Страница 29 из 30
– Может, и не было. Но какие ты собираешься сделать из этого выводы? И к чему твои рассуждения о том, что такой тип не может слушать Уитни Хьюстон? То, что он похож на скинхеда? Неужели ты считаешь, что во всем мире не найдется лысого человека, который любит поп-музыку?
Ассад пожал плечами.
– Посмотри на это полицейское фото.
Он вытащил снимок из папки и подтолкнул к Карлу. Несомненно скучный и анемичный на вид парень. Сложно было себе представить, чтобы кто-то захотел иметь что-то общее с этим чахлым существом.
Ассад приложил палец к распахнутому вороту рубашки на снимке.
– Эта татуировка, едва можно ее заприметить. В описаниях других дел с участием Анвайлера ты также можешь прочитать о ней. Он сделал ее во время первого тюремного срока.
– И наколота здесь отнюдь не Уитни Хьюстон, насколько я понимаю.
– Нет, тут написано «ARIA» русскими буквами. Смотри: «А», затем «Р», читается как латинская «R», перевернутая «N» (по-русски «I») и «R» в зеркальном отражении, то же самое, что латинская «А».
– Так-так, как все просто; а я гляжу, ты и кириллицу знаешь. «Ария», говоришь? То есть он у нас любитель оперы?
У Ассада чуть дрогнул уголок рта.
– Не совсем так, ха-ха. Создается ощущение, Карл, что ты как-то подзастрял в своей колее. Это группа хэви-метал из России. Довольно известная.
Опа, группа хэви-метал! Наверняка одна из тех, что в какой-то момент Йеспер обрушивал на него в виде адовых децибел.
Карл кивнул. Теперь он ясно видел, что рассуждения были вполне логичными. Суровый фрик, любитель хэви-метал, вряд ли ощутит вату в коленях от ланьих вибрато Уитни Хьюстон, что верно, то верно.
– Допустим, Ассад. Ты считаешь, что женщина, сгоревшая в лодке, Минна Вирклунд, поставила этот диск, и дальше что? Между тем, как женщина пришла в дом, и взрывом, в результате которого она погибла, прошло довольно много времени. Почему она не могла этого сделать? Мне кажется, ты думаешь, что если она сломя голову удирала от своего мужа, то едва ли в первую очередь взяла бы с собой диск Уитни Хьюстон. Так?
– Карл, знаешь что? Вообще-то я не верю в их с Анвайлером историю. Даже если все так и было, зачем Анвайлеру понадобилось ее убивать? Какой был мотив? Насколько я могу судить по отчету, они обозвали произошедшее убийством, предположительно совершенным в состоянии аффекта. Но на чем они основываются, делая такое заключение? С лодки слышались крики, но неизвестно чьи, вот и всё, верно? Может, она пыталась подпевать Уитни, но неудачно… Ты когда-нибудь слыхал, Карл, как верблюды хором ревут на рынке?
Мёрк вздохнул. Дело говенное. Это ведь не он выпросил его. Ну, по крайней мере, просил не о таком. Так какого же черта они теперь в нем копаются?
Ассад на мгновение погрузил свой поросший черной щетиной подбородок в ладонь.
– Если посмотреть на криминал, творимый Анвайлером несколько лет назад, язык не повернется назвать его глупым, не так ли, Карл? Ведь это были достаточно непростые преступления, разве нет?
– Во всяком случае, последнее – махинации с интернет-продажами – точно. И тем не менее его прищучили.
– Но все же, Карл, совсем уж тупым его не назовешь. Только не кажется ли тебе неразумным добровольно возвращаться в Копенгаген спустя всего полтора года после того, как ты убил человека? Да еще и раздавать свой адрес в Мальмё знакомым… Нет, Карл. Как мы любим говорить, одинокий верблюд не даст потомства.
Мёрк поднял брови. Вот Ассад и начал потихоньку становиться самим собой, бог ему в помощь. Есть ли хоть что-то на белом свете, куда он не сможет приплести своих дурацких верблюдов?
Ассад снисходительно посмотрел на него.
– Карл, я вижу, ты не понял. Ну, так говорят, когда для целого не хватает какой-то части.
Мёрк кивнул.
– О’кей. То есть на данный момент твой вывод таков: Анвайлер может быть невиновным. Это я правильно понял?
– Ну да. Если не считать того, что верблюд неожиданно вызвал затруднения.
Красная как рак, она промчалась по подвальному коридору. Сочетание красноты с черной тушью, развевающимися черными волосами и желтым шейным платком делало ее похожей на немецкий флаг, трепыхающийся на ветру.
– Роза, а солнце тебя хорошо поджарило, – сказал Карл, указывая ей на стул рядом с Ассадом. Такой загар на следующий день принесет ощутимую боль. Майское солнце способно причинить немалый вред такой белой коже, как у Розы. Да она и без него это знает.
– Да. – Она потрогала свои разрумянившиеся щеки. – Мы с Бирте Иневольсен не смогли посидеть в ее квартире. Эта уборщица оказалась чересчур назойливой. Оказывается, когда-то она пела в оперном хоре. Боже милостивый, такое дрожащее вибрато днем с огнем не отыщешь… – Выудив из кармана какую-то бумажку и несколько почтовых открыток, Роза положила свою добычу перед собой на стол Карла. – По свидетельству Бирте Иневольсен, Анвайлер продал свой плавучий дом в месяц, предшествующий пожару. Он рассказал Бирте, что получил за лодку и всю внутреннюю обстановку сто пятьдесят тысяч крон, но она не знала, кто был покупателем, как и того, что через несколько дней лодка сгорела и затонула. Насколько мне удалось понять, эта женщина не относится к типу людей, особо восприимчивых к сплетням и слухам. Она настоящая зануда, если вы меня понимаете.
Ассад с готовностью закивал. Он никогда не останавливается перед достойными клише.
– Во всяком случае, она голову дает на отсечение, что Анвайлера не было в Дании в тот момент, когда женщина погибла в огне, потому что он был у матери в Калининграде. И я понимаю, почему она так уверена в этом. Смотрите сами.
Роза подтолкнула к ним одну из открыток. Судя по всему, сварганена вручную из распечатанной на струйном принтере совершенно не живописной фотографии.
– Это представляет дело в несколько ином свете, Карл, согласен?
Лицевая сторона открытки, адресованной Бирте Иневольсен, демонстрировала улыбающегося Сверре Анвайлера в тесных объятиях женщины, облаченной в униформу, перед многочисленными контейнерами, стоящими на асфальтированном участке какой-то гавани.
«Привет от нас с мамой!» – гласила надпись на шведском языке, вписанная в баббл, пририсованный ко рту Анвайлера.
– Если не считать пола, мать с сыном похожи, как два потока воды, – крякнул Ассад.
– Две капли, Ассад. Как две капли воды.
Это было недалеко от истины. Несмотря на татуировку Анвайлера и выдающуюся грудь мамочки, женщина являлась полным зеркальным отражением этого мужичка. Нездоровая бледная кожа, узкие губы и нависшие над глазами веки. Эти два лица свидетельствовали о том, что ни условия жизни представленных личностей, ни сплетение нитей их ДНК явно не являлись благоприятными.
Карл перевернул открытку. Проштампована в Калининграде, за день до того, как сгорела лодка.
– Вы не могли бы прочитать эти каракули? Я сам не разберу, – попросил он.
– Забавное словечко, Карл. Каракули, я прекрасно понял, – с готовностью кивнул Ассад, и его кривое, еще не совсем отошедшее от паралича лицо выправилось.
Роза взяла открытку и прочитала:
«Плавание из Карлсхамна в Клайпеду заняло четырнадцать часов. Последующая поездка на автобусе сюда – почти столько же, так как автобус три раза ломался». Естественно, написано все было по-шведски.
Карл прикрыл глаза. Да, сбежать из Копенгагена легко и просто. Для поездки отсюда в Клайпеду требовалось всего лишь приобрести билет на поезд, который вообще-то можно было купить в любой кассе DSB, и без всякого удостоверения личности. Всего за несколько часов Анвайлер мог проще простого доехать из Копенгагена до паромного причала, находящегося на расстоянии двухсот пятидесяти километров отсюда, на самом юге Швеции.
Он вновь взял открытку и рассмотрел ее еще раз.
– Да-да, Роза. Это все выглядит действительно довольно убедительно, только карточка могла быть сделана задолго до обозначенной на ней даты; ты же видишь, она сделана вручную. А что, если Анвайлер попросил мамашу отправить открытку в любой другой день? Почтовый штамп показывает лишь то, когда и откуда выслан снимок, – но не то, что он сам его послал.