Страница 81 из 87
Харрисон решил обойтись без второго издания и удовольствоваться своим succes d'estime [32]. Все его родственники были в восторге, и он почти сразу же принялся за повесть. Однако среди друзей Харрисона был один гениальный человек, и этот гений прислал ему следующее письмо:
«Я не представлял себе, что вы можете так писать. Разумеется, дорогой мой, рассказы ваши сыроваты; да, в этом не приходится сомневаться, они еще сыроваты. Но у вас много времени впереди. Вы молоды, и я вижу — у вас есть способности. Приезжайте, потолкуем о ваших планах».
Получив это приглашение, Харрисон не стал долго раздумывать и поехал. Сидя с ним в летний день за графином красного вина, гениальный человек объяснил, почему его рассказы «сыроваты».
— Они дают ощущение внешнего драматизма, — сказал он, — но драматизма подлинного, психологического в них нет.
Харрисон показал ему рецензии. На другой день он с чувством некоторой обиды покинул гениального человека. Однако через несколько недель обида рассеялась, и слова гениального человека начали приносить плоды. На исходе второго месяца Харрисон написал ему:
«Вы совершенно правы, рассказы сыроваты. Но теперь, по-моему, я на верном пути».
Прошел еще год, и, раза два показав рукопись гениальному человеку, Харрисон закончил вторую книгу под названием «Джон Эндекотт». К этому времени он перестал уже говорить о своих «трудах» и стал называть их «писаниной».
Он послал повесть издателю с просьбой напечатать ее и выплатить ему гонорар. Ответ последовал несколько позднее, чем обычно. Издатель писал, что, по его мнению (мнению профана), «Джон Эндекотт» не вполне оправдал большие ожидания, вызванные первой, столь много обещавшей книгой мистера Харрисона; и, чтобы показать свое полное беспристрастие, он вложил в письмо выдержку из «отзыва рецензента», где утверждалось, что мистер Харрисон «сел между двух стульев и не послужит своей книгой ни искусству, ни английскому читателю». А потому он, издатель, скрепя сердце пришел к выводу, что при существующих неблагоприятных условиях сбыта он мог бы пойти на риск лишь в том случае, если бы мистер Харрисон обязался возместить все расходы.
Харрисон рассердился и ответил, что не может взять на себя такое обязательство. Издатель вернул рукопись и написал, что, по его мнению (мнению профана), мистер Харрисон пошел по ложному пути, о чем он, издатель, весьма сожалеет, ибо он очень высоко ценил те приятные отношения, которые с самого начала сложились между ними.
Харрисон послал книгу издателю помоложе, и тот принял ее с условием, что выплатит авторский гонорар после продажи книги. Книга вышла.
Недели три спустя Харрисон начал получать рецензии. Они были разноречивы. В одной его упрекали за то, что сюжет примитивен, в другой, по счастью пришедшей с той же почтой, — за то, что сюжет излишне замысловат. И во всех отзывах сквозило сожаление, что автор «Звездного пути» не оправдал надежд, которые пробудил своей первой книгой, — ведь тогда казалось, что он поистине будет радовать читателей. Этот натиск поверг бы Харрисона в уныние, не получи он письма от гениального человека, которое гласило:
«Дорогой мой, вы себе не представляете, как я рад. Теперь больше, чем когда-либо, я убежден, что в Вас есть искра божия».
Харрисон тут же сел за третью книгу.
Из-за злополучного условия, что авторский гонорар выплачивается не сразу, Харрисон за вторую книгу ничего не получил. Издатель продал триста экземпляров. За то время, пока Харрисон писал третью книгу (полтора года), гениальный человек познакомил его с неким критиком, сказав при этом:
— Можете положиться на его мнение, у него глаз безошибочно верный.
А критику он сказал так:
— Поверьте мне, у этого малого есть способности.
Критику понравился Харрисон, который, как уже говорилось, отличался общительным и добродушным нравом.
Закончив третью книгу, Харрисон назвал ее «Лето» и посвятил гениальному человеку.
«Дорогой мой, — ответил ему гениальный человек, когда получил экземпляр рукописи, — книга хороша! К этому нечего прибавить — она по-настоящему хороша! Я читал ее с неописуемым наслаждением».
В тот же день Харрисон получил письмо и от критика. Он писал: «Да, это, несомненно, шаг вперед. Еще не шедевр, но, тем не менее, большой шаг вперед!»
Харрисон воодушевился еще больше. Тот же издатель выпустил его книгу и продал целых две сотни экземпляров; однако в письме к Харрисону он довольно уныло сообщал, что спрос на книгу, кажется, «почти иссяк». Сравнения не всегда приятны, поэтому Харрисон старался не вспоминать, как раскупали его «Звездный путь», которым он доказал, что способен «угодить читателям». Он уже всерьез начал подумывать о том, чтобы отказаться от всяких других доходов и зажить подлинно литературной жизнью. Рецензий на сей раз было немного, и он приступил к четвертой книге.
Два года потратил он на этот труд и, дав ему название «Заблудший», посвятил критику. Один экземпляр книги он послал в подарок гениальному человеку, и тот не замедлил ответить:
«Дорогой мой, это поразительно, просто поразительно, какие Вы делаете успехи! Никому бы и в голову не пришло, что Вы — тот самый человек, который написал «Звездный путь»; и все же я горжусь тем, что даже по первой Вашей книге угадал в Вас талант. Хотел бы я сам так писать! «Заблудший» изумительно хорош!»
Гениальный человек написал все это совершенно искренне после того, как прочел первые шесть глав книги. Надо вам сказать, что он так и не дочитал ее до конца, ощутив страшную усталость, словно сочинение Харрисона отняло у него все силы, — и, однако, он всегда повторял, что книга эта «изумительно хороша», будто и впрямь одолел ее до последней страницы.
Другой экземпляр Харрисон послал критику, и тот откликнулся очень теплым письмом, в котором уверял, что наконец-то он, Харрисон, «достиг вершины».
«Это шедевр, — писал он. — Вряд ли Вам удастся создать что-либо лучшее… Горячо поздравляю».
Не теряя времени, Харрисон взялся за пятую книгу.
Он трудился над этим новым произведением больше трех лет и назвал его «Паломничество». Добиться издания книги было нелегко. Через два дня после того, как она вышла в свет, критик написал Харрисону:
«Не могу выразить, как высоко я ценю Вашу новую книгу. Мне кажется, она сильнее, чем «Заблудший», да и оригинальнее. Пожалуй, она слишком… Я еще не дочитал ее, но решил написать Вам, не откладывая».
По правде говоря, критик книгу так и не дочитал. Он не мог…. Она была слишком… Жене своей он, однако, сказал, что это «изумительная вещь», и ее заставил прочитать книгу.
Гениальный человек между тем прислал телеграмму:
«Собираюсь писать Вам о Вашей книге. Безусловно, напишу, но сейчас у меня «прострел», и он не дает мне взять в руки перо».
Харрисон так и не получил обещанного письма, но критику гениальный человек написал: «Вы в состоянии читать эту книгу? Я нет. Автор уж слишком намудрил».
Харрисон ликовал. Его новому издателю было не до ликования. Он писал, что книгу никто не покупает и мистеру Харрисону следует подумать о том, что он делает, иначе он утомит своих читателей. К письму прилагалась единственная рецензия, в которой среди других замечаний было и такое: «Может быть, эта книга и высокохудожественна. Но не чересчур ли? Нам она показалась скучной».
Харрисон уехал за границу и начал писать шестую книгу. Он назвал ее «Совершенство» и трудился над ней, живя в полном одиночестве, словно отшельник: впервые работа давала ему такое удовлетворение. Он писал, как говорится, кровью сердца, с каким-то почти мучительным наслаждением. И часто улыбался про себя, вспоминая, как первой своей книгой «порадовал читателей» и как о его четвертой книге критик сказал: «Это шедевр. Вряд ли Вам удастся создать что-либо лучшее». Как далеко он шагнул! О! Эта книга действительно совершенство, о каком можно только мечтать.
Спустя некоторое время Харрисон вернулся в Англию и снял домик в Хэмпстеде. Здесь он закончил свою книгу. На другой день он взял рукопись и, отыскав на вершине холма уединенное местечко, лег на траву, готовясь спокойно все перечитать. Он прочел три главы, отложил рукопись и сел, подпирая голову руками.