Страница 32 из 96
Нина Алексеевна решительно поднялась.
— Виктор Григорьевич, извините. Мы пригласили киномеханика на определенные часы. Я боюсь, мы просто не успеем…
— Хорошо, давайте сначала посмотрим кино, — сказал он и сел в первом ряду на свободное место, положив ногу на ногу, начал покачивать носком ботинка.
Но когда погас свет и застрекотал узкопленочный аппарат, В. Г. Дресвянникова вызвали в коридор. Там уже стояли Нина Алексеевна и Анна Федоровна.
— Я немножко отвлекся, — сказал он, улыбаясь, — извините, страсть коллекционера.
Нина Алексеевна закурила и, заговорив, стала пускать дым в сторону и смотрела в сторону.
— Это ничего. Интересно. Но немного, как бы это сказать… не по теме.
— Всю жизнь так живу… Не по теме.
— Вряд ли наши нежные девы поймут правильно, — сказала Анна Федоровна. — Лично мне интересно… Добавление к «Евгению Онегину» — это интересно. Но не могу я, Виктор Григорьевич, согласиться, хоть режьте, что альбомы наших дев представляют историко-литературный интерес.
— Да, да, — соглашался В. Г. Дресвянников. — Это все проблематично.
— Я вам скажу честно. — Нина Алексеевна стряхнула пепел в бумажку, свернутую коробочкой. — Я против этих альбомов. Была и буду! Они записывают туда всякую чепуху. А иногда, извините за выражение, и похабщину.
— Да, да, я знаю, — сказал В. Г. Дресвянников.
— Но тогда непонятно, зачем вы так говорили. Мы боремся с этими альбомчиками, анкетами…
— Живу не по теме, думаю не по теме. Но после фильма даю обещание держаться темы, честное слово.
Нина Алексеевна с сомнением посмотрела на него.
— Только вы, пожалуйста, не очень долго держите их после фильма. Им уроки надо готовить. И родители будут волноваться.
— Хорошо, хорошо, я понял.
Глава пятнадцатая
После фильма В. Г Дресвянников говорил только об экранизации пушкинских произведений — «Капитанской дочки» и «Дубровского». Потом девчонки задавали вопросы, он отвечал. Он любил отвечать на вопросы. Тут можно говорить не по теме. О чем спросили, о том и говорить. Но, воспользовавшись паузой, Анна Федоровна поднялась, поблагодарила его от имени школы, пожала руку. Все захлопали. В. Г. Дресвянников под аплодисменты вышел вместе с учительницами в коридор и уже в коридоре почувствовал, что обе женщины потеряли к нему интерес. Они его сопровождали в учительскую, идя не рядом с ним, а чуть впереди, а когда вошли в учительскую, разошлись в разные стороны, и он остался один перед шкафами, за которыми, он помнил, висела одежда. И он там тоже повесил свое пальто и шапку на вбитый в шкаф с тыльной стороны гвоздь. Но сейчас он не мог вспомнить, с какой стороны заходил за шкафы, и ему пришлось обратиться к молоденькой учительнице. Она его привела туда. В пыльном углу около батареи какая-то женщина, сидя на скрипящем стуле, переобувалась, натягивая с трудом на толстые ноги сапоги. Она недовольно покосилась. В. Г. Дресвянников накинул на шею шарф, не расправив его, натянул пальто и, не застегиваясь, держа шапку-пирожок в руках, вышел из-за шкафов. Он хотел попрощаться с учительницами. Но Анны Федоровны не было видно. А Нина Алексеевна стояла к нему спиной у дальней стены, разглядывала какой-то график, поправляя что-то в нем. В. Г. Дресвянников вышел в коридор и торопливо, спеша поскорее выбраться из школы, зашагал по коридору. С его оригинальными мыслями всегда было так. Он поражал воображение слушателей, пока они не замечали подмены. Его мысли и оригинальными-то были за счет подмены. Он незаметно в своих рассуждениях подменил школьные альбомчики с песенками «Мой дедушка разбойник» и «Чап-чап-чары» альбомом Смирновой-Россет, куда записывали свои стихи Пушкин, Плетнев, Вяземский, Лермонтов. Не то чтобы он делал это сознательно, по принципу — там альбом и тут альбом, там птица и тут птица; неважно, что там птица-орел, а тут птица-курица. Увлекся возможностью столкнуть учителей с тем, кого они больше всех «уважают» — с Пушкиным. «Вы ругаете альбомы девчонок за то, что рисуют сердце, пронзенное стрелой, цветочки… А Пушкин сказал: «В такой альбом, мои друзья, признаться, рад писать и я». Все!»
Сейчас В. Г. Дресвянников думал, что, вероятно, в признании Пушкина сказался его демократизм, любовь ко всему простому, народному. Но записывал-то свои стихи он в альбомы светских дам. Думая о том, что его оригинальные мысли об «альбомах нежных дев» не произвели на учительниц, по-видимому, никакого впечатления, В. Г. Дресвянников шел по улице, поглядывая исподлобья, враждебно на прохожих.
На пешеходном светофоре горела красным светом фигурка стоящего человека. В. Г. Дресвянников остановился. Мимо мчались автомобили, потом все сразу сбавили скорость. Загорелась фигурка зеленого человека. В. Г. Дресвянников ступил на проезжую часть, и тут его догнали девчонки.
— Виктор Григорьевич, извините, пожалуйста…
Он обернулся. Перед ним стояла девушка. Красный беретик, румяные от быстрого бега щеки, нежная бледность лица и большие светло-зеленые глаза — Лялька Киселева. В. Г. Дресвянников вернулся на тротуар, Лялька слегка отошла назад, уступая ему место на тротуаре. Она была в сером, широко расклешенном книзу пальто с большим круглым воротником, расстегнутым, несмотря на прохладную погоду. Губы, раскрытые для дыхания, она складывала на короткое мгновенье, проглатывая слова, а в паузах дышала, не закрывая рта. Лялька считалась слабенькой девочкой, не ходила на лыжах, не бегала, пропускала уроки физкультуры. Но тут ей пришлось бежать, потому что никто из девчонок не решался догнать В. Г. Дресвянникова, хотя всем хотелось с ним поговорить, спросить его о том, о чем они не решались спросить в школе при учителях.
— Понимаете… Мы лучше сами… Не надо через учителей… альбомы…
Подбежали другие девчонки,
— Вы знаете, какие они, — сказала Маржалета про учителей и махнула рукой.
— «Анкеты» вы собираете? — опять спросила Светка Пономарева.
Ее голос заглушили более громкие, более напористые голоса:
— Учителям отдашь, они потом начнут…
— Прорабатывать будут, нотации читать.
— Виктор Григорьевич, а правда, что Высоцкий женился на Марине Влади?
Девчонки его окружили, задавали ему вопросы наперебой. Он успевал выслушивать их, но не успевал отвечать. Он улыбался, вертел головой, потом сказал:
— Пойдемте, а то мы мешаем.
Они действительно загораживали пешеходную дорожку, и, чтобы не мешать, В. Г. Дресвянников двинулся вдоль улицы, окруженный девчонками. Алена тоже была здесь. Ей хотелось поговорить с критиком и искусствоведом о стихах. Она решила отдать ему свой «Бом-бом-альбом» и свои стихи, чтобы он сказал: сто́ит ей писать или нет? Конечно, она знала сама — сто́ит. Писать она будет! Но хотелось, чтобы это же самое ей сказал критик. Алена заходила и с левой, и с правой стороны, но перевести разговор на литературу ей не удавалось. Маржалета и Лялька Киселева завладели вниманием критика, и еще мешали очень сильно своими глупыми вопросами две девчонки из 8 «А» — Петрушина и Маташкова.
— Виктор Григорьевич, а на ком женат Тихонов?
— Виктор Григорьевич, а что сейчас делает Соломин?
В. Г. Дресвянников знал личную жизнь актеров отчасти тоже так, по слухам, но по слухам более достоверным, поскольку был все-таки связан и с областным клубом любителей кино, и с областным управлением кинофикации. На улице он отвечал на вопросы не бубня, как в школе, а более энергично, даже с некоторым задором. Каждый свой ответ сопровождал жестом. Спросила Лялька про Высоцкого, В. Г. Дресвянников, отвечая, положил ей руку на плечо и так шел, держа руку на плече, пока длился ответ. Удивилась Маржалета тому, что Высоцкий жил в Москве, а Марина Влади в Париже, В. Г. Дресвянников стал объяснять ей, взял за локоть, потом погладил плечо, снял пылинку с груди, выпирающей у Маржалеты даже сквозь пальто. Все это такими летучими машинальными движениями, бережно, внимательно.
— Виктор Григорьевич, вы куда сейчас идете? Вы где живете? Мы вам принесем альбомы домой.