Игра отражений

Я предлагаю вам союз вместо раздора: руку и приданое моей сестры. Ее и ваши дети унаследуют положенную долю, что даст вам дополнительные земли, а также союз со мной и союзников в Данелаге.

Да уж. Уговорить Манстана явно будет гораздо сложнее, чем Кенельма. Здесь у Миккельсенов почти нет преимуществ. Рангхиль задумалась снова. Может, все же стоит послать миниатюру? Шестнадцатилетний Роалль выглядел милее и привлекательней большинства английских девушек. Рангхиль даже рассмеялась, представив, что сказал бы на это брат. Тем не менее, портрет юного Роалля в женских одеждах мог бы показаться прелестным любому мужчине. Конечно, если он не имеет возможности сравнить стоящих рядом близнецов. Да, миниатюру все же стоит послать.

Чтобы не быть голословным, прилагаю к этому посланию портрет моей сестры Рангхиль. Если вы готовы более подробно обсудить мое предложение, то прошу уведомить меня ответным посланием с вестником, который доставит вам это письмо.

С надеждой на лучшее, Роалль Миккельсен

Рангхиль сложила второе письмо рядом с первым, прижала бумагу специальным камнем, чтобы послания не улетели в окно с порывом послеобеденного ветра, и пошарила в стоящем на столе сундучке в поисках печати Миккельсенов. Роалль носил кольцо с печатью, но еще один слепок хранился в сундучке с письменными приборами – Рангхиль часто отправляла послания от имени брата.

Итак, дело почти сделано. Осталось приложить печать, упаковать послания и отправить гонцов. А оповестить брата можно будет и тогда, когда вестники вернутся.

Довольно трудную часть – найти вестников – удалось выполнить неожиданно легко. В замок пришли письма: одна из соседских жен благополучно разрешилась от бремени, и следовало послать ей письмо с поздравлениями. Владения счастливой семьи лежали как раз за владениями Олдхамов, а потому можно было передать послание с тем гонцом, что повезет ответ юной матери. Оставалось убедить парня промолчать об этом, но сию задачу Альва взяла на себя. Ей не было равных в умении уговорить мужчину. А потому гонец согласился отвезти письмо и ничего не сказать хозяину. Ранди уважали в замке, никто и помыслить не мог, что она действует против воли брата. К тому же, таиться следовало в основном от Йохана – личного слуги тэна. Йохан мог разрушить все сразу, проболтавшись Роаллю.

Сложнее оказалось с посланием Манстану. Здесь отсутствие гонца, который должен отправиться в Нормандию, не скроешь: слишком долго продлится такое путешествие, больше месяца. Все люди в замке на виду, никто не может надолго исчезнуть без объяснений. А потому Альва, поразмыслив, предложила нанять одного парня из деревни. Он был сыном кузнеца, человека довольно состоятельного, и в их семье держали двух лошадей. Рангхиль удалось уговорить парня и, что немаловажно, его отца держать язык за зубами. Кузнец удовлетворился щедрым вознаграждением, за судьбу его сына, задевавшего макушкой потолки, Ранди не волновалась – к этому человеку не всякая разбойничья шайка на неспокойных дорогах рискнет сунуться. Прихватив с собой кошелек с деньгами, гонец уехал.

Лето набирало силу, трудолюбивые пчелы уже собрали достаточно меда, чтобы можно было откачать его в первый раз. У Миккельсенов была большая пасека, их мед и сладкая медовуха, а также свечной воск славились на всю округу и приносили солидную прибыль. Но прежде чем мед, добытый пчелами, превратится в деньги, приходилось потрудиться в поте лица. Пасека у Миккельсенов была устроена так, как это было принято у саксов: пчелиные рои селили в вертикально поставленные липовые и дубовые колоды, накрывали хорошо подогнанной крышкой, а потом все дето перевозили с места на место, поближе к цветущим медоносным растениям. Мед откачивали два или три раза за лето, оставляя осенью пчелам достаточно меда в сотах, чтобы они могли без проблем перезимовать.

Когда приходила пора откачивать мед, все не занятые на полях и службах в замке люди отправлялись на пасеку: там необходим был труд каждого, будь то ребенок или старик. Сильные мужчины, одетые в плотные костюмы и в маски из вуали, закрывающие лицо, доставали рамки с сотами из ульев, молодые парни оттаскивали чаны с истекающими медом восковыми пластинами в сторону, к навесу, где стояла огромная бочка со специальной крутящейся рамкой, медогонка. Это устройство было бесценным: его удалось купить аж в Лондоне, отдав немыслимую сумму, но именно оно помогало отделять мед от сот, получая чистый продукт и светлый воск, идеально подходящий для изготовления дорогих свечей. Такой воск скупали монастыри и даже королевский двор.

Перед тем как поместить соты в медогонку, их надо было распечатать, чтобы сладкое содержимое легко вытекало из них. Этим занимались подростки и пожилые женщины. Старики крутили ручку медогонки, сменяя один другого. Постепенно на дне медогонки скапливался золотистый или желтый (а иногда и темный, рябиновый или репейниковый) мед. Когда крутящаяся рамка начинала задевать его, на дне медогонки открывали пробку – и сливали драгоценный продукт в крепкие бочки. Пустые восковые рамки частично возвращали пчелам, а частично выставляли в подносах на солнце, чтобы вытопить воск.

Но добыть мед – это еще половина работы. Потом часть сладкого продукта помещали в бочонки, чтобы продать или поставить на хранение на зиму, а часть смешивали в больших чанах со сладкими ягодами и оставляли бродить в теплом месте, чтобы потом разлить пенный напиток по кувшинам и бочкам: медовуху надо хранить в холоде, иначе она продолжит бродить и станет просто брагой. Выстоявшаяся в холодке, в темном погребе медовуха потом могла храниться годами и не портиться.

Эти дни на пасеке всегда нравились Ранди: тяжелый труд на свежем воздухе, сладкие пальцы, тягучий мед в бочонках – а потом купание в прохладной реке. Вместе с другими девушками она входила в чистые воды речушки, чтобы плавать долго-долго, позволяя воде держать себя. Иногда Рангхиль даже переплывала реку. Говорят, многие моряки не умеют плавать, а девушка вот умела, чем вызывала у своих людей смесь восхищения и подозрения. Саксы полагали, будто в воде может обитать дьявол; даны, многие еще приверженцы своих богов, считали палубу корабля единственным местом, где надлежит находиться воину – а волны пусть будут для рыб. Но Ранди нравилось чувствовать себя почти невесомой в толще воды. Когда запахи ила и меда смешивались, когда девушка притрагивалась к длинным толстым стеблям кувшинок, росших в крохотной заводи, или выходила на берег в мокрой рубашке, приятно облеплявшей тело в летнюю жару, то чувствовала себя счастливой. А потом они с девушками вскрывали маленький горшочек со свежим медом, брали теплый хлеб, принесенный крестьянскими детьми, сидели на берегу, болтали, ели и запивали свежим молоком.

Аромат и вкус меда потом долгое время оставались в памяти Ранди, делая ее жизнь немного слаще…

Откачка меда как раз успела завершиться, и вот ранним утром, когда Рангхиль только умылась, а Альва помогла ей заплести длинные белые волосы в косы, раздался громкий стук в дверь, и почти сразу же вошел брат. Он был мрачнее тучи. Глядя на его лицо, Рангхиль впервые ощутила что-то вроде чувства вины. Девушка понимала, что действовала в интересах семьи, однако так поступать с братом, которого она любила больше жизни… Да, это нечестно. Но что было делать?

– Выйди, – Роалль указал Альве на дверь.

Служанка быстро вышла, чтобы не попасть под горячую руку, и лишь напоследок бросила на Ранди ободряющий взгляд. Эта молчаливая поддержка была приятна. Впрочем, Рангхиль не боялась Роалля всерьез.

Брат, против ожидания, не стал кричать. Он спросил тихим и зловещим голосом:

– Значит, ты все-таки это сделала? – и бросил на стол распечатанный свиток, который Рангхиль не заметила вначале. На сломанной печати она узнала герб Олдхамов.

– Если ты имеешь в виду письмо нашему соседу, то да, я сделала это. И, как я вижу, получила ответ. – Ранди уже успела за прошедшее с отправки писем время смириться с мыслью о том, что ей придется столкнуться с гневом брата.