Страница 110 из 125
— Что-нибудь поломано?
— Нет, сэр. Крыло цело. Кажется, мы здорово ее двинули.
— Я спрашиваю про свинью,
Шофер тронул свинью кончиком башмака. Она завизжала, а Сомс вздрогнул. Какой бестолковый парень! Ведь могут услышать! Но как узнать, цела ли свинья, если не прикасаться к ней? Он подошел ближе, увидел, что свинья на него смотрит, и почувствовал сострадание. Что если у нее сломана нога? Снова шофер ткнул ее башмаком. Свинья жалобно завизжала, с трудом поднялась и, хрюкая, рысцой побежала прочь, Сомс поспешил сесть в автомобиль.
— Поезжайте! — сказал он.
Свиньи! Ни о чем не думают, только о себе; да и хозяева их хороши вечно ругают автомобили. И кто знает, может быть, они правы! Сомсу почудилось, что внизу у его ног блестят свиные глазки. Не завести ли ему свиней, теперь, когда он купил этот луг на другом берегу реки? Есть сало своих собственных свиней, коптить окорока! В конце концов это было бы неплохо. Чистые свиньи, прекрасно откормленные! И старик Фоггарт говорит, что Англия должна кормить самое себя и ни от кого не зависеть, если снова разразится война… Он потянул носом: пахнет печеным хлебом. Рэдинг — как быстро доехали! Хоть печенье в Англии свое! Поедать то, что производят другие страны, даже неприятно — точно из милости кормят! Есть в Англии и мясо, и пшеница; а что касается годного для еды картофеля, то его нигде, кроме как в Англии, не найти — ни в Италии, ни во Франции, Вот теперь хотят снова торговать с Россией, Эти большевики ненавидят Англию, Есть их хлеб и яйца, покупать их сало и кожи? Недостойно!
Автомобиль круто повернул, и Сомса швырнуло на подушки. Вечно этот Ригз гонит на поворотах! Деревенская церковь — старенькая, с коротким шпилем — вся обросла мхом; такую церковь увидишь только в Англии: могилы, полустертые надписи, тисы. И Сомс подумал: когда-нибудь и его похоронят. Быть может, здесь. Ничего вычурного не нужно. Простой камень, на камне только его имя: «Сомс Форсайт», — как та могила в Хайгете, на которой он тогда сидел. Незачем писать: «Здесь покоится», — конечно покоится! Ставить ли крест? Должно быть, поставят, хочет он того или нет. Он бы предпочел лежать где-нибудь в сторонке, подальше от людей; а над могилой яблоня. Чем реже о нем будут вспоминать, тем лучше. Вот только Флер… а ей некогда будет думать о нем!
Автомобиль спустился с последнего невысокого холма к реке. Сквозь листву тополей мелькнула темная вода. Словно струилась, таясь, душа Англии. Автомобиль свернул в аллею и остановился у подъезда. Не стоит пока говорить Аннет, что дело передано в суд, — она не поймет его состояния, нет у нее нервов!
IV ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ
Было решено, что Марджори Феррар венчается в первый день пасхального перерыва [58]; медовый месяц проводит в Лугано; приданое заказывает в ателье Клотильд; жить будет на Итон-сквер; на булавки будет получать две тысячи фунтов в год; кого она любит — решено не было. Получив по телефону приглашение позавтракать у лорда Шропшир, она удивилась. Что это ему вздумалось?
Однако на следующее утро в пять минут десятого она входила в покои предков, оставив дома нетронутыми почти всю пудру и грим. Быть может, дед неодобрительно относится к предстоящей свадьбе? Или же хочет подарить бабушкины кружева, которые годны только для музея?
Маркиз сидел перед электрическим камином и читал газету. Когда вошла Марджори, он зорко на нее посмотрел.
— Ну что, Марджори? Сядем к столу, или ты предпочитаешь завтракать стоя? Вот каша, рыба, омлет. А-а, есть и грейпфруты — очень приятно! Ну-ка, разливай кофе!
— Что вам предложить, дедушка?
— Благодарю, я возьму всего понемножку. Итак, ты выходишь замуж. Хорошая партия?
— Да, говорят.
— Я слышал, он член парламента. Не можешь ли ты заинтересовать его этим биллем Парсхэма об электрификации?
— О да! Он сам увлекается электрификацией.
— Умный человек. Кажется, у него есть какие-то заводы? Они электрифицированы?
— Должно быть.
Маркиз снова на нее посмотрел.
— Ты понятия об этом не имеешь, — сказал он. — Но выглядишь ты прелестно. Что это за дело о дифамации?
Ах, вот оно что! Дед всегда все знает. Ничто от него не укроется.
— Вряд ли это вас заинтересует, дедушка.
— Ошибаешься. Мой отец и старый сэр Лоренс Монт были большими друзьями. Неужели ты хочешь перемывать белье на людях?
— Я не хочу.
— Но ведь ты истица?
— Да.
— На что же ты жалуешься?
— Они плохо обо мне отзывались.
— Кто?
— Флер Монт и ее отец.
— А, родственники этого чаеторговца. Что же они говорили?
— Что я понятия не имею о нравственности.
— А ты имеешь?
— Такое же, как и все.
— Что еще?
— Что я — змея.
— Вот это мне не нравится. Почему же они это сказали?
— Они слышали, как я назвала ее выскочкой. А она действительно выскочка.
Покончив с грейпфрутом, маркиз поставил ногу на стул, локоть на колено, оперся подбородком о ладонь и сказал:
— В наше время, Марджори, никакой божественной преграды между нашим сословием и другими нет; но все же мы — символ чего-то. Не следует об этом забывать.
Она сидела притихшая. Дедушку все уважают, даже ее отец, с которым он не разговаривает. Но чтобы тебя называли символом — нет, это уж слишком скучно! Легко говорить дедушке в его возрасте, когда у него нет никаких соблазнов! И потом, по воле хваленых английских законов, она-то ведь не носит титула. Правда, как дочь лорда Чарльза и леди Урсулы она не любит, чтобы ею распоряжались, но никогда она не хвасталась, всегда хотела, чтобы в ней видели просто дочь богемы. Да, в конце концов она действительно символ — символ всего нескучного, немещанского.
— Я пробовала помириться, дедушка, она не захотела.
Налить вам кофе?
— Да, налей. Скажи мне, а ты счастлива?
Марджори Феррар передала ему чашку.
— Нет. А кто счастлив?
— Я слышал, ты будешь очень богата, — продолжал маркиз. — Богатство дает власть, а ее стоит использовать правильно, Марджори. Он — шотландец, не так ли? Он тебе нравится?
Снова он зорко на нее посмотрел.
— Иногда.
— Понимаю. У тебя волосы рыжие, будь осторожна.
Где вы будете жить?
— На Итон-сквер. И в Шотландии у него есть имение.
— Электрифицируйте ваши кухни. Я у себя здесь электрифицировал. Это прекрасно действует на настроение кухарки, и кормят меня прилично. Но вернемся к вопросу о дифамации. Не можете ли вы обе выразить сожаление? Зачем набивать карманы адвокатов?
— Она не хочет извиниться первая, я тоже не хочу.
Маркиз допил кофе.
— В таком случае, что же вам мешает договориться? Я не хочу огласки, Марджори. Каждый великосветский скандал забивает новый гвоздь в крышку нашего гроба.
— Если хотите, я поговорю с Алеком.
— Поговори. У него волосы рыжие?
— Нет, черные.
— А! Что подарить тебе на свадьбу? Кружева?
— Нет, дедушка, только не кружева! Никто их не носит.
Маркиз склонил голову набок и посмотрел на нее, словно хотел сказать: «Никак не могу отделаться от этих кружев».
— Может быть, подарить тебе угольную шахту? Со временем она будет приносить доход, если ее электрифицировать.
Марджори засмеялась.
— Я знаю, что у вас материальные затруднения, дедушка, но право же, шахта мне не нужна: это требует больших расходов. Дайте мне ваше благословение, вот и все.
— Может быть, мне заняться продажей благословений? — сказал маркиз. Твой дядя Дэнджерфилд увлекся сельским хозяйством; он меня разоряет. Вот если бы он выращивал пшеницу с помощью электричества, тогда бы это могло окупиться. Ну, если ты уже позавтракала, ступай. Мне надо работать.
Марджори Феррар, которая только начала завтракать, встала и пожала ему руку. Славный старик, но всегда так спешит…
В тот вечер она была в театре, и Мак-Гаун рассказал ей о визите Сомса. Марджори Феррар воспользовалась удобным случаем.
— О боже! Почему вы не покончили с этим делом, Алек? Неприятная история И мой дед недоволен.