями. Пару раз поднимались бунты - в маорах бушевали еще сильные природные инстинкты. Волнения разгорались и гасли. Онерон пришел к выводу, что народу нужны забавы, где можно выплескивать лишнюю энергию. Спортивные состязания идеально подходили для такой цели. Но имели место  другие инциденты. У кого-то наблюдалось культурное отторжение, шок от избытка нового мироустройства, и они не выдерживали, устраивали погромы. Некоторые были просто глупы.

К исходу третьего года с Онероном случилось опасное приключение. В Обитель проникли неизвестные, прокрались в спальню, оглушили и выволокли его на улицу. Очнулся Со у водопада, что находился возле взгорья, вверх по реке. Затылок больно пульсировал. Связанный и помятый, он понял, что беззащитен перед любой угрозой. Чуть в стороне трое мужчин склонились над чем-то у края обрыва. Их грязные руки перебирали эмулятор энергии, кинжал и передатчик-самописец. Титановое лезвие холодно блестело в лучах рассветного солнца. Разбойники повернулись на шорох; Онерон узнал одного, двое других были незнакомы. Кажется, знакомца звали Фесом или Месом, или как-то так. Ратник, искусный воин, пришедший в племя спустя год после победы над южанами, он много раз проявил себя в схватках с кочевниками. Вряд ли они общались. Двое других держались в стороне, нервничали и казались напуганными: похоже, чужаки. Прихватив с пола кинжал, ратник медленно подошел к лежащему. Встал рядом, задумчиво посмотрел, словно одолеваемый какой-то догадкой. Ядовито усмехнулся.

- Помнишь меня? - резко спросил он.

- Ты воин. Забыл твое имя.

- Кес! - выплюнул тот. - Да, я сражался за племя. Только мы с тобой и раньше виделись. Помнишь?

Онерон обратился к своей памяти. Лицо Кеса казалось ему смутно знакомым и ускользало, ускользало в толще воспоминаний, как рыба, уходящая на глубину.

- До основания деревни? На севере?

Кес кивнул, внимательно наблюдая за ним. Его заостренные скулы слегка подергивались.

- Ты обещал забрать мою душу.

Онерон мгновенно вспомнил.

- Ты сказал, - продолжил Кес, - что заберешь мою душу, если я солгу. Тогда я очень, очень сильно испугался тебя. Дог смылся сразу, а я был настолько поражен страхом, что остался. Я видел, как ты обошелся с Хлоем. Это был уважаемый человек, но ты прищучил его, как собаку. Я видел красную молнию и жезл, из которого она появилась. Ты не заметил меня, когда уходил - слишком торопился. А Хлой сошел с ума, той же весной. Я сразу решил, что ты - не тот, за кого себя выдаешь. Все что у тебя есть, это магические предметы и красивые слова. Ты одурачил все племя и повел их за собой, как баранов.

- Послушай....

- Из-за тебя, - не желал слушать Кес, - нарушен привычный порядок вещей. Ты перевернул нашу жизнь, заявился и разметал все. От урагана меньше разрушений! Но я разгадал твой секрет. Тебе нельзя было верить с самого начала, а эти дураки поверили. Думают, ты бог. А ты обычный бродяга, которому в руки попало оружие настоящих богов. - Он взял у подельника эмулятор и помахал им у носа Онерона. - Теперь это мое. И слушаться будут меня. А про тебя забудут. На речном дне темно и плохо видно. - Он засмеялся. Сообщники с готовностью вторили.

- Научишь меня выпускать красную молнию и получишь легкую смерть. Ну?

- Ошибаешься. Моя сила не в жезле, а в другом.

- Буду отрубать по пальцу, - злобно предупредил Кес. Договорить он не успел. За его спиной один из разбойников полетел с обрыва, второй осел наземь с ножом в горле. Кес вскочил - перед ним стоял Вед с посеревшим от гнева лицом.