Вигнолийский замок

– Отличные рассуждения! Поздравляю! Они очень близки к правде! – я продолжал одобрительно улыбаться.

– Да? Я угадал? – радостно переспросил Никер.

– Ты все изложил очень логично, – я быстро закончил с первым бутербродом и принялся сооружать второй.

После завтрака я отправил двух вестовых: к Прасту, по поводу его невесты, и к моему недругу Понци. С последним мне приходилось сталкиваться несколько раз. Тщедушный завистливый человечек, он не производил впечатление великого бойца или полководца, однако был скуп и богат. Понци враждовал с Прастом много лет, и я подумал, что такая стойкая вражда к моему врагу окажется сильнее неприязни ко мне. Короче говоря, я предлагал Понци временный союз и указывал на явную экономическую выгоду: тот мог спокойно грабить земли Листа, пока виконт сидит в замке у Праста и вынашивает планы по уничтожению моей персоны.

Как-то Никер поинтересовался, почему мы поддерживаем хорошие отношения только с одним из соседей. Мой ответ был прост: без земли добряка Карла я кое-как могу обойтись, а остальные баронства – потенциальная цель. Я не собирался дружить с будущими врагами, чтобы потом неожиданно ударить в спину. Такая тактика хороша для крупных феодалов и монархов, которые не заботятся о репутации. Я же выращивал репутацию прямолинейного парня, на слово которого можно положиться и который не предаст. Вперед меня вела мечта, требующая для своей реализации обширные территории, войска, магов, деньги, а также имидж определенного рода. Впрочем, на мои планы влияла не только мечта, но и договор с Вилли, который хранился в шкатулке. Сразу после моего прибытия в Вигнолийский замок дядюшка предложил мне два варианта на выбор. Или я двадцать лет нахожусь в статусе «мальчика принеси-подай», или беру инициативу в свои руки и действую. Второй вариант пришелся мне больше по душе.

Вечером я спустился в подвал, чтобы проверить, так ли уж прочна та кожа, которую я, рискуя жизнью, раздобыл во Втором Северном. Дядюшка Вилли удивился, узнав, что по фабрике разгуливает дефектный страж, и предположил, что бункеру уже недолго осталось. По его словам, еще каких-то лет пятьсот и фабрики начнут выходить из строя одна за другой. Может быть, Вилли и рассчитывал прожить столько, но я сомневался в своих силах и полтысячи лет ждать никак не мог.

У меня с первого раза не получилось создать прочную кожу. Я пошел по стандартному пути тестирования, принятому у магов, и изготовил «полуживую» шаровидную болванку, обтянутую кожей, которую собирался проверить. Люди создали и описали бесчисленное множество болванок на самые разные случаи. Например, если требовалось разработать сустав или челюсть, достаточно изготовить лишь часть тела, чтобы посмотреть, как образец будет работать на практике. Такой подход экономит хилу.

Кожу я проверял очень просто: стрелял из плохого арбалета. Если хила никак не хотела построить тот образец, который жил в моих мыслях после того, как я изучил добытый в бункере экземпляр и ознакомился с инструкциями, то это говорило лишь об одном: мысленный образ прочной кожи был несовершенным.

Вообще же, искусство изготовления големов в этом мире выглядело очень продвинутым. Люди организовали школы, академии, университеты, где изучалась магия – творение живого из неживого с помощью хилы. Эти заведения изредка выпускали довольно сильных магов, но в целом человеческие маги были серединка на половинку. Мое преимущество перед ними заключалось в том, что, во-первых, я мыслил иначе, а во-вторых, меня учил тот, кто сам мог создавать хилу.

Вторая попытка тоже оказалась провальной, как и третья. Я стал разбираться, в чем причины неудачи, и пришел к выводу, что дело может быть в форме чешуек или в их сочленении. Мне пришлось еще раз тщательно осмотреть найденный экземпляр, но он был настолько сухой, а чешуйки настолько тесно расположенными, что никак не получалось представить, как это точно должно выглядеть на нормальном живом теле. Все закончилось тем, что я принес в подвал увеличительное стекло и несколько книг, описывающих как големов, так и обычных животных. На эти книги в свое время я потратил кучу денег, чтобы сформировать более-менее приличную библиотеку. В связи с развитием знаний в области создания големов, местные ученые очень большое внимание уделяли строению тел животных, но совершенно игнорировали всякие технические вещи.

Выяснилось, что только у рыб встречается пять видов чешуи. Еще три вида – у рептилий, и столько же у млекопитающих. В конце концов я решил комбинировать различные подходы и смотреть, что получится. Сами по себе чешуйки экспериментальной кожи казались изумительно прочными, но взятые вместе они плохо держали удар стрелы. Имело смысл попробовать воссоздать разные виды сочленений и протестировать их.

Я начал с малого: поднялся наверх и поручил повару доставлять мне по одному экземпляру каждого вида рыб, поступающих на кухню. Крестьянские мальчишки, дети прислуги, получили задание найти несколько разных ящериц, змей и черепах. Я думал даже о том, что было бы неплохо раздобыть крокодила в качестве образца.

Когда наступил вечер, вернулись оба гонца с положительными вестями. Праст написал письмо, в котором крыл меня отборнейшей бранью, но в конце добавил, что на обмен Эмилии согласен. Проныра Понци живо интересовался, сколько еще времени пробудет виконт в гостях у Праста, и не хочу ли я взять их замок в осаду. Я, конечно, хотел, но сил для этого не было.

Кодекс гласил, что один землевладелец может напасть на другого только при наличии достаточных оснований, причем основания перечислялись: убийство родственника не на дуэли, самовольный захват земли, нападение на чужого вассала на его территории и тому подобные ужасные проступки. Выходило, что Понци мог открыть военные действия против виконта, только объ явив себя моим союзником, других причин у него не было.

Я по привычке, заимствованной у дядюшки Вилли, подготовил договор. Там говорилось, что наш союз исключительно временный и длится до победы над Прастом и Листом, а Понци получает те земли виконта, которые сумеет захватить.

Мой гонец с текстом договора отбыл, когда уже совсем стемнело. Я вышел во внутренний дворик и проверил, как идут дела в кузнях.

Стоял ветреный вечер. Тучи неслись так стремительно, что не успевали толком закрывать луну. Горн работал лишь в кузне, принадлежащей Мику, и выбрасывал яркие искры вместе с дымом, малозаметным на фоне туч и темного неба. Мик больше не ругал своего подмастерье. По словам кузнеца, тот проявлял изрядную старательность.

Гвоздарь Юлий, копошащийся в соседней кузне, тоже ни на что не жаловался. Он делал вид, что заботливо смазывает свои машины, хотя несколько секунд назад тайком прикладывался к какой-то бутылке, которую спрятал в солому, завидев меня.

– Расскажи-ка, как ты додумался до таких чудесных устройств, – я подошел вплотную к одной из машин, чтобы полюбоваться ровными шестеренками, цепляющимися одна за другую.

– Я ж уже рассказывал, господин барон! – Юлий не мог стоять ровно, он вечно сгибался как вопросительный знак.

– А ты еще расскажи.

Юлий скосил глаза на солому, в которой таилась бутылка.

– Ну… я думал о гвоздях, когда помогал своему брату строить дом. У нас их было мало. Гвозди ведь дорогие. Некоторые доски связывали веревками. Держалось плохо, господин барон. А я, когда порезался о проволоку, вдруг подумал, что из нее можно понаделать гвоздей…

Я кивал, изучая длинное лицо Юлия. Его рассказ постепенно пополнялся новыми деталями, а некоторые прежние подробности там уже не помещались. Кузен превратился в брата, крыша поменяла форму, откуда-то взялись веревки. Я старался запоминать все версии изобретения машины по изготовлению гвоздей.

– И что, ты нигде не учился?

– Меня дядька обучил грамоте. Он писарем был.

– А счету?

– Счету тоже. Я умею считать, господин барон!

– Молодец! – я не поскупился на похвалу, хотя раз от разу все меньше верил Юлию. Скоро придется взять его в оборот, чтобы узнать правду.