Страница 26 из 42
Речь идёт в конечном счёте о том, что уже предугадывалось в зороастрийском понятии Даэны-Фраварти: об ином измерении души, обладающей личным ”Свидетелем в Небе”, и удостоверяемой этим Свидетелем в той мере, в какой её собственник существо свидетельствует о ней и в её оправдание. Невозможно уразуметь все эти тонкости, пользуясь лишь одним-единственным измерением, на котором основываются представления заурядной психологии. Би-унитарная структура, символом которой является, как мы уже видели, не 1 + 1, 1 х 1, исходит из трансцендентного измерения, персонального и личностного, которое, разумеется, не следует путать с измерением транс-персональным. Именно это измерение открывает путь к инициации личностного типа, чьи ступени и образы мы только что рассмотрели; оно не соотносится ни с сущностной индивидуальностью, ни с коллективной медитацией, да и вообще ни с какими формами религии социализированной или поддающейся социализации. В соответствии с тем, располагает или нет наше разумение, наша герменевтика достаточными измерениями, духовностью столь же самобытной, как духовность Наджма Кобра, способной уловить в сверхчувствительных цветовых фотизмах знамения этой сущностной индивидуации, мы можем направить свои поиски к новому горизонту или, напротив, претерпеть урон от неверного толкования этих знамений.
Попробуем выстроить диаграмму, которая с самого начала была подсказана нам тройственным составом души (см. выше, IV,
3). В нижнем плане: нафс аммара, низшее ”я”, действенная психея, проявляющаяся в диске тьмы, ”Негре”, чёрном облаке, отливающем мрачной синевой. В верхнем плане: нафс мотма’йанна, душа умиротворённая, зелёный свет, сияние изумруда и световые орбиты. Между ними: душа сознательная (нафс лаввама), воспринимаемая визионёром как огромное красное солнце; она является интеллектом (акл) или сознанием в собственном смысле слова. В терминах весов: ”Свидетель в Небе” проявляется по мере того, как сознательная душа перемещается к центру, высвобождая ”чашу” низшей души и наполняя ”чашу” души умиротворенной, которая равнозначна сердцу, вернее, тому тонкому органу, который у суфриев обозначается этим словом. Исходя из всего этого, теперь можно недвусмысленно ответить на первый вопрос: кому принадлежит тень, то-есть черный цвет, становящийся зримым в самом начале? Иначе говоря, может ли ”небесный свидетель” когда-либо представать в виде тьмы? Нет, ибо это твоя собственная тёмная природа, твоя собственная помутнённость, противоречащая прозрачности, мешает взаимоприсутствию светового человека и светового Вожатого, препятствует проникновению в тебя Образа того, о котором возможно сказать: ”ты есть он” (1 х 1). Стало быть, это твоя собственная тень, твой Иблис или твоя нафс аммара являлись той пеленой, которую в конечном счёте спалил и испепелил зикр; она, только она не давала тебе увидеть шейха аль-гайб, небесного партнёра или двойника.
Но свершающаяся трансмутация отнюдь не означает, что этот древний Иблис, твой собственный ”Иблис, обратившийся в Ислам”, может стать твоим шейхом аль-гайб, твоим ”Свидетелем в Небе”. Обращение твоего Иблиса (твоей нафс аммара) в Ислам — это лишь условие для того, чтобы шейх аль-гайб стал зримым; оно вовсе не означает, что Иблис превратился у твоего ”Свидетеля в Небе”. Это невозможно потому, что существует только одна основная ориентация, рассмотренная нами в самом начале ориентация полярная: если сознательная душа не освободилась от своей тени, нафс аммара, она смотрит лишь на неё и видит всё вокруг её глазами; в сущности, она видит только тень, свою собственную тень. Если же тень отпала, душа восходит на ступень нафс мотма’йанна и может увидеть своё световое измерение.
Здесь перед нами встаёт неизбежный вопрос, на который необходимо ответить во избежание какой бы то ни было путаницы. В самом деле, велико искушение трактовать триадическую схему души, о которой мы только что упомянули, исключительно в терминах сознательного и бессознательного. Но разве можно изучение феноменов света и тени, внутренний процесс которых был столь скрупулёзно исследован Наджмом Коброй и суфиями его школы, свести к разговорам о сознательном как области света и бессознательном как области тьмы? Сознательная душа (нафс лаввама) располагается между двумя этими областями: между душой низшей и душой высшей, в которой и посредством которой проявляется ”Свидетель в Небе”, сверхчувственный Вожатый. Но допустимо ли говорить, что эти ”две души”, между которыми пребывает душа сознательная, равным образом принадлежат области тени? Первая из этих душ и впрямь является тенью, которую необходимо ограничить во имя восстановления би-унитарной структуры. Лишь тогда эта би-унитарная структура, двухмерность души (как сизигии света) может послужить основой для трехмерности психо-духовного пространства. Иначе говоря: не предписывает ли нам трилогия души (см. выше, IV, 3) по меньшей мере некой ориентации, некого различения планов внутри бессознательного, способных фиксировать его структуру? Но каким образом можно ввести позитивные дифференции вовнутрь того, что является негативом и негативностью? Здесь напрашивается наиболее радикальное решение: извлечь из нашей диаграммы все возможные выводы, устранив тем самым упомянутую выше путаницу между взаимодополняющими и противоречивыми факторами, путаницу, которая привела бы нас к трактовке Фраварти или ”Свидетеля в Небе” с одной стороны и Аримана-Иблиса с другой как взаимодополняющих проявлений одной и той же Тени.
Предвидя все эти затруднения, мы постарались избежать здесь двух вещей. Во-первых, мы не рискнули соотносить идею ”Свидетеля в Небе” с тем, что заключает в себе немецкий термин ”Doppelganger”, — не рискнули по причине двусмысленности и затемнённости этого термина. Фактически он соответствует не ”двойнику”, а некой противоположности небесному, трансцендентному; идея небесного партнёра антитетична Двойнику, описываемому в некоторых фантастических историях, и не может быть речи о том, чтобы включить эти антитезы в единое Целое. Психологический анализ обнаруживает в этом Двойнике проявление личного бессознательного и, следовательно, опирается на функции низшей психеи, то-есть нафс аммара, темной оболочки, тени, которую должно испепелить пламя зикра для того, чтобы стал зримым световой Вожатый. Ибо то, что служит помехой воссоединению сизигий света, не может быть конструктивным элементом.
Во-вторых, в разбросанных там и сям феноменологических указаниях мы намеренно избегали любых отсылок к так называемому ”коллективному бессознательному”. Здесь
наблюдается известная тенденция к столь подчёркнутому выделению в этом выражении прилагательного ”коллективное”, что оно обретает осязаемость и свойства некой словесной ипостаси; приверженцы этой тенденции забывают о том, что усилия аналитической психологии как терапевтики души должны быть, в сущности, направлены на содействие тому процессу, который она именует процессом индивидуации. По тем же причинам было бы абсурдным объяснять свойственный суфизму тип личностного посвящения, сводя его к некой коллективной интонации, тогда как оно целиком направлено на освобождение от неё внутреннего человека. Предрасположенность к таким влениям, как суфизм, может существовать у многих людей, но от этого она не становится предрасположенностью коллективной. Злоба дня способна в конце концов заслонить от нас любое духовное или культурное явление, идущее в нею вразрез.
Что же касается построения столь необходимой для нас диаграммы, то к ней необходимо прибавить несколько штрихов для того, чтобы наша герменевтика обрела соответствующие измерения: одно дело антропогония, где противоборствующие силы (убийца и жертва, например) способствуют объективации одной и той же изначальной божественной реальности; совсем другое — антропогония, считающая человека существом промежуточным. В исмаилистском гнозисе человек — это промежуток, потепунальный ангел или потепунальный демон; вся полнота его эсхатологической реальности несводима к совокупности обеих этих противоборствующих потенций. Человек есть промежуток в антропологии Ибн’Араби: помещённый между бытием и небытием, между Светом и Тьмой, он в равной мере является ручательством того и другой, а они — его порукой; он содействует Тьме в той мере, в какой заслоняет Свет, и Свету в той мере, в какой препятствует Тьме поглотить себя и овладеть собой (104).