Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 34

Быть может, долго бы ещё продолжался разговор, если бы не скрипнула дверь: не стоило, верно, так сильно наваливаться. Тотчас же створка распахнулась, и теперь и брат короля, и он сам смотрели на Шантию. Нужно было говорить – и она торопливо склонила голову:

- Простите меня! Я не хотела, то есть, я имела в виду… простите!

Уйти, убежать как можно дальше, пока не решили, будто бы она замыслила дурное. Уже близко, близко маячила спасительная дверь спальни, но у самого порога беглянку ухватили за руку.

- Зачем ты подслушивала?

- Я… - Шантия смотрела в глаза Киальда. Нет, не причинит вреда, не убьёт: другое дело – Кродор. Воспитанные одинаково, рождённые от одного отца и матери, они казались столь различными, что вспоминались старые легенды о младенцах, которых из колыбели крали духи и подменяли после своими детьми.

- Я слышала, вы поедете к морю.

Киальд отпустил её руку и, напустив привычный уже важный вид, задрал голову:

- Многие думают, будто в мире не осталось чудес. Ха! С гор неподалёку бегут две реки, на берегах которых никогда не ложится снег, а если и выпадает, то почти сразу же тает, обращаясь водяным паром. Красивые места, жаль, до них тяжело добраться. Вечное лето!

Шантия слушала, слегка приоткрыв рот: неужели и на варварской земле встречаются подобные места?

- … А там, где реки впадают в море, тоже никогда не бывает снега и льда. Самое то для рыбалки! А какая там рыба – вдвое, втрое больше, чем в других реках…

- Возьмите меня с собой.

Слова вырвались прежде, чем получилось обдумать их, даже прежде, чем Шантия поняла, что собирается сказать. Сердце забилось быстрее – пусть, пусть ответит… Киальд добродушно усмехнулся:

- Ты и в самом деле совсем дитя. Так хочешь посмотреть на диковинку? Если брат позволит – поедешь.

И вновь кровь течёт по жилам медленнее. Нет, не понял. Нужно объяснить – пока ещё хватает так стремительно иссякающей смелости:

- Он не позволит. Он не хочет, чтобы я покидала замок. Хочет, чтобы я осталась при нём навсегда.

Теперь молчал брат правителя. Молчал – и слушал, больше не позволяя вырваться даже тихому смешку. А Шантия говорила снова и снова, надеясь, что слова кончатся прежде, чем потекут вновь слёзы: как тоскует по дому, как желает вернуться, пусть даже прогневав этим людского вождя…

- … Вы можете сказать, что я украла вашу лодку, пока вы спали; пусть даже я умру, пусть меня заберут волны… Пусть даже не сейчас, пусть весной, но обещайте. Обещайте, что поможете мне.

- Тебе не придётся ждать весны. Я отправляюсь уже завтра.

Согласился?.. Шантия замолчала, но губы ещё шевелились, извергая неслышные остатки молитв. Завтра? Завтра – это ведь так скоро, гораздо, гораздо ближе, чем весной!

- И я с вами?

- Всенепременно, - заверил Киальд, отстраняя от себя «ведьму». – Ждите. Я обещаю.

Он ушёл; за узкими окнами сгущалась темнота, но теперь Шантию не страшили ночные призраки. Завтра! Завтра останется позади логово дракона, и Белая Дева умчится прочь по белоснежным равнинам, так похожим на облака…

В ту ночь ей снилось море – и никакого пламени.

========== Путь отчаяния. Глава XI ==========





Шантия проснулась ещё до рассвета и долго лежала, вглядываясь в темноту за окном: не показалось ли солнце? Не пора ли? То и дело она поднималась и подходила ближе: не проглядеть бы рассвет! Задолго до срока сняла она все украшения – ни к чему на родной земле подарки из сокровищницы дракона! – и оделась в простое шерстяное платье – ушла бы голой и босой, но слишком глупо умереть в море от холода.

В тишине бесконечных коридоров пленница замка прокралась на кухню и затолкала в котомку как можно больше хлеба: путь далёк, и неизвестно, получится ли отыскать пищу после. Шантия вдыхала горький дым, смотрела на почерневшие гобелены, на оплывшие жирные свечи – и прощалась со всем этим навсегда. Скоро, скоро расстелятся перед ней морские просторы, и не страшен холод, не страшен лёд: богиня сбережёт свою дочь, донесёт до тех мест, где там и тут сверкает в солнечном свете чешуя морских духов, и духи укажут дорогу к дому. Расступится не во сне, но наяву ненавистный туман. Там, на родной священной земле, не настигнет её огненный дух, отравивший прекрасные сновидения и обративший их в кошмары.

Чуть теплее на улице, и ветер не обжигающе холоден; в самом деле? Или просто снова согревает то тепло, какое даровала каждому из своих детей Незрячая, тепло уже почти потерянное и позабытое, так походящее на материнские объятия? Шантия шла, держась по старой привычке в тени стен, и думала – как, как вывезут её из замка, мимо зорких часовых, без ведома короля? Быть может, уложат в телегу и накроют сверху рогожей, наказав не шевелиться; а может, Киальд прикажет часовым – и те послушаются королевского брата…

У ворот уже собиралась процессия; где же её лидер? Не стоило бы показываться на глаза остальным варварам: Киальд благороден, но может ли отличиться тем же достоинством каждый его спутник? Шантия забыла слова молитв, и потому сейчас взывала к богине лишь коротким «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста».

Приблизился, ни говоря ни слова, брат правителя: где же он был?! Почему так долго?! Она боялась задать вопросы вслух, и потому лишь сделала шаг навстречу с робким:

- Пора?..

Преисполненное радостным томлением сердце замерло – и в тот же миг на плечо легла широкая рука.

- Ты ещё не веришь мне, брат? Она хотела сбежать.

Нет. Нет. Нет-нет-нет…

Шантию схватили теперь за оба плеча и развернули к себе. Не смотреть, не смотреть в огнедышащую пасть дракона: ведь от этого огня слепнут.

- Кто тебе позволил?! С чего это ты возомнила, что можешь что-то решать вопреки моей воле?! Мало того, ты с чего-то вздумала, будто Киальд станет лгать мне ради какой-то девки!

Больно, когда тебя трясут, но гораздо больнее, когда становишься жертвой столь хитроумного обмана. К чему, к чему глупые спектакли?! К чему заставлять надеяться – лишь затем, чтобы после надежду отобрать? Почему? За что Киальду, такому, казалось бы, понимающему, её ненавидеть?! Шантия билась в руках Кродора – и шептала:

- Я… я хочу домой. Я просто хочу домой.

Прервала шёпот пощёчина – настолько сильная, что неудачливая беглянка упала в снег, вновь ставший колючим и холодным. Выкатился, точно отрубленная голова, кусок хлеба из развязавшейся котомки.

- Я прикажу запереть тебя, приковать цепями, что угодно. Но ты не уйдёшь отсюда. Никогда. До самой смерти ты не покинешь этих стен!

Пленница замка, рыдая, стискивала в пальцах снег – и тот почти не таял, будто руки сделались так же холодны. Не поднимаясь, она смотрела на Киальда – и повторяла:

- Что я тебе сделала?.. Что?..

- Ты предала доверие моего брата – уже второй раз. Не знаю, как на твоей земле, но на нашей – ложь не прощается.

Он говорил словами Кродора, будто бы обоими овладел единовременно один и тот же злой дух; говорил – и Шантия, будто прозревая с каждым словом, видела так похожие спутанные светлые волосы и надменные глаза. Похожи, как же похожи! И что затмило разум, если прежде незамеченным оставалось столь сильное сходство?! Драконы бывают разными; не обязательно у чудовища только лишь одна голова.

Людской вождь, наклонившись, ухватил свою Белую Деву за подбородок, да с такой силой, словно захотел вдруг свернуть тонкую шею, и прорычал, не отводя взгляда:

- Лжецов наказывают.

Киальд и его соратники по-прежнему собирали пожитки и весело переговаривались о диковинном месте на берегах вечно горячих рек, где не бывает снега, когда к Шантии, привязанной к двум столбам и обнажённой до пояса, приближался страж в чёрной одежде. Пересмеивались они, когда опускался на спину кнут, и лопалась покрасневшая кожа, и застывали, обращаясь немым льдом, крики. Лишь на мгновение посмотрел брат правителя на пленницу, повисшую в цепях; посмотрел – и равнодушно отвернулся, повторив, подобно Кродору:

- Лжецов наказывают.