Ледяной Ирис

- Это вы? – придав своему голосу удивлённую интонацию, посмотрел на вошедшего господина Сибори. – Простите, но я не думал, что вы придёте сразу же после того, как прикажете меня накормить.

- Мне нужен ответ.

Короткая фраза мало что сказала мнимому колдуну, и он осторожно заметил, надеясь, что не разозлит непредсказуемого господина Кадани: тигров лучше не дразнить, даже если кажется, что они спокойны.

- Какой именно? Позвольте, но я не дам вам ответ, пока не услышу вопрос.

Владыка Востока тряхнул головой, будто пытался привести в порядок расползающиеся мысли. После с его уст всё же вырвалось относительно конкретное:

- Что именно ты сделал? Отчего погибла та, что должна была стать моей женой? Отчего Курокава решил лишить меня жизни? Ведь не оттого же, что я и его сын… - вспомнив о Йошимару, чьё тело, верно, ещё покоилось в одной из комнат резиденции, Сабуро устало закрыл глаза. Сильный тигр, который не может позволить себе такую роскошь, как слёзы. Тем легче будет его одолеть – бить его же оружием, его же понятиями о чести и долге…

- В этих землях растёт один весьма интересный цветок. Сам по себе он не опасен, но лишь до тех пор, пока срезанный стебель не смешается с водой. Тогда даже аромат этого цветка становится ядовитым, и несёт погибель всякому, кто вдохнёт его. Я сорвал цветок и передал госпоже Юмихимэ с просьбой, чтобы она передала его в дар отцу. Но девочка решила оставить красивый цветок себе. Да, я виновен: в том, что не поднёс ядовитое растение лично. Но разве принял бы от меня подобный дар Курокава? Нет!

Владыка Востока молчал, и Сибори всё больше уверялся: он на верном пути. И вновь он почти не лгал – лишь малая толика лжи искажала события до неузнаваемости, делая его жертвой обстоятельств, а не виновником всего произошедшего после его появления в резиденции семьи Курокава.

- После гибели госпожи Юмихимэ её отец – старый дурак! – возомнил, будто это вы лишили её жизни. Он прознал о вашей любви к Йошимару, и решил, что это могло послужить достаточным основанием.

- В таком случае, это было действительно глупо, - во взгляде тигра мелькнула тень недоверия, и Сибори торопливо принялся оценивать свою ложь: что не так? Прежде, чем он сумел понять, правитель восточных земель заговорил:

- Разве не правильнее было бы для меня, в случае нежелания, отказаться от свадьбы? Я не любил ту девочку, но полагал, что она со временем сможет стать достойной женщиной и хорошей матерью. Скажи, сколькие в этом мире имеют возможность жениться на той, кто им по нраву?

Сибори досадливо молчал, всё ещё пытаясь понять, что в его рассуждениях смутило господина Кадани. А тот продолжал:

- Ты полагаешь, Курокава не понимал этого? Он и его армия нуждались в союзе с моим родом гораздо больше, чем я. Даже если он знал о том, какие чувства я испытываю к… его сыну, он бы сообразил: чтобы быть рядом с ним, мне достаточно остаться в их резиденции как супругу Юмихимэ.

Сибори едва подавил раздражение: каким же говорливым неожиданно стал этот мужчина! Заметил лис и другое – господин Кадани упорно не произносил имя Йошимару, видимо, стараясь таким образом отстранить себя от прежней любви. Похвальное стремление – жаль, что обречённое на провал: боль сквозит в каждом его движении, в каждом жесте.

- Так решил бы умный человек, которому не затмевает глаза боль и желание обвинить кого-то в ней. Курокава же был просто тщеславным глупцом, не способным править; разве можно назвать разумным того, кто не способен даже удержать в узде собственные чувства и отличить правду от домысла? Я пытался убедить его в том, что вы невиновны – не открывая, разумеется, своей вины. Но… не смог. И в этом тоже есть моя вина. Но более я ничего не сделал, готов поклясться тем, чем вы пожелаете…

Тигр чуть сощурился, будто и в самом деле был большой кошкой, загнавшей в угол долго изворачивавшуюся крысу:

- Ты говорил, что у тебя… был возлюбленный. Но не назвал его имени. Скажи, как его звали?

Не понимая, чем вызван подобный вопрос, Сибори не нашёл ничего лучшего, кроме как сказать правду. Отчего-то тяжело далось произнести привычные звуки: одеревеневшие губы не слушались, а язык будто вновь примёрз к зубам или провалился куда-то в горло. Справившись с собой, мнимый колдун прошептал:

- Шигэру.

- Будь он жив, я бы попросил тебя поклясться его жизнью. Но сейчас, если ты хочешь, чтобы я тебе поверил, поклянись большим. Поклянись: ежели солжёшь, никогда, даже на той стороне Отражённых Небес, не увидишь его снова.

Это походило на удар прямиком по сердцу, какой не ожидаешь от вроде бы чтущего законы чести врага. На мгновение лису даже стало страшно, как ребёнку, что оказался совсем один посреди тёмного леса. Даже самый умный человек не может до конца вырвать из души этот суеверный страх; побороть его означало побороть бы в себе человека. С трудом справившись с нахлынувшими эмоциями, Сибори выдавил тихое:

- Клянусь.

С улицы донёсся тихий звон – будто разбилась чаша из тонкого стекла. А может, этот звук просто послышался мнимому колдуну под впечатлением от на удивление жестоких слов господина Кадани. Тигр же расслабленно вздохнул: в его понимании, никто не сумел бы поклясться подобным, удержав лицо.

Но сейчас, когда следовало бы торжествовать победу, Сибори отчего-то не чувствовал облегчения и радости. Так, верно, чувствует себя правитель, что одолел врага, но загубил всю свою армию: чувство триумфа быстрее, чем хотелось бы, вновь сменялось по-детски суеверным страхом. Смешным – но от этого не менее горьким.

========== Глава XXX: Дорога в тумане ==========

Тэцуя Шинджу ощутил чужое присутствие почти сразу после того, как вошёл в спальню. Вздохнув, он приложил к груди жилистые, иссохшие руки и обратился к темноте:

- Что тебе нужно?

- Сын Курокавы мёртв. Отныне есть лишь три семьи, достойные править.

Правитель Запада лишь смотрел в темноту спальни, на очертания худой фигуры ночного гостя, и силился понять, в который уже раз: кто он, этот пугающий человек? Человек ли? И почему пришёл именно к роду Шинджу – не потому ли, что они ныне правят столицей?

- Юг островов потонет в хаосе, люди, лишившиеся защиты своего правителя, возьмутся за оружие. Кто-то уйдёт к востоку или западу, кто-то – на север. Но разве вы не видите, каковы те, кто может стать правителем вместо вас?

Тэцуя Шинджу молчал – и, не дожидаясь его ответа, ночной гость вновь заговорил. Слова его были окрашены яростью, несмотря на то, что голоса он не повышал:

- Сами взгляните: семейство Шукима, чей глава – прохвост и разбойник. Разве когда-то он позволял себе вести войну честно?! Нет – он нападал на тех, кто не мог защититься, на простых людей, пока те сами не соглашались перейти на его сторону, дабы сохранить своё имущество, жизни свои и своих семей. Те, кто был прежде верен вам, знали: вы никогда не опуститесь до такого, не позволите себе разорять земли врага. А правитель Востока, последний из рода Кадани?! Он не женат, и не имеет наследников; после его гибели война бы разразилась снова, но уже среди его приспешников. Даже если предположить, будто он сумеет найти себе супругу, взгляните на него: он слаб, не способен даже защитить того, с кем заключил союз, и это в его собственной резиденции! Тот, кто не видит даже того, что творится у него под носом, не сумеет воспитать достойных детей. Вы же, пусть и стары, но имеете двух взрослых дочерей; они способны подарить стране наследников. Более того, вы желаете не власти над островами, но мира в этой стране; потому я на вашей стороне, а не на чьей-либо ещё.

Господин Шинджу молчал. Да и что бы он мог сказать, если ночной гость будто по лицу читал каждую мысль, что возникала в его голове? Оставалось лишь кивнуть, соглашаясь с ним.

- Пожалуй, ты прав. Нужно помочь югу, пока не поздно: надеюсь, я сумею остановить беспредел, что рано или поздно возникнет при отсутствии того, кто установит законы.

Ночной гость кивнул, направляясь к балкону. Его лёгкие, будто летящие движения роднили его с чем-то нечеловеческим, тем, что свойственно духам и призракам. А может, он и был или тем, или другим – повелитель западных земель не знал. Знал он лишь то, что сейчас гость бесшумно юркнул на балкон – и исчез в ночной темноте, будто его и не было.