Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 17

…За поселком Кызыл-Туу автобус свернул в узкий, глубокий и короткий отщелок с глинистыми обрывами. После затяжного подъёма, надрывистого гудения и головокружительного крена он свернул на широкий водораздел Ходжа-Аты – Афлатуна, проходящий здесь, на высоте около 1500 м, затем стремительно, почти беззвучно, мягко подпрыгивая и напоследок одарив нас радостными переживаниями внезапно возникших ощущений невесомости, скатился на пологую низину, украшенную густыми тёмно-синими клумбами узколистной перовский, блестяще-желтыми газонами таволголистного тысячелистника (Achillea filipendulina), едва заметно цветущими, дымчато-зелеными плантациями василька цепкого (Centaurea squarrosa). После нескольких виражей мы остановились в широкой кочковатой лощине.

Если рассматривать карту, можно заметить, что обширная местность пересекается добрым десятком похожих друг на друга широких лощин, над которыми возвышались разной крутизны холмы в виде вершин и седловин, вытянутых вдоль этих лощин водоразделов. И растительность состояла из трех основных разностей, четко отражая три главные особенности рельефа. Северные экспозиции холмов и пологие днища лощин покрыты лугами из ежи сборной (Dactylis glomerata). Среди ежи – зверобой, штокроза, тысячелистник (Achillea millefolium), щавель Паульсена (Rumex paulsenianus), виды регнерий (Elymus), полевица гигантская (Agrostis gigantea), мятлик боровой (Роа nemoralis). Здесь масса зонтичных, в том числе изящная и странно пахнущая, с желтыми цветами галагания ферганская (Galagania ferganensis), белые, словно ситцевые зонтики многочисленной скалигерии – ныне, благодаря трудам Евгения Клюйкова, элеостикта алайская (Elaeostica alaica). По краю ежевых зарослей – овсюг (Avena trichophylla), лентоостник шероховатый, горчак розовый (Acroptilon repens) – местами плотными пятнами. Южные экспозиции, вершины холмов и крутые участки покрыты бородачевыми сообществами. В числе видов здесь тонколистная осока (Carex stenophylloides), мятлик луковичный, перовския, вьюнок ложнокатабрийский, лук мотор (Allium motor), мелкоцветковая душица, люцерна пырейниковая, цмин самаркандский (Helichrysum maracandicum), последнего – лекарственного среднеазиатского бессмертника – было много. Ярко-желтые его головки расцвечивали не очень пышную зелень. У подножия холмов формировались резкие границы ежевых и бородачевых сообществ. Они тянулись изолиниями, вдоль изгибов ландшафта, четко разграничивали две названные разности и лишний раз почешешь затылок, размышляя над этой вечной категорией – границей. Её придумали не люди. На отдельных участках лощин, реже по сазоватым склонам, небольшими островками виднелись невысокие густые заросли, состоящие из нескольких видов ив, шиповников, барбариса, экзохорды и облепихи.

Бассейн реки Кара-Суу. Горы Бозбу-Тау. Am-Ойнокский хребет.

Косили, главным образом, ежевые луга и почти не трогали бородачевники, может быть, вследствие того, что бородач формирует здесь плотный низкий ярус из листьев, высотой всего 8-12 см. Эти листья почти не срезались косилкой, а срезанные генеративные 35-40-сантиметровые стебли были редки, легки, тонки и, несмотря на распущенные шелковистые кисточки будущих соплодий, не давали желаемого урожая. Сена из бородача было мало, и его не трогали. Наличие кошар и высокая засоренность бородачевников свидетельствовали о том, что они служили зимне-осенними пастбищами. Мы видим местами изобилие колючих, железистых и пушистых трав, таких как астрагал Сиверса (Astragalus sieversianus), сафлор остроконечный, кузиния Краузе, низенькие шиповники, а так же ядовитый, как мне сказали, вид горчака (Acroptilon repens) – растения из семейства сложноцветных, от которого страдает скот. Все они, во многом, – пастбищные сорняки и не встречаются в таком обилии ни в Сары-Челеке, ни в Джанги-Джоле.

Высокие, до 80-120 см, толстые, облиственные, тяжеловесные стебли ежи, формировали густой травостой по лощинам, по пологим северным экспозициям, и по увлажненным участкам южных. Срезанные, они очень быстро подсыхали. Достаточно два-три часа, чтобы сено превратилось в сухую, ломающуюся массу, и начинало терять свои полезные качества.

…Работали рано поутру. Солнце не заставляло себя ждать. Оно появлялось на горизонте красным, раскалённым шаром, быстро поднималось выше, на небосклон, становилось невыносимо жарко и душно… Колючее, ломкое, непахнущее среднеазиатское сено… Кто работал с ним, вряд ли еще раз захочет это повторить. Мы сгребаем его в валки, из валков складываем копны. Я поднимаю навильник за навильником, несу метров 30-40. Пот обливает лоб, растекается по бровям, по щекам, заливает глаза, орошает шею, спину. Частицы листьев, стеблей, семян и растительная пыль шлейфом летят над землей, прилипают к шее, к животу, попадают за ворот, раздражают кожу. Зудят ноги, зудят, горят грудь, шея…, я исцарапал всё до крови, которая вместе с потом и растительной грязью струйками стекает вниз, но, не в силах сдержаться, продолжаю царапаться, едва сдерживая только прилагаемое усилие, чтобы не вонзить ногти ещё глубже под кожу.

Часам к одиннадцати работу заканчиваем, возвращаемся к стойбищу. Я увидел две длинные каменные кошары, очень приличные снаружи. Внутри они были усыпаны бараньим пометом, который никогда не убирался, и находиться в них было невозможно, из-за резкого характерного запаха от этих куч. Кроме того, здесь же было устроено отхожее место и для людей. Между кошарами – домик. Рядом с домиком образовалось голое пространство, если не считать небольшого огородика и палатки. Огородик был только намерением, в нем ничего не росло. В палатке были тесно разложены постели. Возле домика, на солнце – небольшая скамейка, несколько табуреток. На земле две доски, заменяющие стол. Все садились, или ложились по-восточному, кругом, у этого стола, на который вскоре ставили большую чашу или тазик с традиционным кушаньем. Наиболее частым кушаньем киргизов была «ятола». Это смесь варёного риса или вермишели с простоквашей, айраном – еда, к которой я в полной мере так и не смог привыкнуть. Ели молча, брали эту густоватую массу ложками и с хлебом отправляли в рот. Иногда подшучивали друг над другом, шутили и над нами, что-то рассказывали, смеялись. Разговоры шли по-киргизски, временами переходили на русский, но и в первом случае мы получали необходимое разъяснение. Вот так выглядели простые, уставшие киргизы, от которых я никогда не услышал обидного слова…

В домике, вдоль стен на полу и в палатке, разложены матрасы. На них ложился любой, кто желал. Я видел отдыхающих здесь людей, голые пятки которых щекотали многочисленные мухи. Промасленный, на чернеющей подставке стоял облепленный мухами сепаратор. Перегоняли молоко, вылавливая упавших туда мух черпачком и выплескивали вместе с молоком в окно. Заглянул в дверь и увидел посреди комнаты несколько булок хлеба, неприкрытых, облепленных теми же мухами. Не веселое, даже гнетущее впечатление, создавало место нашего отдыха и ночлега. Я быстро уставал, из-за того, что негде посидеть или полежать[11]. Везде нечистая, оплеванная, облитая пищей земля. Клубилась пыль на вытоптанной овцами, пересохшей почве. Ни деревца. Нещадно печет солнце, от которого негде укрыться – и мухи, мухи, упорно липли к лицу. Высмотрев, вдалеке, одиночный, растущий на водоразделе абрикос, мы направлялись к нему. Вершина холма обеспечивала ветерком, крона дерева прикрывала от солнца, Под абрикосом масса спелых, упавших плодов, а в ветвях – более кислых, зеленоватых…





Вернёмся в Бозбу-Тау. Если мы пройдем по сухой степи, значительное многокилометровое расстояние, побываем в разных местах крупнейшего в Средней Азии бородачевого массива, нам бросится в глаза характерная его особенность: в четкий отлаженный сезонный ритм сообщества вносится разногласица, в то же время чрезвычайно гармонирующая с общим ходом этого ритма. Последняя часть противоречивой фразы отражает, конечно, личное впечатление. Почти все перечисленные виды, в том числе и сам эдификатор, с середины августа стоят бурыми или желтыми. На этом желтом фоне выделяются сочно-зеленые ассектаторы[12] местных бородачевых сообществ – тростник южный, гобелия лисохвостная, люцерна пырейниковая. На отдельных участках к ним подмешивается узкоэндемичное растение – жабрица одностебельная (Seseli unicaule)[13], достигающая более 2 м высоты. Во время нашей работы в Джанги-Джоле, она находилась в фазе бутонизации и массового цветения. В ряде мест её обилие становилось настолько значительным, что над густым желтым покровом бородача формировался зеленый ярус из тростника и жабрицы, в то же время он не закрывал нижние ярусы, был прозрачен и декоративен. В Сары-Челеке её заменяет другой вид – жабрица исполинская (S. giganteum) – раскидистое высокое зонтичное, имеющее не менее экзотический облик и призванное участвовать в формировании верхнего яруса, минимально затеняя нижний. Розетки листьев у неё 10-12 см высотой, плотные. Раскидистые, тонкие, прутьевидные, но прочные ветви безлистные, на концах – небольшие, до 1-2 см, зонтики, как бы висят в свободном пространстве, над сомкнутым пологом бородача. Мы видели по бородачевникам, в ряде мест и по склонам, примыкающим к дорогам, по камням, осыпям, галечникам, в интервале высот от 1100 до 1300 м, целые заросли этой почти фантастической жабрицы. В некотором отношении её можно считать первопроходцем новых, не заселенных другими растениями территорий. Мы видели широкую осыпь от новой дороги, полностью ею заросшую. Розетки листьев были сомкнутые, всего 10-12 см высотой, а рыхлый верхний ярус (до 1,5-2 м), был сформирован из её светло-зеленых, тонких раскидистых ветвей. Как и жабрица одностебельная, жабрица исполинская зацветает очень поздно, а созревших семян иной раз, невозможно дождаться до снега. Там же встречается ассектатор Сары-Челекских бородачевников, очень декоративный астрагал Краузовского (Astragalus krauseanus) также до глубокой осени сохраняющий зеленую раскраску листьев, вегетирующий в зимнее время и даже нередко вторично зацветающий в сентябре-октябре. Какую роль выполняют эти растения в сухих степях? Кто они? Почему их фенологический ритм сдвинут к осени, не совпадает с основной массой растений, среди которых они встречаются практически везде? По бородачевому травостою на высоте 1020 м мы вышли на каменистые участки. Они видны повсеместно и как бы опоясывали склоны в горизонтальном протяжении. Это выходы коренных пород, торчащие из лёссового слоя. Среди камней – кустарники, до 0,2-0,4 м высотой, принадлежащие вишне тяныпаньской и спирее зверобоелистной. При полном преобладании бородача, в травостое выделялись обилием лентоостник шероховатый, костер острозубый, тимофеевка метельчатая, полевичка малая (Eragrostis minor), полынь обильная, жабник пирамидальный (Filago pyramidata), полынь ферганская, хруплявник многолетний (Pofycnemum регеппе), песчанка тимьянолистная (Arenaria leptoclados), зверобой шероховатый (Hypericum scabrum), бурачек пушистоплодный (Alyssum dasycarpum).

11

Следует заметить, справедливости ради, что жизнь без элементарных удобств – следствие повсеместной бесхозяйственности и отсутствия элементарной культуры, что у нас, в оправдание, любят называть неприхотливостью. Неприхотливость и нищета – разные понятия. Если установить лавки, навесы – они будут тут же разворованы или просто поломаны случайным «прохожим».

12

Ассектаторы – геоботанический термин, обозначающий характерные, постоянно встречающиеся в пределах данного сообщества, виды растений.

13

С этими жабрицами, а так же с ферулами связано развитие гусениц некоторых видов редких бабочек. В горах Бозбу-Тау встречается жабрица синеголовниковая – узкоэндемичная и декоративная, растущая среди скал, растение из семейства зонтичных.